«Это ловушка! Не ходи туда!»

Я сделал шаг назад — и уперся спиной в закрытую дверь.

— Что такое, Саймон?

— Что тебе нужно от меня?

Филипп всплеснул руками.

— Я уж думал, ты никогда не спросишь! Хочу, чтобы ты поучаствовал в небольшом эксперименте. Присоединишься к Сеймуру и остальным, им нужна компания, — он подошел к резервуару и под его рукой небольшой круглый участок стекла стал прозрачным. Прозрачный участок скользил по затемненной поверхности резервуара, подчиняясь движениям руки Филиппа.

— А вот и Сеймур, кстати!

Сквозь небольшое прозрачное окошко в резервуаре на меня смотрело мое собственное лицо. Я думал, что Сеймур будет выглядеть, как мой отец, что он будет старым. Но ему было едва ли больше лет, чем мне. Разница была только в том, что его лицо было перекошено в невероятной гримасе то ли страдания, то ли ужаса. Его взгляд был устремлен прямо на меня, губы беззвучно шевелились в какой-то жидкости, которой был заполнен резервуар.

— Ах ты… — я в ярости бросился на Филиппа, который все еще стоял ко мне спиной, показывая моего предшественника.

Филипп молниеносно развернулся, сбил нацеленный в него удар. Я даже не заметил, как ему удалось это сделать, но секунду спустя я уже барахтался в воздухе, а он держал меня за ворот комбинезона на вытянутой руке.

— Эх, Саймон-Саймон, — укоризненно покачал головой он. — Против меня у тебя никаких шансов, — свободной рукой он снял свой шлем-маску.

На меня смотрело лицо робота — сочленения небольших деталей условно передавали мимику, но и только — человеческого в этом лице не было ничего.

— Ты андроид, — просипел я, барахтаясь в воздухе.

— Опять мимо, — покачал головой Филипп. — Я — все, что здесь есть, — и он обвел рукой, в которой держал маску, вокруг, а затем указал на меня, — А тебя, раз ты начал проявлять агрессию, надо зафиксировать. У меня здесь, знаешь ли, тонкое оборудование, мне не нужно, чтобы ты тут набезобразничал.

И, все так же удерживая меня за ворот на вытянутой руке, он направился к стене, а я с ужасом наблюдал, как за его спиной стенки резервуара становятся прозрачными, обнажая нечто чудовищное — огромный ком, словно бы слепленный из тел, с торчащими из него руками, ногами, лицами, одним из которых было что-то беззвучно кричащее мне лицо Сеймура, мое собственное лицо.

Как я ни сопротивлялся, привязать меня ремнями к кушетке для Филиппа не составило особого труда, и теперь он возился с чем-то, чего я со своего места видеть не мог. Я лихорадочно соображал, что же делать. Все, что мне оставалось — тянуть время.

— Что это такое? — я кивнул на громадную опухоль из кучи человеческих тел в резервуаре.

Краем глаза я видел, что Филипп повернулся ко мне, а затем взглянул на содержимое резервуара.

— Это мой шедевр, — с гордостью проговорил он, а затем снова повернулся ко мне и сделал широкий жест рукой, — Я, знаешь ли, немного художник по характеру. Творец.

— Такой же шедевр, как те, которые бегают снаружи? Ведь это ты сделал их? Облучил их чем-то, или травил каким-нибудь дерьмом? — с вызовом спросил я.

Что-то стеклянное звякнуло в руках у Филиппа.

— Ну знаешь! Все совершают ошибки. В конце концов, это не моя вина, что вы вырождаетесь! Да, мои модификации оказались не очень удачными, признаю. Но я учусь на своих ошибках, — и он сделал широкий взмах рукой в сторону резервуара.

— И чем же это лучше?

— Разум, — многозначительно ответил Филипп, а затем отмахнулся от меня, — Не мешай мне, паренек с Аида. Мне нужно подготовить все для операции. Ты же не хочешь, чтобы я резал тебя плохо отстроенными инструментами?

