2

Ночевать посреди леса, у костра — для охотника в порядке вещей. Шансы встретить и, тем более, поймать годного в пищу зверя у опушки примерно такие же, как выиграть главный приз в лотерею. То есть, не совсем уж нулевые; тот же медведь мог попасться Сене, Макуну и Калангу даже на первых нескольких минутах лесной прогулки. Но мизерные. Рассчитывать на такую возможность было бы слишком наивно. А в свете того, что от результатов охоты зависит выживание не только тебя, любимого, но и целого племени, очень тонка была грань между наивностью, самонадеянностью — и преступной халатностью.

Так что даже начинающий охотник-хелема понимал: чтобы не остаться с носом, не вернуться в пещеру с пустыми руками и не усугубить тем самым угрозу голодной смерти, что без того постоянно довлеет над первобытными людьми, рассчитывать надо на худшее. То есть, на то, что у опушки никто пригодный в пищу не резвится… как и в нескольких сотнях метров вглубь леса, или даже в километре-другом.

А значит, волей-неволей придется углубиться в дебри. Причем настолько далеко, что за световой день не управишься. Бродить же по лесу в потемках немного удовольствия. И не только потому, что в это время на охоту выбираются другие звери — несъедобные для человека, зато могущие увидеть в оном большой кусок свежего мяса. Вдобавок на лес опускается не просто темнота, и уж точно не тот мягкий полумрак, к которому привыкли жители современных мегаполисов, никогда не спящих. Но кромешная темень, представить которую современные горожане едва ли даже способны. Темень, передвигаться в которой можно разве что наощупь. Как слепому. Мало хорошего. Особенно если ты обременен добычей, что тоже весит отнюдь не как пушинка.

Выход тогда был один: оставаться на ночлег. Сгрудиться у костра, пытаясь согреться и надеясь отпугнуть огнем незваных гостей — охотников иного рода. Четвероногих, мохнатых, хвостатых да с клыками и когтями в качестве оружия.

Бывало, что ночевать в таких условиях охотникам приходилось по нескольку раз кряду — охота растягивалась не на одни сутки. Такой, например, оказалась последняя охота в жизни бедняги Кангра минувшим летом. Тогда, с его гибели и началась война между хелема и аванонга. Война, в которой сперва охотники хелема стали добычей для этих выродков, охотящихся на людей. А потом и сами аванонга, получив отпор, лишившись командира и, что важнее всего, покровительства злых духов, оказались в роли преследуемой добычи. Кучкой жалких полубезумных человекоподобных существ, любому из которых рано или поздно грозила смерть хоть от голода, хоть от копий дикарей порядочных, принадлежащих к какому-нибудь племени. А хоть даже и товарищей по несчастью.

Незавидная судьба — что и говорить!

Сидя у костра, то поглядывая на огонь, то всматриваясь в ночную темноту — неся в свой черед вахту — Сеня поймал себя на таких мыслях и воспоминаниях. Об аванонга, о Кангре. И на невольном сравнении себя да Макуна с Калангом за компанию с теми, первыми жертвами войны дикарей. А что, тех охотников тоже было трое.

Поймал… и мысленно обругал себя за неуместность такого сравнения. Просто-таки абсурдную неуместность. Кангру-бедняге угораздило напороться в лесу на аванонга. Самых грозных хищников в природе — двуногих, обладающих разумом. А что, вернее, кто мог грозить Сене и его товарищам теперь, когда от аванонга, фигурально выражаясь, остались рожки да ножки? Если уж даже медведь, «царь леса» оказался не таким уж грозным, а вполне уязвимым и смертным. Тут главное даже не успеть ударить вовремя, когда шанс представится, а для начала просто… не бояться. Сеня вот сотоварищи — не побоялись. Вернее, страх покинул их в первые минуты встречи. А потом просто отошел на второй план, был вытеснен жаром схватки.

«Прыгай, голову очертя», — вспомнил Сеня прилипшую к мозгу строчку из песни, которую он слушал на пути в этот мир — не так давно, когда верное авто было еще целым и относительно невредимым, а хозяин его и представить не мог, что их обоих ждет по другую сторону тумана. Вспомнил, и подумалось ему, что когда прыгаешь… даже с большой высоты или глубоко куда-то, что дна не видно — наверное, и тогда страшно только в первые секунды. А потом бояться становится хотя бы поздно.

