А потом была боль. Ужасная боль, пронизывавшая его, пульсирующая и подчинявшая его себе, пока он не упал на землю, мучительно зажмурив глаза. Прошло несколько секунд, и появилась тошнота, а потом он осознал, что стоит на четвереньках и что земля под ним жёсткая, холодная и влажная, и что он слышит звуки бомб.

— Кромвель и Валентин? — спросила Гвен. — Этих двух мужчин звали Кромвель и Валентин?

Майкл кивнул.

— И всё это произошло в ноябре 1953-го?

— Да, — сказал Майкл.

Гвен повернулась к Тошико.

— Где Оуэн?

— Он в прозекторской. Сказал, что ему нужно что-то проверить.

— Ладно, — сказала Гвен. — Можешь пойти и позвать его? Нам нужно начать разбираться в этом.

— А что с Джеком? — поинтересовалась Тошико.

— Он в своём кабинете. С ним что-то не так. Только я не знаю, что именно.

Гвен посмотрела на Йанто, надеясь, что он знает ответ, но он выглядел таким же озадаченным, как она сама.

— Йанто, — сказала она. — Можешь произвести поиск по именам Кромвель и Валентин? В 1953 году в Кардиффе не могло быть много людей по имени Валентин.

Йанто стоически кивнул и вышел из зала заседаний, и Тошико последовала за ним.

Гвен повернулась к Майклу.

— Отдохни немного, — сказала она. — Мы собираемся… — она замолчала.

— Собираетесь что? — спросил Майкл.

— Не знаю, — ответила Гвен. — Собираемся помочь тебе.

Майкл с несчастным видом отвернулся от неё. Похоже, её слова его не успокоили.

— Я имею в виду именно это, — сказала она. — Это наша работа. — А потом с улыбкой добавила: — Не бывает тайн слишком больших, не бывает головоломок слишком… э-э… головоломных.

Майкл улыбнулся — впервые за то время, что Гвен его видела, — и она кое-что почувствовала, что-то знакомое, и с беспокойством осознала, что ночь будет долгой.