И все стихло. Никто не отозвался на револьверные выстрелы: ни полицейские, ни обыкновенные смертные. Темная трущоба молчала. Молчала и улица. Джек поднялся на ноги. Сознание в полной мере возвращалось к нему. И опять вернулась мысль о Глориане и вместе с ней другая — жестокая мысль:

— Где чемодан?

Джек только что сжимал его в руке. Но теперь в его руке уже ничего не было! Он пошарил кругом себя, но с горьким разочарованием махнул рукой. Все было ясно… Коварный желтый друг покинул Джека! И, вероятно, навсегда!

Но Глориана, Глориана! Что же с ней? Где же она? Если она осталась у Лиззи, то еще не все погибло. Но как попасть теперь к Лиззи? Это было по тысяче причин неудобно.

Ждать следующего дня? Но, не говоря уже о страшной тревоге, которая мучила его, Джек боялся, что Лиззи, если вилка в самом деле случайно обронена у нее, по неведению может испортить ее… Нужно было, во что бы то ни стало, теперь же выяснить это дело и, значит, вернуться к Лиззи.

Было уже далеко за полночь. Почти в полной темноте, руководясь скорее инстинктом, чем знанием дороги, Джек пробрался на лестницу, отыскал коридор и, сжимая в руке револьвер с оставшимися двумя пулями, ринулся вперед. В нижнем коридоре несколько дверей еще были открыты, оттуда вырывался свет, клубы табачного дыма и дикие голоса. Там пировали, или играли в карты, а может быть, совершали что-нибудь похуже… Может быть, там были похитители чемодана? Джек, однако, не стал останавливаться. В глубине коридора, где молчали комнаты честных и скромных жильцов, пряталась заветная дверь…

— Лиззи, это я!

— Боже мой, что такое? Что случилось?

— Лиззи, отвори!.. Ради всего святого!

За дверью смутный шорох, подавленные восклицания. У Джека сердце бьется так сильно, что — того и гляди, разорвется. Вторгаться к девушке в такие часы… Но что же делать, если Глориана!..

Дверь открывается.

— Лиззи, это я, Джек…

Дешевенькая лампочка с пунцовым абажуром в виде бабочки достаточно ярко освещает комнатку…

— Что с тобой, Джек? Что ты так странно на меня смотришь?

Не отвечая на расспросы, Джек стал искать на полу потерянную Глориану. Его радости не было границ, когда он увидел блестящий предмет на коврике перед кроватью Лиззи.

— Что это такое? — спросила с любопытством Лиззи.

— Это… это кастет…

Джек рассказал о нападении, о гибели чемодана. Они оба погоревали. Потом Джек вспомнил, что у него за пазухой остается еще очень много денег, и они рассмеялись и утешились, и Лиззи не находила слов, чтобы похвалить его за предусмотрительность…

…Джек уже не думал теперь о том, чтобы уходить домой. Было слишком поздно. Вернее, слишком рано. Светало. А потом…

А потом настало полное утро. Джек в сотый раз поцеловал свою возлюбленную и отправился в поход — бороться с капиталом, угнетавшим пенсильванских рабочих!

Лиззи плакала, обнимая его:

— Как грустно, что ты уезжаешь! Но не смущайся, милый! Поезжай! Это необходимо!

Она опять просила его взять оставленные у нее деньги обратно. Но Джек с непонятным упорством отказался…

В коридоре ему попался вчерашний китаец. Джек, сам не зная почему, вздрогнул и невольно потянулся к своему револьверу. Желтый человек улыбнулся и раскланялся. И уже, пройдя несколько шагов, Джек все еще чувствовал на своей спине его взгляд. Не этот ли косоглазый утащил его чемодан? В сущности, следовало бы заявить полиции… Но Джек чувствовал к полиции большое недоверие, и ему не хотелось иметь с ней никаких дел…

Условясь с Лиззи относительно того, где они встретятся, Джек, наконец, покинул трущобу и поспешил на вокзал.

По дороге на вокзал он зашел в магазин дешевого верхнего платья и купил рабочую блузу и фуражку. Он решил, что неудобно выступать среди рабочих в франтовском костюме.

В другом магазине он приобрел новый чемодан — далеко уже не такой блестящий, как украденный, и уложил в него рабочее одеяние.

Мальчишки-газетчики кричали и пели на разные голоса:

— «Нью-Йорк-Геральд!» Новые газеты! Таинственное ограбление Национального Банка! Виновник заключен в тюрьму!

Джек, крайне заинтересованный судьбой «виновника», приобрел пять-шесть утренних газет.

И в хорошем настроении, скучая лишь немножко по Лиззи, он прошел в буфет, выпил содовой воды с виски и, плотно позавтракав, сел в вагон…