Изменить стиль страницы

Глава I Трагедия на Бримли-бай-Боу

В тот августовский вечер Каюмарц Анклесариа, закончив работу в гараже, как обычно, возвращался домой на метро. В Лондоне подземка — транспорт, пожалуй, самый быстрый. Хотя, пока до своей станции доедешь, успеешь передумать о многом. Вот он и думал.

Да, ему, 45-летнему человеку, выходцу из Азии, давно перебравшемуся в Англию, можно считать, повезло. Такое отличное место, как должность автомеханика, — это шанс, который выпадает далеко не каждому. А он, человек с кожей оливкового цвета, должен быть счастлив вдвойне. Ведь таких, как он, на работу принимают последними, а выгоняют первыми. И Каюмарц подумал, какой он все же везучий человек.

Такими или же примерно такими мыслями был занят Анклесариа — об этом можно лишь гадать, поскольку корреспондент газеты «Гардиан», поведавший о канве этой истории1, и сам не мог знать о них. Почему? Для ответа на этот вопрос нам надо вернуться в лондонское метро.

…Вагон подземки дернулся — поезд, миновав очередную станцию, начинал набирать ход.

Это дало мыслям Каюмарца новое направление. Скоро вносить плату за квартиру. Он прикинул другие предстоящие расходы. Получалось, что от зарплаты кое-что останется. Все же хорошее у него место в гараже и вообще все неплохо, подумал он. И от этой мысли на губах его появилась легкая улыбка.

Он улыбнулся, и это было последнее, что он сделал в этой жизни. Его улыбка вывела из себя другого пассажира—20-летнего Джона Тилла, который вместе с двумя приятелями ехал в том же вагоне и уже давно бросал косые взгляды на Каюмарца. «Проучить бы этого паршивого иммигранта», — процедил он дружкам. «Вот и давай, проучи. Продемонстрируй, чему тебя в твоем клубе научили. Да гляди, он же смеется над нами!» — подлил масла в огонь один из приятелей.

И Джон не подкачал, не уронил себя в глазах друзей. Позволить насмехаться над собой какой-то образине? Ну уж, нет. Отточенным приемом — страшным ударом ногой в голову Джон сбил Каюмарца на пол вагона. Недаром на тренировках Джона хвалили — удар удался, смерть наступила почти сразу.

Здесь же, на станции Бримли-бай-Боу, его арестовали лондонские «бобби». «Делать, что ли, им нечего, — подумал Джон, когда его вели под локти. — Зачем только огород городить из-за какого-то черномазого…»

Видимо, примерно так же рассуждал судья Коумин, когда выносил приговор убийце темнокожего человека: два года тюрьмы «за неумышленное убийство». Однако адвокатов и это не устроило. Они отыскали некий параграф, согласно которому английский закон предписывает лицам до 21 года, признанным виновными в непреднамеренном убийстве, выносить два вида приговоров— шестимесячное либо же трехлетнее тюремное заключение. Увидев этот параграф, судья Коумин схватился за голову: как он мог допустить подобную ошибку и вынести столь суровый приговор за такое, в сущности незначительное правонарушение. Конечно же сократить срок до шести месяцев.

Мысль о том, чтобы приговорить 20-летнего убийцу хотя бы к узаконенному трехлетнему сроку, судье, по-видимому, в голову не пришла. Поскольку же к моменту вынесения нового вердикта Тилл уже пребывал под стражей полгода, он и был благополучно отпущен на волю. Получив тем самым возможность продолжать совершенствовать свое смертоносное мастерство в клубе карате и применять его на практике, если какой-нибудь паршивый черномазый вновь оскорбит его…

История эта говорит о многом.

Ведь произошла она не где-нибудь в южных штатах Америки и не в 50-е годы, а в британской столице, и совсем недавно — суд вынес окончательное решение, когда шел отсчет уже девятого десятилетия XX века. Произошла эта история там, где так любят поучать другие страны и народы относительно того, как следует трактовать понятие «права человека», как эти права надобно блюсти и оберегать. О том же, как в самом Лондоне рассматривают это понятие, говорит хотя бы «человеколюбивый» вердикт, позволивший убийце разгуливать на свободе.

