Глава 5

— Обри, виконт Уэллстоун.

Стоуни не мог припомнить, когда еще его имя объявляли с таким серьезным, искренним воодушевлением.

— О, черт побери, Тиммс. Я же велела тебе подождать. У меня все еще клей на пальцах.

Стоуни не мог вспомнить, когда его приветствовали так грубо. Он попятился бы из маленькой, залитой солнцем гостиной, чтобы подождать, пока леди удобно будет принять его, но Тиммс захлопнул дверь за его спиной. Виконт сделал несколько шагов вперед, ожидая, пока его глаза привыкнут к свету.

— Мисс Кейн? — спросил он, обращаясь к женщине, которая терла ладони носовым платком.

Она была высокой и худой, неопределенного возраста. Дьявол, подумал Стоуни, со всеми этими ярдами черной ткани, которые окутывали ее от костлявой шеи до узких ступней, было бы затруднительно определить и ее пол. Что-то, напоминающее черный кружевной мешок, закрывало ее голову и волосы, и было подвязано под заостренным подбородком. Виконт забыл, что она в трауре, но это за пределами приличий — так оплакивать обычную тетушку. Как, черт возьми, мисс Кейн собирается привлечь джентльмена, если выглядит как ворона — или как труп?

Женщина слегка присела в реверансе, не отрывая глаз от чистки ладоней.

— Простите, что я не могу предложить вам руку. — Она подняла правую из них — платок прилип к ней. Несмотря на это, мисс Кейн указала в сторону дамского столика на тонких ножках в углу. — Я пыталась привести там кое-что в порядок.

Стоуни посмотрел в сторону стола и увидел, что она прикрепляла маленькие кусочки бумаги к листу побольше. С того места, где он стоял, ее проект не имел никакого смысла. И виконт сомневался, что он будет иметь смысл с любого другого расстояния.

Пока он смотрел на стол, то заметил еще одну женщину, сидящую в дальнем углу. Эта дама определенно была пожилой и тоже носила все черное — включая мрачную мину на ее лице. Перед ней стояли пяльцы, и она не прекращала втыкать иголку с ниткой в ткань и вытаскивать ее с другой стороны. Должно быть, это и есть та тетушка, которая сопровождала наследницу в город.

Стоуни перевел взгляд обратно на мисс Кейн, приподняв одну светлую бровь, и ждал, пока его представят пожилой женщине.

— О, конечно. Пожалуйста, простите мои манеры.

Стоуни испытал облегчение, узнав, что у нее есть хоть какое-то понятие о манерах.

Мисс Кейн взмахнула в воздухе рукой, от которой уже отстал прилипший платок. Она торопливо выполнила церемонию представления.

— Моя тетя Лалли, то есть, миссис Лавиния Гоудж. Лорд Уэллстоун.

Стоуни поклонился и сделал шаг вперед, ожидая, что тетя протянет ему руку в знак приветствия. Но игла по-прежнему двигалась взад-вперед.

— Моя тетя, гм, не говорит, — пояснила мисс Кейн, смачивая платок водой из кувшина на столе.

— Она немая?

— Да провались ты. — Теперь, кажется, к ладони мисс Кейн приклеилась ручка кувшина. — Что такое? Немая? О нет. Она, гм, приняла обет молчания.

Господи Боже, они все-таки католики. Значит, черное одеяние, окутывающее с головы до ног, должно быть вошло в привычку. Мисс Кейн собирается унести свое состояние и липкие пальцы в монастырь. Очень жаль, что пропадет состояние.

— Какой, ах, религии она придерживается? — из вежливости спросил Стоуни.

— Религии? Это новое увлечение Тиммса. Тетя занимается вышивкой. Она просто, гм, приняла обет в память о любимом муже. Она нелюбезно разговаривала с дорогим капитаном перед тем, как его корабль отплыл. Он так и не вернулся.

Стоуни кивнул в сторону вдовы. Она, казалось, задыхалась от слез.

— Мои соболезнования, мэм. Но морской капитан. Это объясняет попугая.

— Попугая?

Мисс Кейн посмотрела на Стоуни, словно тот ненормальный. Ха! Это как раз тот случай, когда чайник называет котелок черным.

— Ваш дворецкий пояснил, что те вульгарные слова, которые я слышал, произнесены…

— Вы слышали…? Ох, этот попугай. Мы, гм, убираем его подальше, когда ждем гостей. В чулан. И набрасываем одеяло на клетку. Видите ли, Полли не годится для приличного общества.

