— Скажи, может я в коме? Лежу где-то на улице и некому сообщить родителям, что со мной беда случилась.

— Вот дурёха! Какая кома, какая беда?! Мы на пороге бала. Хотя, — Роза грустно улыбнулась, — если ты в это не поверишь, на бал мы может и не попасть.

— Я должна поверить? — переспросила я и преданно посмотрела в глаза женщине.

— Обязательно. Без твоей веры ничего не будет.

— Вообще, ничего?

— Для тебя ничего, ну, и для меня тоже. А я так хочу на бал. У князя, Влада Цепеша в этом году какая-то очень большая и очень круглая дата. Когда еще такая возможность представится, неизвестно. А ведь больше могут и не позвать. Обидно.

Роза присела рядом со мной на ступеньку бесконечной лестницы. Полы её длинного плаща подбитого темным мехом распахнулись, и на ветру мелькнуло легкое бальное платье цвета темного шоколада, расшитое бежевыми лентами.

— Твоё платье очень похоже на коробку из-под торта, — заметила я.

— Конечно, похоже. Я же не могу по своему желанию сменить наряд. Но мне мой очень нравится.

Я посмотрела на грустную женщину, сидящую в бальном платье на ледяной ступеньке. Это так не вязалось с окружающей нас обстановкой, что в голову сама по себе пришла мысль: «А, что, собственно говоря, я теряю? На бал я уже почти дошла. Роза со мной. Домой мне рано. У них ведь там пижамная вечеринка. Для взрослых. Вот почему мама так настоятельно рекомендовала поехать мне на этот праздник»! На смену унынию пришел азарт.

— А, чем я хуже? — вслух спросила у Розы.-

Они там пижамятся, а нам на холоде сидеть?! Идем, Роза! Нам давно пора на бал! Как ты говоришь, зовут хозяина?

— Влад Цепешь, — ответила Роза, поднимаясь и отряхивая упавшие снежинки. — Вот давно бы так. Пошли уже. По дороге поговорим. А на родителей не злись. Нет у них никого. Сами дома остались. В вдвоём. У них сегодня романтическая Новогодняя Ночь. Взрослая уже, понимать должна.

Мне стало стыдно за обиду на родителей. «Как глупо. Они действительно все время с кем-то из нас. Чаще всего со мной. Им вдвоём побыть некогда».

— Хватит уже самобичеванием заниматься, — одернула меня Роза.

— Ты что, мои мысли читаешь?

— Нет. Я их слышу.

— Обалдеть! — аж присвистнула я.

— И не говори, дорогая! — согласилась со мной Роза.

— Тогда давай продолжим с того места, где остановились.

— А ты помнишь, на чем прервался наш разговор.

— На том, что я девушка невинная и родители меня не сопровождают на бал.

— Да. Так вот. Когда родители не могут сопроводить свою дочь на бал, появляется дуэнья.

— Мы в Испании? — спросила я тоном, которым обычно уточняют: «У Вас всё в порядке с головой?»

— Нет. Но дуэнья появляется, — ответила Сиятельная Роза.

— Я вижу, — с плохо скрываемым сарказмом сказала я, — Ты ведь дуэнья?

— Да. Я благородного происхождения, не замужем и определенного возраста. Все подходит. Я буду смотреть на балу, что б тебя никто не обидел, не совратил, в общем, буду за тобой присматривать.

— А определённый возраст, это какой? — спросила я.

— Это после, — Роза задумалась, — двадцати.

— Моей старшей сестре Василисе, больше двадцати. Она может быть моей дуэньей?

— Не может. Василисе очень мало после двадцати. Ей еще самой дуэнья на балу нужна.

— Ладно, Роза. А если ты не замужем, значить — вдова?

— С чего ты взяла, что я вдова?! — возмутилась тётя бывший торт. — Вот еще глупости. Я девушка не замужняя.

— И непорочная, — продолжила я мысль, прикалываясь над Розой.

— Вот смотрю я на тебя вроде умная, а как скажешь что-то дура-дурой. Это ты у нас непорочная, за тобой глаз да глаз нужен, а я девушка, — не успела Роза открыть рот, чтоб закончить предложение, как я с чувством произнесла: «порочная», — и засмеялась.

Роза шутку оценила, покачала головой и сказала: «Деточка, Это называется не порок, а опыт. А ты из-за отсутствия в жизни, как первого, так и второго, говоришь глупости».

Подъем по лестнице стал значительно легче. Или крылья за спиной выросли, или второе дыхание открылось, я уже ни чему не удивлюсь.

Некоторое время мы поднимались в тишине, как вдруг меня осенило.

