Глава 8

Тропа, по которой они шли, узкая, засыпанная хвоей, ползла по мокрому от дождя ельнику. Лошади растянулись цепью, всадники пригибались, оберегая лица от хлещущих веток. Сверху капало. Когда начался крутой подъем, Кай спешился и повел Стрелку в поводу. Копыта кобылы глухо стукали по выступающим корням, тонули в хвойной подстилке.

Его люди хранили молчание, изредка перебрасывались словом-другим. Одного из найлов посадили на вьючную лошадь, и он замер в седле, странно скособочившись. Лайго не позволил товарищу идти в гору, тянул оскальзывающуюся на влажной тропе конягу под уздцы.

Остальные пробирались следом, отводя мокрые еловые лапы. Навьюченные фуражом лошади тяжело ступали, продавливая тропу до суглинка.

Вереть всегда открывалась глазам неожиданно, словно выныривая из лесной чащи. Кавенов прадед строил ее, опасаясь нападений с севера, поэтому со стороны болот ее не защищал ни ров, ни частокол — только сами болота. Крепость стояла на известковом взгорке, густо поросшем ельником, осиной и ежевикой. Если не считать одинокой тропы, служившей продолжением деревянного настила, с юга к ней было не подобраться — потонешь. Да и сама тропа, крутая, узкая, стиснута с обеих сторон темными чешуйчатыми стволами — черта с два проедешь.

Кай упрямо тащил Стрелку за собой. Продираясь сквозь бурелом, все вверх и вверх. За спиной слышались звон, фырканье, треск хвороста. Яркая, как клок пламени, лисица метнулась наперерез, продралась в спутанные кусты малины и исчезла.

Лес расступился, замаячила впереди серая поеденная временем стена. Тропа забирала здесь вправо и утыкалась в круглый бок сторожевой башни с черной щелью прохода.

Кай перевел дыхание, коротко свистнул.

Крепость утопала в молчании. Цвиркали синицы. Его отряд постепенно выбирался из чащи, выстраиваясь на расчищенной у стены плешине.

— Не спать на часах! — крикнул Кай, приложив ладони ко рту. — Открыли быстро!

Наверху что-то брякнуло, покатилось. Темная створка двери приотворилась, потом распахнулась до конца.

Внутри башни было гулко и сыро, поскрипывала влажная от мелких частиц тумана цепь, удерживающая решетку, которую роняли в случае штурма.

Кай два раза брал Вереть, и ни разу эта решетка не опускалась. Не успевали.

Двор крепости — широкий, мощеный местным мягким камнем, теперь казался тесным. За лето сюда набилось столько беглого люда, что им не хватало места ни в здоровенном прямоугольном донжоне, увенчанном круглой зубчатой башней, ни в трех угловых, сторожевых. Казармы, пристроенные к южной стене — приземистое длинное здание, поддерживающее обходную галерею, тоже были переполнены.

Крепость, рассчитанная на небольшой гарнизон, сейчас вмещала в себя около пяти сотен человек. Они спали на лестницах, на навесных хорах, в конюшне и даже в пустующем с прошлой зимы свинарнике. Еще почти сотня каевых людей стояла в Жуках, ближайшей к Верети деревне. Три лесных форта, ранее принадлежавших Кавену, тоже не пустовали.

Черное знамя с кобыльим черепом притягивало беглых, как пылающий факел.

Битые жизнью, злые, ободранные — они должны были стать острием его меча, направленным на Тесору.

Это лавина. Лавина подхватила меня и несет, подумал Кай, привычно вдыхая тяжелый запах отбросов и чада с кухни. Если я упаду, мне переломает кости. Они разорвут меня в клочья. И я умру.

Крепостной двор был битком набит грязными, плохо одетыми людьми с лицами убийц.

Кай вдруг вспомнил отчаянные глаза Ласточки и ее пальцы, намертво вцепившиеся в край его плаща. Она тогда разжала их, медленно, по очереди, словно делая усилие. Поправила ему воротник и ушла в дом. А он уехал на север и оседлал лавину.

Кай кивнул Лайго, поманил найла за собой. Бросил поводья, их сразу перехватили чьи-то руки. Сотня глаз с украдчивым любопытством наблюдала, как он идет по двору, топча сапогами прелую солому, не глядя по сторонам.

