Мы сидели, беседовали и старательно рассматривали друг друга. Я ещё раз убедилась в том, что сыновья ищут себе невест, похожих на матерей. Мы с Ольгой Гурьяновной выглядели как дочь с матерью.

— Ой, что-то мы заговорились с тобой, — спохватилась она, — пора бы чего-нибудь нам перекусить. Поможешь мне доделать салаты, а то я не успела до вашего прихода?

Я поняла, что она хочет пообщаться со мной наедине, нехотя встала и поплелась за ней.

— Мама! Какие салаты? Да Жанна кроме картошки в мундирах и яичницы ничего не умеет готовить!

Ольга Гурьяновна с удивлением посмотрела на меня.

— Да, да, мама, и не смотри так на неё! Меня это вполне устраивает! А перекусим мы с Жанной в ресторане, мы уже договорились с ней туда пойти.

— Ну, как хотите, — пожала плечами Ольга Гурьяновна, — только зря всё наготовила.

Я была благодарна Олегу за то, что он спас меня от дальнейшего общения с будущей свекровью. Боль в голове продолжала пульсировать, и мне было не до салатов и смотрин. Я попросила его отвезти меня домой.

Мир и спокойствие воцарились в моей душе. Всё вокруг себя я теперь видела в радужном свете и испытывала огромную благодарность своей непредсказуемой и загадочной Марии Мироновне. Хотелось отблагодарить свою знакомую и её товарищей за огромную помощь в разрешении судебного разбирательства. До меня так и не дошло, как им, артистам, как я о них думала, удалось это сделать? Я знала, что застать Марию Мироновну дома можно только вечером. Днём она, как всегда, даёт где-нибудь «свои концерты». Купив всяких вкусностей, я отправилась к ней, чтобы поблагодарить за помощь. Она открыла дверь и впустила меня. Вид у неё был нездоровый. Лицо серое, а сама она ещё больше согнулась.

— А-а-а, девонька, проходи, рассказывай, закончились ли судебные тяжбы?

Я по-свойски прошла в кухню, выложила всё из пакетов и вернулась обратно.

— Всё хорошо, — сказала я. — Суд отменили. Как я могу отблагодарить вас и ваших знакомых за такую огромную помощь?

— Что ты, что ты! — запротестовала она и замахала руками. — Это мы должны благодарить тебя за то, что ты позволила нам тебе помочь.

— Как мне с вами повезло! Бесплатно получила помощь, да ещё и незаслуженную благодарность. Мария Мироновна, а ведь у вас проблемы со здоровьем, правда?

— Сердчишко пошаливает, — согласилась она. — Так уже и лет-то мне сколько?! Устало оно работать, износилось.

— Давайте я свожу вас к врачу.

— Лечить надо молодых, — запротестовала она, — а у меня идёт естественный процесс старения организма. Спасибо, конечно, но к врачу я не пойду. Ты лучше чайку вскипяти, да бутербродов наделай, я сегодня ещё ничего не ела. В магазин тяжело сходить, а дома всё закончилось. Ты же там чего-то принесла, да?

Я накормила Марию Мироновну и снова отправилась на рынок. Купила мясо, картофель, лук, морковь, зелень и многое другое. Вернулась и приготовила ей суп, рассказала, что лежит в холодильнике, чтобы ела в моё отсутствие.

— Ты иди домой, — сказала она мне поздно вечером, — мне уже лучше. Спасибо тебе за заботу и продукты.

После обеда следующего дня мне позвонил Олег и сообщил, что, возможно, зайдёт ко мне вечером. Он сейчас повезёт мать к его тётке в наш город, та заболела.

— Ты знаешь, — сказала я ему, — лучше не заходи, меня, скорее всего, не будет дома. Я должна сходить к одной знакомой здесь, в Железнодорожном, она плохо себя чувствует. Уберусь у неё, приготовлю поесть.

Вечером, перекусив на скорую руку, я побежала к Марии Мироновне. Дверь мне открыл Олег.

— Ты? — удивился он.

— Я. А ты что здесь делаешь?

— Здесь жила моя родственница, — ответил он.

— Мария Мироновна твоя родственница? — удивилась я, входя в квартиру.

— Да.

— Как она?

— В морге. Только что увезли.

— Как? Я только вчера общалась с ней, принесла ей продукты, приготовила поесть. Мы поговорили с ней. А сегодня её уже нет?

Из комнаты вышла Ольга Гурьяновна. Она тоже спросила, что я здесь делаю. Я объяснила и заплакала.