— Роза, мне нельзя на бал, — сообщила я.

— Даааа? — удивлённо протянула Роза, — а что так? — как-то совсем не по-светски поинтересовалась она.

— Я одета не для бала, — почти шепотом решила я сообщить о своей проблеме. — Понимаешь, когда мы с мамой собирали меня к мажору на дэрэ, мы не рассчитывали на бал, и я надела брюки и ботинки, и всё такое.

Роза внимательно оглядела меня с ног до головы и сказала: «Как только ты войдешь в двери замка, на тебе появится всё, что необходимо девушке на балу».

— И платье? — понимаю, что глупо, но всё же не уточнить я не могла.

— Естественно, — возмущенно ответила мне Роза, — это приличный бал, и заметь, благородное общество. Сплошные сивки, высший сорт! Не могу же я тебя без платья привести. В одних чулках и подвязках! Это деточка, — продолжала возмущаться Роза, — не бордель, а бал! Не путай! Люди, часто, одни и те же, а вот содержание, совершенно

разное.

— А какое у меня будет платье? — спросила я.

— Придем, увидим, — философски отнеслась к проблеме платья Роза.

— Роза, — не унималась я, — а почему ты Таврическая? Из-за крема?

— Да, — честно ответила Роза, — из-за него, ирода, из-за кого же ещё? — Роза тяжело вздохнула и добавила, — если б не он, была б я Одесской Трояндой, — и она мечтательно закатила глаза, — а для тебя так вообще Одесской тётей Розой. Но тебе деточка не повезло. Он всё испортил.

— А чем лучше быть Одесской Трояндой, чем Таврической? — решила я прояснить для себя этот сложный вопрос.

— Как для меня так ничем, — ответила Роза, — а как для тебя так, можно сказать всем. Это ж, какое счастье, — вздохнула она, — иметь тётю в Одессе. А если это ещё и не просто тётя, а тётя Роза… — бывшая торт не находила слов для выражения охвативших её чувств. — Вот скажи деточка, у тебя есть тётя в Одессе? — уточнила Таврическое Сиятельство, на еврейский манер слегка картавя слова.

— Нет, — ответила я, не понимая всей глубины трагедии, постигшей мою жизнь.

— Сиротка, — жалостливо глядя на меня, выдохнула Роза, и слегка погладила по голове.

Я хотела было возмутиться и сообщить, что при живых родителях, старшем брате и сестре, сироткой быть в принципе не могу, но наткнувшись на бездонный сиятельный взгляд, решила тактично промолчать. Роза о чём-то ещё недолго подумала и сообщила: «А с другой стороны — это ещё неизвестно, была бы Одесская тётка достаточно благородна для бала и самого Влада

Цепеша». Я не стала это комментировать. «Вот просто nocomments», — подумала я.

Ступени преодолевались с необыкновенной легкостью и быстротой. Впереди уже показался парадный вход в замок, и я решила уточнить у Розы некоторые мучавшие меня нюансы.

— Роза, — позвала я притихшую женщину, — ты же слышишь мои мысли, почему не отвечаешь на вопросы, которые меня мучат?

— Пока мы не в замке, — ответила совершенно не утомившаяся долгой дорогой Роза, — я могу отвечать только на прямо заданный вопрос.

— А в замке? — тут же уточнила я.

— В замке, на балу, ты будешь под моей опекой, — сообщила мне Роза, — а для этого наша ментальная связь усилится, и ты будешь слышать меня так же хорошо, как и я тебя.

— Вот здорово, — обрадовалась я, — я буду слышать всё твои мысли, как и ты мои!

— Нет, дорогуша, — сказал Роза, — на мои будет стоять некоторый блок. И то, что тебе знать не положено цензура не пропустит.

— Цензура? — удивилась я.

— А как же, — ответила моя дуэнья, — мало ли чего, я на балу подумать могу. Тебе многое знать не полагается.

Я открыла было рот возмутиться, но Роза перебила меня на вдохе.

— Не возмущайся, — сказала она, — это не обычный бал и происходить там могут самые необычные вещи. Всё, что тебе надо — ты увидишь и узнаешь. Поверь мне. А я прослежу за твоей безопасностью.

— Спасибо, Роза, — прониклась я до такой степени, что невольные слёзы выступили на глазах.

— Ну, что ты, дочка, — засмущалась женщина, — что ты!

Она обняла меня, и мне сразу стало так тепло и уютно, как будто я дома в кругу самых родных мне людей.

— Успокоилась? — спросила моя заботливая тетушка.

На что я только головойкивнула.