Он улыбнулся. Первая партия подходит к концу, и он сумеет повернуть всё в свою пользу.

— Садитесь, мисс Макфарлейн. Вы мне совершенно не мешаете.

Она поёрзала, зашуршала страницами, извинилась и притихла. Вэриан ждал. Гроза должна была разразиться совсем скоро.

Постучали снова — в дверной проём просунулась курчавая голова Эдварда:

— Ас… Мисс Макфарлейн, вам записка.

Она вспыхнула, спешно вскочила, загрохотав стулом, и выхватила узкий конверт.

— Благодарю вас.

Вэриан проследил за тем, как Астория села, откидывая выбившиеся волосы со вспотевшего лба, и понял, что его час настал.

— От кого она, мисс Макфарлейн?

Она замешкалась и выдала себя.

— От… друга, сэр.

— Покажите мне.

Он навис над ней, заставив сжаться её непривычно беспомощную фигурку, смотрел не мигая прямо в глаза и ждал. Она не сможет отказать. Вэриан хорошо знал гипнотическую силу своего голоса.

Но Астория сопротивлялась с неожиданным упорством.

— Не надо… Пожалуйста… — шептала она. Вэриан протянул руку: нет, он не поддастся.

— Отдайте.

Она сглотнула, и он почти вырвал записку из её побелевших пальцев. Развернул, прочёл. «Любезная Астория» … Признания в любви, клятвы, нежные вздохи, опять признания… И подпись: «Ваш Джеймс».

Вэриан с безразличным видом поднял глаза к потолку. Даже в этом мире между ними маячит несносный мальчишка. Он вздохнул, взглянул на Асторию и понял, как дорога ей была записка, которую он с нервной холодностью терзал. Вычислил по её губам, по лихорадочному румянцу щёк. Он читал свою Астори, как открытую книгу.

Вэриан хмыкнул. И медленно, с наслаждением разорвал конверт.

За эту восхитительную ненависть, отразившуюся на её подвижном миловидном лице, стоило бы сделать и не такое. Она вся зарделась от вскипающего в крови бешенства, подскочила, словно ужаленная, несколько секунд жадно ловила ртом воздух, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не наговорить грубостей, и кинулась вон из класса. Ни слова не сказала. Ни слова.

Той ночью Вэриан долго караулил у двери её спальни. Зачем — он сам бы не мог ответить на этот вопрос. Может, ждал всхлипываний, рыданий, безудержного плача. Кто знает. Но Вэриану твёрдо было известно: если бы его ожидания сбылись, Астория больше бы не значила для него ровным счётом ничего.

Постепенно он всё глубже вникал в подробности пансионской жизни. Вэриан умел наблюдать, слушать и смотреть — эти навыки помогли ему разобраться в хитросплетениях школьных отношений. В Блэкуотерском пансионе назревал заговор. Даже не так — настоящий бунт. Группа недовольных учеников вела конфронтацию с учителями: то явную, то открытую, более или менее дерзкую, но всегда — неизменную. Вэриану пришлось признать, что на их месте он бы и сам не стал терпеть закостенелых ханжей с замашками диктаторов, причём боролся бы гораздо активнее и жёстче. Но его обязанность как педагога была пресекать любые поползновения бунтарских настроений. И он делал это. Честности ради стоит сказать — не без удовольствия.

Вэриан следил за каждым студентом в отдельности с дотошностью профессиональной ищейки и в конце концов нашёл, откуда росли корни бед. Всё та же злополучная пятёрка: Джеймс, Эдвард, Декстер, Рональд и Астория. Всегда Астория. Вечно Астория. Вэриан знал каждый их шаг и вздох, каждое невзначай обронённое слово и случайное движение. Они были рыбками, трепыхавшимися у него на крючке.

Он медлил, как искусный рыболов. Поджидал нужного момента, хотел вывести из себя, измотать, а потом добить. Быстро и цинично прикончить.

Эдвард тайно прикармливал собаку. Вэриан видел несколько раз, как он, воровато оглядываясь, спешит с куском колбасы в руке и скрывается в тенистых уголках парка. Держать животных было запрещено правилами. Вэриан знал, что правила созданы для того, чтобы их нарушать, но не мог упустить подобного случая. Просто не хотел.

Когда Эдвард, весь сияющий, летящей походкой направился в пансион, Вэриан проводил его взглядом и направился в тайное убежище. Стелющейся по деревьям тенью, ползущим по мятой траве туманом он то ли скользил, то ли плыл, шурша змеиной чешуёй. Именно змеёй он себя всегда и ощущал: вечно голодной, изворотливой, держащей наготове клыки и яд.