— Что тут поделаешь? — развела она руками. — Возраст берёт своё. Видно подошло её время, покинуть этот мир. Не расстраивайся. Она взяла записную книжку Марии Мироновны, обзвонила всех её знакомых, сообщила об её смерти. Потом спросила меня:

— Как же ты познакомилась с ней, ведь она такая странная. Люди предпочитали не общаться с моей тётушкой вообще.

— Она действительно странная, — подтвердила я.

А потом рассказала, как однажды без всякой просьбы, вложила в её ладошку пятидесятирублёвую купюру. Как наблюдала не раз её «спектакли» на рынке и в доме культуры во время ярмарок. Как я оказалась в море одна на длительное время, а воспоминания о Марии Мироновне спасли мне жизнь. И, как я после этого поклялась, что всегда буду подавать ей пятирублёвую монетку в знак благодарности за это.

— А знаешь, Олег, это Мария Мироновна и её товарищи раскопали, что документы по иску в двести восемьдесят миллионов фальшивые.

— Серьёзно? — удивился он. — А какое отношение они имеют к этому делу?

— Не знаю. Я рассказала ей эту историю, а она подключила своих друзей и помогла мне с их помощью. А почему ты сам к ней не обратился за помощью?

— Я вообще её никогда всерьёз не воспринимал. Для меня она всегда была чудаковатой старушкой и всё.

— Она раньше актрисой была? — спросила я.

— Мам, кем твоя тётя работала?

— Стыдно признаться, но я не знаю. Она же объявилась, когда уже была в пожилом возрасте и была на пенсии. Я как-то спросила её о том, кем она работала, но ответ был слишком уклончивым, и я решила, что она стесняется говорить на эту тему или не хочет.

На следующий день в квартире появились солидные мужчины, попросили Ольгу Гурьяновну не о чём не беспокоиться.

— Организацию похорон государство берёт на себя, — сказали они.

Стали подтягиваться её друзья, уже знакомые мне. У родителей Олега был растерянный вид. Они не понимали, почему кто-то берёт организацию похорон на себя.

— Нет ли здесь какого-нибудь подвоха? — думали они.

— Может быть, тётя кому-нибудь из этих людей отписала свои две квартиры позже, чем составила завещание на меня и Олега? — предположила Ольга Гурьяновна, но спрашивать об этом никого не стала. Не время было для таких разборок.

Хоронить её пришло человек тридцать. Среди них были люди в какой-то неизвестной мне форме, были в полицейской форме и в штатской одежде. Один мужчина сказал речь о её безупречной службе Родине, о её многочисленных наградах, и неоценимой помощи стране. Упомянул о её самоотверженности, высоком чувстве товарищества, долга и ответственности за порученные дела.

— Не секрет, что до самой смерти она продолжала оказывать материальную помощь своим соратникам, нуждающимся в дорогостоящем лечении, и их семьям, не стесняясь ходить с протянутой рукой, — сказал другой.

— Так вот, почему она просила подаяния, — поняла я, решив, что именно их он имел в виду. Вот только зачем она со своими друзьями устраивала «спектакли» в общественных местах и дома, я так и не поняла.

Говорящий продолжил:

— Да-да, именно с протянутой рукой стучалась в нужные двери и просила помощь для других, для себя никогда ничего не требовала.

С кладбища все поехали на поминки. О Марии Мироновне все эти солидные люди говорили много хороших слов, но так завуалировано, что понять, кто они такие, и кем трудилась в былые годы сама она, было невозможно. Рядом со мной сидел уже знакомый мне пожилой человек. Он — один из тех четырёх людей, которых я уже дважды видела в квартире Марии Мироновны. Мужчина тихонько разговаривал со своим соседом в форме.

— Маша последние годы много чудила, — сказал он. — Ей не хватало адреналина, драйва, как сейчас принято говорить у молодёжи. Ведь она всегда ходила по «лезвию ножа». А тут вдруг оказалась не у дел. Не могла она жить спокойно. Напрягала нас, заставляла подыгрывать ей, создавать искусственные сложные ситуации, из которых она выкручивалась, как всегда, и выходила победительницей. Только тогда она приходила в себя и продолжала жить. А то ляжет, как труп, и лежит, не шевелясь, глядя в одну точку.

— Да, — подхватил разговор его собеседник. — К сожалению, это издержки нашей службы. Многие не находят себе места после ухода в отставку. Почти всю свою жизнь приходилось жить в напряжении, быть внимательным, чутким, включать интуицию, выпутываться из сложных ситуаций, играть каждый раз новую роль, всё чувствовать кожей, и вдруг всё это становится ненужным после ухода на пенсию. Как всё это отключить в своём сознании, органах чувств, образе жизни, если оно тренировалось десятилетиями?