Глава V
Начальник порта перебирал четки и раздумывал, как поступить с Эль-Сейфом. Конечно, думал он, его надо посадить, пока не выяснены все обстоятельства. Потом он его отпустит, ведь и господин Попастратос тоже виноват, незачем доверять руль неопытному человеку. И он будет оштрафован за это, думал чиновник. А после этого, парень, я тебя отпущу.
Эль-Сейф пробовал все рассказать ему, оправдаться, поклясться именем аллаха. Но по знаку начальника его увели.
Его увели за город, туда, где начинались пустыри, где стояла пустующая тюрьма. Это было небольшое здание, в котором раньше помещалась бойня. Теперь ее охранял глухой стражник в турецкой феске. Узника бросили в камеру.
Массауа — одна из жарких местностей в Африке, а эта камера без сомнения самое жаркое место в Массауа. Окон в ней не было, а узкое отверстие под крышей не спасало от жары. Но скорпионам здесь нравилось, и они вылезали из многочисленных щелей нежиться в душном воздухе камеры.
Не успел еще Саффар пробыть здесь и двух часов, как весь он был мокрый от пота, словно только что вынырнул из воды.
Его мучила жажда, но он тщетно просил у сторожа воды; тот либо не слышал, либо не хотел слышать.
— Воды! Дайте мне напиться! — кричал он. — Я не виноват! Это они, два чужеземца! Они нарочно утопили «Эль-Рих»! Аллаху это известно! Аллах акбар!
А на другой день он кричал еще пронзительней; он умирал от жажды и отчаяния…
На третий день он умолк.
К этому времени господин Попастратос вместе с господином Бабелоном приближались к Ассабу.
Они бросили там якорь, но, не найдя и следа Башира, направились к Баб-эль-Мандебскому проливу. Они так спешили, что чуть не потерпели крушение.
Это произошло невдалеке от Обока. Было раннее утро, и над морем еще висел туман, когда корабль тряхнуло значительно сильнее, чем во время столкновения с «Ветром». Корабль накренился…
Господин Попастратос почти нагой соскочил с постели. Поднявшись на палубу, он обнаружил, что судно наскочило на мель и никакая опасность ему не угрожает. Но меч «Эль-Сейфа» так глубоко зарылся в песок, что не было никакой надежды на скорое освобождение.
К счастью, в тот же день мимо плыла арабская сембука[7], нахуда которой согласился довезти господина Бабелона и Попастратоса в Обок.
Оказалось, им повезло, потому что Башир покинул Обок всего тридцать шесть часов назад: он отослал обратно корабль Саида и пересел на судно, которое возвращалось из Джидды — порт поблизости от святого города Мекки — и везло оттуда богомольцев.
— Куда оно поплыло потом?
— В Аден.
— Гром и молния! Кажется, этот проклятый скопец собрался бежать в Индию! — возмутился господин Попастратос. Это было очень вероятно, потому что много мусульман из Индии едет в Мекку и оттуда возвращается домой.
— Увидим! — пожал плечами господин Бабелон, и его тон означал, что он готов следовать за Баширом хоть в Индию.
Господин Попастратос выругался и закурил сигарету. Им не удалось отплыть из Обока в Аден; сначала пришлось переправиться через пролив и попасть в Джибути, где они смогли бы найти или нанять корабль.
Было воскресенье, и французские чиновники важно прогуливались по улицам, обсаженным пальмами. На них были длинные белые брюки, белые тропические шлемы, напоминавшие огромные грибы, и твердые белоснежные стоячие воротнички. Они напоминали восковые фигуры, которых одели зачем-то в это странное облачение.
Господин Бабелон внимательно разглядывал эти белые фигурки. Они напоминали ему Францию, ту Францию, о которой он так тосковал. А пальмы на набережной в Джибути напоминали ему Ниццу на Лазурном берегу, о котором он так часто вспоминал…
Господин Бабелон забыл про все, и мысли его сейчас были там, на Лазурном берегу. Тогда он не носил ни синих очков, ни красной фески, ни зеленого зонтика. Он был тогда совсем другим; в легком фланелевом костюме, с цветком в петлице пиджака, с изящной тростью, украшенной серебряным набалдашником; только большая жемчужина на булавке, которой был заколот галстук, и связывала его с этим проклятым Массауа. Да, какие это были времена! Но ничего, скоро он навсегда покинет эти места, и уже никогда не вернется сюда…
Вот о чем думал господин Бабелон. А когда, нанимая корабль, господин Попастратос потянулся за кошельком, Бабелон под влиянием своего настроения вдруг неожиданно для себя обратился к нему:
— Разрешите, дружище, мне заплатить в этот раз. Вы любезно помогли мне добраться в Обок — теперь моя очередь. — Господин Попастратос вежливо поклонился.
В этот же день корабль вышел в море, а следующим утром он уже пробирался в лабиринте скал и островков, напоминающих вершины затопленных гор.
Бурые и алые, как кровь, скалы отбрасывали зеленовато-синие тени, и волны, набегая на них, разбивались на мириады капель. А над утесами летали стаи птиц, и лишь их пронзительные крики да шум прибоя нарушали тишину. Аден был близко.
А после полудня показался и сам Аден — громада больших каменных зданий у подножья высокой горы. Два английских миноносца дремали на зеркальной глади залива, синей и неподвижной; ничто не двигалось, и лишь огромные орлы парили в светло-синей вышине и исчезали за вершиной горы.
Охотники за жемчугом Али Саида сошли на берег.
— А теперь, — с улыбкой обратился господин Бабелон к Попастратосу, — теперь, друг мой, каждый из нас самостоятельно должен искать свое счастье. Мне кажется, что Башир все еще здесь, в Адене. Посмотрим, кто из нас раньше найдет его.
Господин Попастратос согласился. Ему самому хотелось предложить то же самое, но он не знал, как начать.
Он уселся в пролетку и приказал везти себя к центру города. Господин Бабелон задумчиво следил за ним… а потом тоже нанял экипаж, но поехал в противоположном направлении.