Щенка — лупоглазое создание с обвислыми ушами — он быстро затолкал в мешок и накрепко завязал его. Идти пришлось недолго. Всю дорогу Вэриан слышал скулёж и повизгивание, чувствовал, как существо толкается в мешке и царапает изнутри ткань. Ничего, уже скоро.

Тусклый пруд за зарослями орешника он нашёл легко. Опустил мешок, поправил рукава, стряхнул налипшие травинки с сюртука. Посвистел. Выходило неплохо.

— Тебе хочется жить? — спросил он, не до конца понимая, к кому обращается. — А вот мне нет. Только ты умрёшь сейчас, а я, если только вернутся способности, буду жить ещё тысячи и тысячи лет… Смешно, правда?

Он толкнул мешок ногой и долго стоял, наклонившись над прудом и смотря на дрожащие круги на воде. Потом повернулся и, насвистывая, пошёл назад.

Темой следующего урока Вэриан выбрал привязанность.

— Мы часто привыкаем к вещам, людям… — Его зоркий взгляд отыскал лохматую голову Эдварда. — Животным… Хорошо это или плохо? Благо это или проклятие? Кто скажет? Мистер Уэйн?

Поднялся веснушчатый паренёк в крупных очках, с вечно потными ладонями и тонким, почти женским голосом. Другие ученики его не любили, зато педагоги ценили как преданного и ценного шпиона.

— Привязанность скрашивают нашу жизнь… Она даёт нам почувствовать себя счастливыми…

— Скучно, мистер Уэйн. — Вэриан по-дирижёрски взмахнул рукой. — Скучно, скучно, скучно! Нужно мыслить шире, господа! Привязанности делают нас слабыми. Мы открываем душу — и её становится легче вспороть. Мы доверяем — и предатели пользуются этим.

«Я сам бы воспользовался», — мелькнула мысль.

— Привязанность… В самом этом слове кроются путы. Мы связываем себя с другим человеком, а он может оказаться камнем, балластом, тянущим нас ко дну… Рвать эту узы больно… Верно я говорю, мистер Стонтон?

Эдвард поднял взгляд тяжёлых зелёных глаз. В их изумрудной глубине Вэриан видел бурлящую ярость.

— Верно, сэр.

Это прозвучало как «Я убью тебя, отродье». Вэриан улыбнулся про себя: ещё один запутался в его ловко расставленных сетях.

Теперь он перехватывал почти каждую записку Джеймсу от Астории и наоборот. Читал их с каким-то мрачным удовольствием, кривился, как от приторного торта, при виде слишком уж слащавых оборотов и затасканных сравнений, потом сжигал и мял пепел в ладонях. Целый день после этого Вэриан чувствовал себя удовлетворённым.

Наконец он решил, что пришло время для ещё одного разговора с Асторией. Обстановка выдалась подходящей: вечер, библиотека, свечи. Почти свидание.

Почти.

Она перебирала книги и сортировала их по полкам — аккуратно, уверенно, с присущей ей изящной методичностью. Вэриан сел позади неё и уставился в окно. Текучие сумерки обхватывали землю, первые звёзды выбивались из сизовато-лиловой полосы клочковатого тумана, веяло пасмурной свежестью. Он любил такое время: не день, не ночь, тонкая граница между светом и тьмой.

Время теней.

— Здравствуйте, мисс Макфарлейн.

— Здравствуйте, сэр. — Она не обернулась, раскладывая книги в алфавитном порядке. «Игнорирует», — усмехнулся Вэриан — ещё в том мире это ей удавалось отлично. А его непросто игнорировать. Он умеет быть настойчивым.

— Отличная погода, верно?

— Верно.

Вэриан поднялся, медленно подошёл к Астории и замер в нескольких шагах от неё. Она непроизвольно дёрнулась, словно от змеи или скорпиона, и оправила платье. Каштановые пряди падали на лицо.

— Я вас напугал?

— Нет.

Не удивительно. Даже в его родной вселенной Астори было сложно напугать.

— Почта нынче плохо работает, да?

Она странно посмотрела на него и потупила глаза.

— Не понимаю, о чём вы, сэр.

— О вашей переписке с лордом Брэкенстоллом.

Впервые на её губах мелькнула дрожь испуга — и тут же испарилась. Астори взяла себя в руки. Она великолепно умела это делать.

— Я знала, что мои письма не доходят.

Её вызывающая откровенность рассмешила Вэриана.

— А то, что у него есть невеста, вы знали?

— Да. Но с вами я обсуждать это не намерена, сэр.