Еще, помнил Сеня, в песне той были слова: «Снова пред тобой раскрылась бездна». Снова, Карл! То есть, не впервой приходится прыгать, не особо рассчитывая на удачное приземление. Не впервые… а значит, в прошлые разы удавалось выжить. Так почему бы не надеяться на хэппи-энд теперь?

Приведя свои мысли к такому выводу (оптимистичному, жизнеутверждающему), Сеня более всего захотел именно здесь сделать остановку. То есть, разбудить Каланга, чья очередь дежурить была следующей, а самому завалиться спать. Надеясь, что нечаянно пойманный жизнеутверждающий настрой принесет приятные грезы.

Но уже несколько мгновений спустя Сеня успел понять четыре важные для себя вещи. Что расслабляться рано. Что не только аванонга способны угрожать трем заночевавшим в лесу охотникам. Что встреча с медведем — не самое страшное, ибо медведь одинок, численное преимущество не на его стороне. И наконец, что будить придется обоих спутников, не одного Каланга.

К стоянке трех человек вышли волки. Стая численностью около десятка зверюг — Сеня понял это по количеству пар тускло светящихся в темноте глаз. Очевидно, волки почуяли мясо; конкретно медведя, чья туша лежала в паре метров от костра, присыпанная снегом. В этаком примитивном импровизированном подобии холодильника.

И ежу было понятно, что костер серых тварей нисколечко не пугал. Либо два метра были слишком большим расстоянием, чтобы принимать в расчет, что греха таить, этот не шибко большой огонь. Либо волкам с добычей везло еще меньше, чем их двуногим собратьям по охотничьей стезе. И они до того оголодали и отчаялись, что на огонь обращали куда меньше внимания, чем на близость долгожданной еды.

Да, были еще люди. Опасные существа с точки зрения лесных обитателей. Но людей мало, а для стайных животных это главный довод, даже можно сказать решающий. Чем их больше, тем смелее… и наглее они себя ведут.

Вот как на этот раз. Трое двуногих — не слишком грозная сила против стаи из десяти волков.

Бросая тревожные взгляды на приближающихся к стоянке зверей, Сеня торопливо растормошил спящих спутников.

— А?.. — отозвался сонный Макун, разлепив глаза и приподнимаясь со шкуры, которую он использовал в качестве постели, — духи пригласили Макуна в гости. В страну, где целые стада жирных мясистых зверей еле ходят и не надо гоняться за ними. Просто ткнул копьем, и мясо у Макуна. А еще там растут кусты, на которых ягод больше, чем листьев. А еще много красивых женщин и ни одного мужчины… кроме Макуна. Так зачем Сейно-Мава разбудил Макуна? Зачем позвал обратно из такой чудесной страны?

Затем, оглянувшись по сторонам, он понял ответ без слов. Пара самых крупных (или, если угодно, борзых) волков уже обнюхивали заснеженную медвежью тушу.

Схватив… нет, не копье, но горящую головню из костра, Макун выскочил навстречу волкам, размахивая головней перед собою и вереща таким голосом, будто его резали. Парочка волков-храбрецов попятились при виде огня, но лишь на пару шагов, не более. Остальные так и вовсе не спешили отступать.

— Огонь, — изрек Каланг, уже взявшись за копье, но затем, переведя взгляд на костер… и, наконец, на Сеню, — волки боятся огня. Дух-Приносящий-Огонь может сжечь волков своей силой дотла.

Сеня едва сдержался, чтобы не вздохнуть раздраженно и не закатить глаза. Ох уж эти издержки репутации! Как известно, назвался груздем — полезай в кузов. А если убедительно притворяешься посланцем высших сущностей, будь готов к высоким ожиданиям на свой счет. Что от тебя будут ждать и чудес, и даже всемогущества.

Проблема в том, что Сейно-Мава, Духом-Приносящим-Огонь в глазах хелема Сеня стал, можно сказать, случайно. Благодаря созвучию имени, а также простой зажигалке… простой для него, а не для пещерных людей, шибко впечатленных Сениной способностью порождать огонь, просто щелкнув пальцами.

И если имя, столь удачно совпавшее, у Сени было прежним, то с возможностью легкого получения огня дела обстояли гораздо хуже. Топливо в зажигалке неуклонно подходило к концу, и пополнения, скорее всего, не предвиделось. А потому Сеня старался расходовать его как можно реже, лишний раз и без нужды к своему чудесному (с точки зрения хелема) умению не прибегая.