— Ничего себе солист, — проворчал Антонино, но вынужден был подчиниться капельмейстеру.

Я совершенно ничего не понимал. Что я делаю в Сикстинской Капелле? Кто все эти люди? И почему они благодарны за мое появление?

— Весьма благодарен вам за радушный приём, но, если честно, я не понимаю, в чём заключается моя помощь вам.

— Ах, любезный! — отвечает маэстро Фьори. — Сегодня утром наш ведущий сопранист Алессандро изволил повеситься, и мы остались без солиста! И тут вдруг появляетесь вы!

Меня передёрнуло. Какой-то Александр уже у них повесился, и мне светит то же самое?

— Кстати, как ваше имя? — поинтересовался маэстро Фьори.

— Меня зовут Алессандро Фосфорин… Фосфоринелли, — я только что, от балды, придумал эту невообразимую фамилию, в подражание некоторым оперным деятелям восемнадцатого века.

— Поприветствуйте нашего нового солиста!

— Привет, Алессандро Фосфоринелли! — нехотя поприветствовали меня почти десять высоких голосов. Мне стало страшно.

На меня набросили белый балахон, как у остальных, и дали в руки ноты.

— Надеюсь, ты знаешь мессу? — раздраженно поинтересовался сопранист с колючим взглядом.

— Я знаю ноты. Думаю, этого будет достаточно, чтобы исполнить всё как положено, — невозмутимо ответил я, в душе содрогаясь от ужаса.

— Прекрасно. Вот ноты твоего соло.

Как соло?! Меня чуть удар не хватил, шутка ли! Оказаться посреди ночи в Италии, без загранпаспорта, да не то, что в Италии, в самом её сердце — в Ватикане! А тут ещё тебе суют в руки ноты и требуют, чтобы ты спел соло! Ну Иваныч, ну шутник старый! С него всякое станется, но вот самому отправить трудоголика-программиста в страну, по которой тот грезил — это же что, это идеальный тимлид, однозначно! Только почему без моего ведома?

Очень тихо, чтобы окружающие не услышали и не разорвали меня на части, я обратился к маэстро Фьори:

— Послушайте, я достаточно давно занимаюсь музыкой и даже пел в детстве в церковном хоре, но… Я ни разу в жизни не пел соло!

— Опять это всё ваше консерваторское жеманство и кокетство! А у нас здесь Рим! Хочешь, не хочешь — пой, коли честь такую оказали. А коль не пел ещё соло, так... Когда-то нужно и начинать, — резко оборвал меня Фьори.

Я вспомнил вчерашние слова своего тимлида. Ну не может же он быть прав! Когда это он был прав?

— Что ж, надеюсь, этот день не станет для меня последним, — я нервно сглотнул, мое воображение рисовало виселицу, но не из одноимённой игры, которую я писал когда-то в детстве, а настоящую, трёхмерную, как в старых фильмах о пиратах.

Зажёгся свет от тысячи подсвечников, и многочисленный хор грянул торжественное песнопение.

Надо сказать, при первой же ноте у меня душа ушла в пятки. Вы когда-нибудь слышали хор мальчиков, к которому применили фильтры, усиливающие громкость, высокую форманту и подавляющие шум дыхания? Так вот: я сейчас всё это услышал.

Через несколько минут, с трудом адаптировавшись к этому выносящему мозг «музыкальному двадцатипроцессорному суперкомпьютеру», я всё же начал что-то подпевать по нотам.

Наконец подошла моя «очередь с приоритетом». Меня трясло, как старый железнодорожный вагон на Балтийском вокзале, и я, едва ли осознавая происходящее, начал петь своё злосчастное соло. К счастью, это оказалось известное мне произведение некоего Альджебри, которое я когда-то пытался воспроизвести по аудиозаписи.

Допев последнюю ноту, я, чувствуя как горят мои щёки и кружится голова, в холодном поту опустился на пол.

Я так и просидел на полу до конца мессы, горько сожалея о том, что позволил в бессознательном состоянии посадить себя в самолёт и отправить сюда.

— С тобой всё в порядке? — услышал я тихое контральто теплого тембра и почувствовал на своём мокром от пота плече мягкое прикосновение. Обернувшись, я увидел юношу среднего роста, с длинными рыжими волосами и огромными серыми глазами. Про себя я также отметил, что у незнакомца мягкие, но при этом аристократичные черты лица, делающие его похожим на античную богиню, Афину или Артемиду, с полотен известных итальянских художников. Он не был похож ни на кого из присутствующих «виртуозов», но единственный из всех выглядел живым и даже вызвал у меня симпатию, что случалось редко по отношению к людям.

