Глава тринадцатая ПРИКЛЮЧЕНИЯ ДРУКА В КОСТЮМЕ

Как только кончились занятия в конторе Крафта, мистер Друк широко зевнул, изобразил на лице блаженное утомление, поглядел в зеркальце, пригладил голову и, добродушно простившись со всеми черномазыми, отправился, помахивая тросточкой, восвояси.

Мистер Друк был парень хоть куда. Он отлично знал, что люди не имеют глаз на спине. Но, с другой стороны, ему было известно, что часовые и ювелирные магазины имеют двойные зеркала, заменяющие вам любой глаз, куда бы его ни приставили. В то же время мистер Друк собирался, видимо, завести себе новые запонки, так как восхищению его перед витринами ювелира Леонса положительно не было пределов. Широко раскрыв рот и пожирая глазами пару алмазных запонок, мистер Друк стоял до тех пор, покуда не разглядел человека, неотступно за ним следовавшего. Тогда он вошел в магазин, купил запонки, разговорился с ювелиром о том, о сем, вышел с черного хода на другую улицу и по трамваю добрался к себе на Бруклин-стрит. Дело в том, что мистер Друк начитался Габорио и Конан-Дойля. Мистеру Друку давно уже хотелось быть замешанным в какое-нибудь чудовищное преступление в качестве сыщика. И вот надежды его как будто начинали сбываться.

Придя домой и наскоро пообедав, он заперся у себя, поднял коврик возле постели, а потом паркетную плиту, вынул оттуда конверт, на котором бисерным почерком мистера Друка было написано:

«Тайна Еремии Рокфеллера»

вытащил из него несколько листов, приписал к ним еще страничку, а потом спрятал все это на старое место. Сделав это, Друк придвинул к себе еще один лист и написал генеральному прокурору штата Иллинойс следующее забавное письмо:

«Господин прокурор,

опасаясь за свою жизнь, прошу вас быть начеку. Я держу в руках нити загадочного происшествия. Если меня убьют или я исчезну, прошу вас немедленно вынуть конверт из тайника в моей комнате на Бруклин-стрит, 8, двенадцатый паркетный кусок от левого окна, прочитать его и начать судебное расследование. Пишу именно вам, а не кому другому, так как вы отличаетесь любовью к уголовным тайнам.

Стряпчий Роберт Друк».

Написав и запечатав письмо, он взглянул на часы и подошел к окну. Был теплый день, мистрисс Друк держала окна в его комнате открытыми. Отсюда был виден кусок улицы, и мистер Друк разглядел черный автомобиль, остановившийся у подъезда. Сердце его приятно сжалось, когда взору его представились четверо черномазых, один за другим выскочивших из автомобиля.

— Начинается, — шепнул он про себя с восторгом, — четверо против одного!

Он положил запечатанный конверт, адресованный генеральному прокурору Иллинойса, на подоконник, прикрыл его шторой, а сам лег на кушетку, притворяясь спящим. «Интересно знать, — думал он, — с чего они начнут? Уж не предложат ли мне миллион долларов за участие в деле?»

Но встреча с черномазыми оказалась гораздо прозаичнее, чем мечты мистера Друка. Они вошли к нему в комнату, плотно заперли двери, и один из них шопотом сказал Друку:

— Слушайте-ка. Синьор Грегорио не намерен лишать вас доброго имени, он хочет кончить дело тихо. Вы обокрали кассу Крафта. Сейчас же верните деньги, или мы обратимся к полиции.

Друк вскочил с кушетки, разинув рот. Круглое лицо его приняло глупое, оскорбленное выражение, уши покраснели, как у мальчишки, — и на этот раз мистер Друк ни чуточку не притворялся.

— Как вы смеете, — заорал он свирепо. — Вы сошли с ума!

— Не кричите, Друк, чтоб не взвинчивать вашу матушку. Докажите, если это не вы; ключ от кассы был у вас. Она отперта и очищена до последнего цента.

— Да ведь я ушел! — изумленно воскликнул Друк.

— Извольте-ка пойти и посмотреть, кто это мог сделать без вас.

Друк лихорадочно схватил шапку и побежал вниз, даже не простившись со своей матерью. Он был вне себя. Он забыл Конан-Дойля и генерального прокурора. Он дрожал от оскорбления, как только могут дрожать честные молодые люди двадцати двух лет с таким круглым лицом и голубыми глазами, как у мистера Друка.

Черномазые сели в автомобиль и Друк вместе с ними. Шофер тронул рычаг, автомобиль помчался стрелой. Черномазые рассказывали друг другу о различных случаях покраж, произведенных секретарями. Они возмущались и негодовали. Они намекали на излишек доверия, оказанный кое-кому. Друк краснел и пыхтел, он готов был оттузить всех четырех. Как вдруг, выглянув в окно, он увидел странную вещь: они мчались по пустынному береговому шоссе, они выезжали из Нью-Йорка, они летели совсем не туда, куда следовало.

— Эй! — воскликнул он, и в ту же минуту оглушительный удар свалил его с ног. Через секунду Друк сидел смирно с кляпом во рту и крепко связанными руками. А еще через полчаса автомобиль подъехал к мрачной черной решетке на пустынной дороге. За решеткой расстилался парк, где бродили невидимые с улицы тихие люди в белых халатах, Несколько рослых мужчин в белых фартуках и с красным крестом на рукаве вытащили барахтавшегося мистера Друка из автомобиля, подняли его и внесли в огромное мрачное здание с многочисленными коридорами и нумерованными дверями.

— Опасно-буйный, — сказал кто-то металлическим голосом, — посадить его в номер сто тридцать два.

И мистер Друк был посажен в номер сто тридцать два, где он должен был исчезнуть, по всей вероятности, навсегда. Черномазые простились со служителями, ворота снова захлопнулись, автомобиль покатил назад.

Я мог бы уже закончить эту неприятную главу, если б в дело не вмешалась самая обыкновенная ворона.

Эта ворона жила в сквере католической церкви на Бруклин-стрит. По обычаю своих предков, она должна была свить себе гнездо. Это серьезное дело обставлено в Нью-Йорке большими трудностями, ибо ворон в городе во много раз больше, чем деревьев, и они уже давно поднимали вопрос о недостатке строительного материала.

Итак, наша ворона задумчиво летала по крышам, выглядывая себе прутики, веточки, дощечки и тому подобные вещи, как вдруг глаза ее усмотрели красивый белый пакет на одном из подоконников. Она каркнула, огляделась во все стороны, быстро схватила пакет и унесла его на самое высокое дерево в сквере, где он и превратился в прочное донышко очень комфортабельного гнезда. Генеральный прокурор Иллинойса, таким образом, не получил возможности проникнуть в новую уголовную тайну, но зато этой же возможности лишились и многие другие люди, вплоть до полиции, ровно ничего не нашедшей в комнате «беглого Друка».