Или сам факт хладнокровного и вроде бы немотивированного убийства — он свидетельствует: расизм, ненависть к темнокожим иммигрантам пускают все более глубокие корни на Британских островах.

Во время одной из манифестаций темнокожих иммигрантов в Лондоне демонстранты несли транспарант со словами: «Мы здесь, потому что вы были там». Слово «вы» было при этом подчеркнуто жирной линией. И неспроста.

Еще относительно недавно значительная часть земной суши на географических картах была выкрашена в зеленый цвет — колонии, полуколонии, доминионы Великобритании. Британская империя охватывала гигантскую территорию в 34 миллиона квадратных километров. «Корона» вершила судьбы сотен миллионов людей. Захватив над ними власть силой оружия, колонизаторы действовали затем в точном соответствии с законами капитализма: нещадно эксплуатировали их ради святая святых мира чистогана — прибыли. Доходы вывозились в метрополию, а «туземцам» взамен подсовывались рассуждения о «бремени цивилизаторской миссии», которое вынужден нести «белый человек», бескорыстно пекущийся-де лишь об их, туземцев, благоденствии и приобщающий их к «благам цивилизации». Фиговым листком фарисейства Лондон усердно старался прикрыть алчность британских финансовых тузов.

Этой показной заботой проникнут принятый в 1914 году закон о британском гражданстве. Согласно ему — в интерпретации Лондона, — для всех жителей империи якобы «открывались все двери в Англии»2. На деле же этот закон никаких перемен в систему взаимоотношений метрополии с ее колониальными владениями практически не внес.

Несколько иной характер носил принятый в 1948 году новый закон — закон о британской национальности. Он провозглашал жителей стран Британского содружества одновременно гражданами «Соединенного Королевства и колоний». По мнению некоторых специалистов, он преследовал цель покрепче привязать к Лондону его владения. Такую точку зрения высказывает, в частности, американский журнал «Тайм». Заметим, кстати, что, вторя лондонским политиканам, заокеанский еженедельник усматривает в их действиях благородные мотивы: новый закон был принят якобы и чтобы «отблагодарить» жителей зависимых территорий за мужество, проявленное ими в годы борьбы с фашизмом, когда они сражались под британским «Юнион Джеком»3. Справедливо утверждая, что новое законодательство «создавало юридическую базу для последующих волн иммиграции»4, американский журнал замалчивал главное — мотивы экономического характера. Дело в том, что в послевоенные годы Великобритания испытывала острую нехватку дешевой рабочей силы. Главным образом для решения этой проблемы и был принят новый закон.

Весьма реалистически рассматривает эти вопросы западногерманский еженедельник «Шпигель». «В 50-е и начале 60-х годов, когда быстро развивавшиеся компании континентальной Европы обеспечивали себя рабочей силой из стран Средиземноморья, когда миллионы иностранных рабочих трудились на фабриках и стройплощадках Франции, Германии (Западной, — В. Ж.), Голландии и Бельгии, англичане имели еще в своем распоряжении самую дешевую рабочую силу. В колониях Карибского бассейна, а также в странах Британского содружества наций на полуострове Индостан и в Африке английское правительство и крупные предприниматели вербовали людей на такие работы и места, от которых англичане отказывались уже тогда. Они предназначали их для вывоза помойных отбросов, для ночных смен в тяжелой промышленности, для трудной работы на транспорте»5,— отмечал «Шпигель».

Думается, весьма уместно употреблен в этом контексте и глагол «вербовать». Действительно, шла форменная вербовка. Всевозможными (зачастую заведомо лживыми) обещаниями людей буквально заманивали на Британские острова. Им сулили лучшую зарплату, лучшие жилищные условия, нежели то, на что они могли рассчитывать в своих странах. Посулы высоких окладов и всяческого процветания оборачивались грязной и тяжелой работой за мизерную по английским меркам заработную плату. Излишне говорить, что зазывалы хранили гробовое молчание относительно подоплеки британского благоденствия — ни слова не сообщалось о том, что процветание Англии является прямым следствием обнищания ее колониальных владений, а завлекаемым ныне в Великобританию жителям этих стран предлагались не щедрые оклады, а по сути дела часть законно принадлежащих им средств, присвоенных колонизаторами.