— Я Доменико Мария Кассини, ведущий альт Капеллы.

— Алессандро Фосфоринелли, — угрюмо буркнул я. — Знаю, мое соло было ужасно.

— Ты прав, Алессандро, так петь нельзя, — с улыбкой ответил Доменико. — Сквозь зубы и совсем без эмоций. У кого ты учился?

— Я самоучка, — то ли с гордостью, то ли с горестью ответил я.

— Но у тебя прекрасный тембр, я бы с радостью взялся обучать тебя пению.

— Буду невероятно признателен вам за неоценимую помощь, — как можно более церемонно ответил я.

Доменико снял свой балахон, и я увидел его настоящий костюм — светло-голубой (кажется, этот цвет обозначается кодом #E0FFFF) камзол и такого же цвета панталоны. Признаюсь, костюм сидел на нём идеально, подчеркивая одновременно силу и изящество певца. Его фигура напоминала песочные часы: крепкие плечи и хорошо развитая грудная клетка переходили в тонкую талию, которая, в свою очередь, переходила в немного расширяющуюся линию бёдер. В какой-то момент мне даже почудилось, будто передо мной не virtuoso, а красивая девушка.

Что ж. Я последовал его примеру. Певец с интересом разглядывал мой «странный» костюм, да и самого меня, отчего я почувствовал себя неловко.

— Откуда ты, Алессандро?

— Из Санкт-Петербурга.

— А разве там есть «виртуозы»? — удивлённо вопросил Доменико, по-прежнему с нескрываемым интересом изучая меня.

— Чего там только нет, — с усмешкой ответил я. — Даже сбежавшие от хозяев носы, — я сам не понимал, зачем все это говорю.

Раньше из меня слова было клещами не выдернуть, а теперь сам с увлечением рассказывал новому знакомому всякий бред. Всё же меня не покидало смутное беспокойство.

Каким образом вдруг в Сикстинской Капелле оказались i virtuosi? Ведь, насколько я знал, последний известный нам «виртуоз» (тоже мой тёзка) умер в начале прошлого века. Мысль, показавшаяся вначале бредовой, после дедуктивного анализа оказалась единственным здравым аргументом.

— Могу я, в свою очередь, задать, возможно, дурацкий вопрос? Какой сейчас год?

— Тысяча семьсот двадцать шестой год от Рождества Христова, — непринуждённо ответил Доменико, и причём это было сказано с такою неподдельной искренностью, что я без малейшего сомнения поверил в этот абсурд.

Я со стоном сел на скамью. Нет, я всего мог ожидать и от себя, и от своего тимлида, который, как я думал, отправил меня, пьяного, в командировку. Но, миллион необработанных исключений мне в код! В восемнадцатый век?!

Я сидел на скамье, закрыв лицо руками и безуспешно пытаясь проснуться. Бедолага программист, один, в дремучем столетии без компьютеров и интернета, да ещё в окружении таких же инвалидов, как он сам!

— Надеюсь, ты не собираешься сидеть до ночи в Капелле? — мягкий голос Доменико вернул меня в эту безумную действительность. — Идём, я покажу тебе город, хоть и не обязан этого делать. но я хочу, чтобы ты проникся красотою утреннего Рима.

Комментарий к ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: Солист Капеллы. Глава 1. Где я, товарищи? 1) Капельмейстер — руководитель хоровой капеллы

2) Сеньор (Senior Developer) — старший программист

3) Имеется в виду неаполитанская консерватория Нищих Христовых (Poveri di Gesù Cristo)

4) Il musico, il virtuoso, «виртуоз», сопранист — политкорректные синонимы для слова «кастрат»

5) Джованни Альджебри – несуществующий композитор, выдуманный автором

5) Cappone pizzicato — щипаный каплун

Глава 2. Сын капельмейстера

Мы вышли из Капеллы и отправились бродить по городу. Но перед этим мне пришлось набросить старый пыльный плащ и шляпу-треуголку, которые Доменико нашёл в сундуке на хорах.

— Это нужно для конспирации, — объяснил он мне. — Не обижайся, но твой костюм и причёска, как бы это сказать… Не совсем «из этой оперы».

Он был прав. Да и никто не будет слушать рассказ о путешествии во времени, сколь бы правдивым он ни был. Шутка ли, ведь в худшем случае меня могли казнить, как колдуна или еретика. Я вынужден был согласиться.