Миссис Гудж снова задыхалась, вероятно, от воспоминаний о погибшем моряке. Стоуни задумался о том, кому предложить свой носовой платок: ей или наследнице, чей квадратик ткани свисал с юбки, словно флаг капитуляции. Никто не предложил ему присесть или освежиться, и он все еще держал в руке букет. Никто, кажется, и не собирался распоряжаться, ведь тетя не говорила, а у племянницы были склеены пальцы.

— Вы не присядете? — наконец спросил виконт, когда мисс Кейн перестала смотреть на свою руку, словно играла роль леди Макбет.

— Конечно. — Она уселась в удобное на вид кресло, немедленно спрятав за юбками провинившиеся пальцы. Стоуни остался перед выбором — сесть на низкий, заваленный подушками диванчик или на стул с твердой спинкой и ножками в виде когтистых лап. Он выбрал диванчик.

Миссис Гудж издала несколько задушенных звуков, а мисс Кейн вскочила на ноги.

— О, нет, не туда!

Прежде, чем Стоуни смог отреагировать, от диванчика отделилась бело-коричневая подушка, зевнула, потянулась и превратилась в самого толстого, отвратительного и вонючего бульдога, какого он только видел. Стоуни протянул к нему пальцы, надеясь, что, по крайней мере, кто-то в этом доме знает, что делать с рукой джентльмена. Собака втянула носом воздух, зарычала, а затем бросилась на него, пытаясь добраться обвислой, слюнявой пастью до горла Стоуни. Но пес не дотянулся и упал на короткие, кривые лапы.

— Уй! — взвизгнул СТоуни.

— Не беспокойтесь. У него нет зубов.

— Но у него в пасти моя рука, черт побери!

— Я позвоню, чтобы подали чай.

Неужели эта женщина совершенно безумна? Злобная шавка мертвой хваткой — не важно, зубастой или нет — вцепилась в запястье Стоуни и отказывается выпускать его руку, а она именно теперь решила предложить ему угощение?

Мисс Кейн подбежала к столу и маленькому серебряному колокольчику на нем, который, разумеется, немедленно приклеился к ее ладони. Но все равно прозвонил.

Тиммс, должно быть, ожидал ее вызова, потому что вкатил чайную тележку еще до того, как звонок перестал звонить. В действительности, старый дворецкий опирался на тележку, пока та катилась. Он окинул развернувшуюся сцену взглядом и упал на колени.

— Сейчас не время молиться, старина! — закричал Стоуни.

Но Тиммс не молился. Он бросал в Стоуни крошечные сэндвичи с огурцом. То есть он пытался бросать их так, чтобы угощение заметила стиснувшая челюсти собака, но без очков…

Затем мисс Кейн сунула руку в карман и вытащила… маленькую вареную картофелину. У Стоуни точно отвисла бы челюсть, если бы он не был занят тем, что кричал и пытался стряхнуть с руки вцепившегося бульдога.

— Вот, Атлас. Твое любимое.

Собаку зовут Атлас? Его должны были назвать Аттила. Но эти стальные челюсти разомкнулись и налитые кровью круглые глаза проследили за упавшей картофелиной, которая, к счастью, не прилипла к руке мисс Кейн.

Стоуни не знал, вытирать ли мокрую, ноющую руку носовым платком, или использовать льняной квадратик как бинт. Следует ли ему попросить горячей воды, чтобы смыть слизь, или кусок льда, чтобы приложить к опухшему запястью? Одно он точно делать не будет — это совать пальцы в рот, чтобы облегчить боль, только не после того, где они только что побывали.

В любом случае, никто не спешил помочь ему. Тетушка в углу издавала похожие на кудахтанье звуки. Стоуни не был уверен, пытается ли она заглушить свой совет или смех.

Мисс Кейн оказалась на полу рядом с дворецким, похлопывая его по спине, а затем помогла ему подняться на ноги. Стоуни не переставал удивляться, почему она не отправила старика на пенсию, если проявляет такую заботу о его благополучии? Он ничего не понимал, и решил, что не имеет желания понимать что-то в этом странном доме, где четвероногую пиранью держат в качестве диванной подушки.

Мисс Кейн, должно быть, заметила тревожный взгляд, брошенный им на Атласа, который спрыгнул на пол.

— О, он больше не побеспокоит вас. Видите ли, вы просто сели на его место.

— Диванчик — его место?

Наследница суетилась вокруг Тиммса вместо того, чтобы ответить: расправляла складки его шейного платка и, вероятно, навсегда склеила их.

— Сейчас ему удобно и на полу.