Я сглотнул. Я вообще не хотел, чтобы меня кто-то резал. Теперь я уже начинал думать, что попасться тем тварям было не самым плохим исходом. Мысль, что я могу буквально стать частью огромного белесого кома, плавающего в резервуаре, мой мозг просто отказывался обрабатывать, как нечто невозможное, недопустимое. Я несколько раз вдохнул и выдохнул, пытаясь побороть подступающую панику.

— Если ты собираешься присоединить меня к этому, то хотя бы объясни, что это! — крикнул я и дернулся на кушетке так, что ее металлические ножки противно скрипнули по полу.

Где-то за моей головой раздался обреченный вздох.

— Ты, конечно, не блещешь умом, но у тебя он хотя бы сохранен, так что ты лучший материал, какой можно найти в эти нелегкие времена. Знаешь, это показатель того, с каким материалом мне приходится работать.

Филипп немного помолчал, но я был уверен, что его болтливый язык возьмет верх над ним. И я не ошибся — спустя несколько мгновений он снова вздохнул и проговорил.

— Это — попытка сохранить вас, вырожденцев, хотя бы в каком-то виде. Что определяет человека? Что отличает его от животного? Разум. Именно его вы и теряете в своих деформациях. Сначала я четко следовал поставленной задаче — адаптировать вас к среде как можно скорее. И что из этого вышло? Вы превратились в животных. Тогда я решил слепить из нескольких испорченных разумов один полноценный. Выглядит, может быть, не очень…

— Не очень?! Ты видел их лица? Да они агонизируют! — я снова дернулся на кушетке, расшатывая ее, но эластичные ремни держали меня крепко — не вырваться.

— Ох, да они просто капризничают, — беспечно отмахнулся Филипп. — Потом, может быть, я смогу найти более удобную форму… Создать более совершенное существо, которое наследовало бы вам… Но для этого нужна моя нынешняя работа. И твоя помощь, — с усмешкой добавил Филипп.

— Знаешь, если бы не это ваше соревнование — кто первый вылезет на поверхность, кто первый освоит землю, кто первый то, кто первый се… может быть, все было бы иначе. Но такова уж ваша природа, благодаря ей вы стали тем, чем вы были до Катастрофы, благодаря ей же стали тем, чем являетесь сейчас. А я — я просто выполняю данные мне инструкции. Но не как солдат, а как художник.

Филипп быстрым шагом подошел ко мне. В руке его сверкнул скальпель. Я рванулся, из эластичных ремней со всей силой на которую только был способен. Филипп закатил глаза.

— Успокойся, идиот.

Я почувствовал, как он подцепил материал моего комбинезона в районе запястья. Послышался звук разрезаемой ткани. Что он собирается делать? Отрезать мне руку для начала? Я рванулся изо всех сил, чувствуя, как накатывает новая волна паники.

— Да не дергайся ты! — прикрикнул Филип, и железной хваткой прижал мою руку к кушетке, пережав чуть выше локтя.

Что-то холодное мазнуло меня по предплечью, а затем последовал едва заметный укол.

— Так ты будешь потише себя вести, — резюмировал Филипп, и вернулся к своим занятиям где-то на краю моего поля зрения.

Я ощутил, как сознание словно бы подергивается мутной пленкой. Только не это! Пожалуйста! Ощущение полной беспомощности и одуряющего ужаса захлестнуло меня. Мысль о том, в каком виде я могу проснуться, о том, что, возможно, я в последний раз могу почувствовать свое нормальное человеческое тело прежде, чем стать частью жуткой студенистой массы в резервуаре, заставила меня в последний раз изо всех сил рвануться из спутавших меня ремней. Бесполезно. Тело уже переставало слушаться меня, становилось словно бы ватным, нечувствительным. Я словно бы скатывался внутрь какой-то скользкой воронки, пытаясь уцепиться хоть за что-то, и не находя опоры. Как бы я ни пытался оставить глаза открытыми — веки больше не слушались меня. Меня окутала удушающая тяжелая тьма.