Глава 29 Риз

Я заставлял себя просидеть в зале первый час, делая вид, что внимательно смотрел выступления. Но мне не было интересно ни видеть, ни слышать, ни участвовать в чем-либо, что не было связано с Кеннеди.

Я был сам виноват в том, что у нее был завершающий номер этого вечера. Отчасти потому, что в последнюю минуту я попросил Кареша добавить ее. Я знал, что она хотела быть для всех только моим сотрудником, но я также знал, что она любила танцевать. А я ненавидел это, я испытывал ненависть и гнев при мысли о том, что кто-то еще будет смотреть на нее, когда она будет танцевать. От одной мысли об этом и предстоящих неприятных четырех минутах ее танца у меня сводило зубы. Но это было ради нее. Если я только постараюсь сдержаться…

Когда, наконец, пришло время для ее выступления, я понял, насколько был взволнован и чертовски раздражен. Я огляделся по сторонам, чтобы увидеть, кто еще ждал ее выступления. Все. Конечно.

Я сдержал яростный рык.

Свет погас, и я снова взглянул на сцену. Когда я услышал первые ноты музыки, я не смог сдержать улыбки. Она сказала, что ее выбор на сегодняшний вечер действительно порадует меня. Она была права.

В детстве, мы с братьями часто смотрели старые фильмы моего отца, когда его не было дома. Это была одна из тех озорных маленьких мелочей, которые связывают маленьких мальчиков на всю жизнь.

Одним из моих любимых фильмов была история о трудолюбивой девушке, которая днем работала сварщиком, а ночью – танцовщицей. Она всегда хотела быть балериной, и она встретила парня, который помог ей исполнить мечту. Мой отец говорил, что она была простой дешевкой, и что ничего подобного никогда не случится в реальной жизни, но я восхищался ее решимостью, не говоря уже о ее сексуальном теле и о том, как она танцевала. Я почти был уверен, что эта девушка подарила мне, по крайней мере, дюжину моих самых ранних сексуальных фантазий.

Я как-то рассказал об этом Кеннеди, в то далекое лето. Она сказала, что смотрела этот фильм, и что ей тоже нравилось смотреть, как танцевала девушка. Это заставило меня задуматься, насколько сильно это повлияло на нашу жизнь. Я вырос в собственных танцевальных клубах. Кеннеди выросла, чтобы танцевать в одном из них. И вот мы здесь, похожие на этих героев, она была девушкой, у которой практически ничего нет, а я был богатым мужчиной, который может осуществить ее мечту. Может ли быть, чтобы жизнь была похожа на кино?

Если бы у нас когда-нибудь будет своя песня, то только эта. И сегодня она звучала только для меня.

С первыми аккордами Кеннеди тихо выскользнула из-за занавеса. Она шла, вытягивая голые пальцы ног, голова с каждым шагом опускалась все ниже и ниже. Ее стройные ноги были обнажены, не считая длинных носок. На ней была короткая обтягивающая черная юбка и серая толстовка с глубоким вырезом. Толстовка оголяла одно плечо, открывая узкую черную бретельку бюстгальтера. Если бы музыка не подсказывала мне, о чем она думала, то толстовка напомнила бы мне.

Она дошла до середины сцены, опустилась, закачалась и начала изящно кружиться, как балерина. Приятно было заметить, что ее талант был гораздо больше, чем просто сексуальные танцы, хотя каждый ее шаг и сейчас был очень сексуальным только потому, что она Кеннеди. Я не думаю, чтобы она специально добивалась этого.

Зачарованный, я смотрел, как она танцевала. По мере того, как играла музыка, ее движения становились все более возбуждающими, ее глаза все чаще встречались с моими. Когда она раздвинула ноги, ее губы раскрылись в беззвучном стоне, как будто она вспоминала меня. Когда она откинулась назад, идеально демонстрируя свою округлую грудь, она закрыла глаза, как будто чувствовала мои прикосновения. Моя эрекция реагировала на каждое ее движение.

Только когда она подошла к одиноко стоящему стулу, который я не увидел, я перестал понимать, что происходит. Свет тускнел, превращаясь в один луч прожектора, который сфокусировался на ней.

Я смотрел, как она выгнула спину, а ее рука поднималась вверх, чтобы распустить волосы, позволив им свободно упасть ей на плечи густой, блестящей волной. Она снова подняла руку, только на этот раз она схватилась за свисающую с потолка веревку, которую я увидел только сейчас.

Я встал, догадываясь, что сейчас произойдет. Как в замедленной съемке, я увидел, как она дернула за веревку. И появившаяся из ниоткуда вода, обрушилась на ее грудь и живот, расплескавшись по полу.

Она выгнула спину еще больше, и я, даже сквозь музыку, отчетливо услышал ее вздох. Через влажную ткань серой толстовки я увидел, как затвердели ее соски. Как бы мне ни хотелось попробовать их на вкус, сейчас я мог думать только о том, что кто-то еще увидел это, что кто-то еще смотрел на нее в этот момент.

Мой гнев начал быстро подниматься, и я закипел прежде, чем закончилась песня.

– Вон отсюда! – громко заорал я, перекрикивая музыку. Наступила пауза, во время которой я повернулся, чтобы осмотреть комнату прежде, чем я повторил более резко.

– Все вон.

Через несколько секунд комната опустела, на заднем плане играла какая-то песня. Кеннеди сидела на своем стуле, наблюдая за мной, вода стекала с ее кончиков волос. Когда я поднялся на сцену, она не пошевелилась и, казалось, будто даже не дышала.

Я тоже.