У глухой стены донжона, сложенной из позеленевшего, испятнанного известняка, торчала рогатина, вбитая между плитами мостовой. Белый хрупкий череп осел на бок, через глазницу проходила трещина. Во дворе стояла страшная сутолока, но мертвая конская башка словно очертила вокруг себя незримый круг. Неподвижно свисали с деревянной поперечины выцветшие ленты, молчали бронзовые колокольцы.

Разбойники старались не смотреть, не подходить, словно у стены — пустое место.

Кай несколько мгновений завороженно глядел в черные провалы на месте глаз, потом опомнился.

Может быть, я уже умер, подумал он. В тот момент, когда она разжала пальцы.

Лайго легко коснулся плеча. Кай обернулся.

— У нас раненый, — сказал найл. — Надо лекаря.

— Лекарей здесь нет, — зло ответил Кай. — Только убийцы. Идем, покажу, где вы встанете.

Они зашагали рядом, молча. Вороны, сидевшие на деревянной галерее донжона, повернули головы, глядя на черных пришельцев. Их не интересовала будущая осада. Ты просто взлетаешь — и все.

— У тебя есть семья? Дети? — спросил Кай равнодушно.

Лайго помедлил, потом перевел взгляд на бледного до зелени парня, которого незаметно поддерживали спутники.

— Сын.

Они обогнули каменный короб. Двери держали нараспашку, внутрь как раз затаскивали дрова. Второй камнемет, сломанный еще летом, так и не удалось починить, хотя Чума злился и настаивал. Кай, не долго думая, велел разломать и сжечь никчемную машину.

В огромном зале чадно горел камин, пьяно хихикали деревенские девки, гудели грубые голоса. Когда Кай и пришлецы вошли внутрь, стало тихо.

Он шел мимо попятнанных алым лиц молча, как смерть. Дрова в камине захлебнулись шипением и угасли. Истерически всхлипнула женщина.

Лавина несет меня, пока они боятся.

Найлы невозмутимо следовали за ним. Трудно втягивал воздух раненый.

Винтовая лестница в углу вела сначала на хоры, перестроенные во множество комнат, потом в круглую башню.

Лордские покои занимали весь второй этаж. Пыльные драпировки, полог над кроватью покрыт паутиной, в углу свалена поломанная мебель для растопки.

Красивая темноволосая девка возилась с тряпкой и ведром, стирала глиняные потеки с широченного стола. Кай обычно ставил на него сапоги, чтобы не так отсыревали.

Заслышав шаги, она обернулась, на детском еще лице мелькнул испуг, потом радость. Она прижала мокрую тряпку к выпирающему животу, по платью потекло.

Кай застыл. Стиснул зубы.

— Ты что здесь делаешь? — зло спросил он.

Девка попятилась, умоляюще глянув куда-то Каю за спину, на высоченных черных воинов.

— Кай…

— Я тебе велел здесь не показываться, бестолочь? — прошипел он.

— Но…

— А ну проваливай в деревню, быстро! — он сжал кулаки и шагнул вперед.

Девка всхлипнула, уронила тряпку и по стенке начала отходить к двери.

— Еще раз тут появишься, скину со стены! — Кай захлопнул дверь, не обращая внимания на рыдания на лестнице. Потом повернулся к Лайго.

— Это вроде как моя комната, пользуйтесь. Я сейчас живу… в другом месте, — буркнул он, отводя глаза. — Хотите прибираться — вот ведро. Жрать дают на кухне, если повезет. Не дадут — сунешь повару в рыло пару раз. Спать…

Он покосился на широкую, как воротина, низкую кровать.

— Короче, вы тут все поместитесь.

Он пнул засаленную шелковую перину, оттуда с писком выскочила стайка мышей.

— Топить можете вот этим хламом, что в углу. Хотите, стол сожгите тоже.

Кай наконец поднял глаза на Лайго, пожал плечами и подошел к окну, распахнул рассохшиеся ставни, высунулся по пояс.

— Коновал! — заорал он на весь двор. — Эээй! Найдите Коновала, скажите, чтобы тащился сюда. Живо! — он обернулся. — Скажешь ему, чтобы посмотрел твоего… сына. Будет ломаться, отрежь ему руку. Или ногу. Без разницы. Счастливо оставаться.

Лайго покосился на закрывшуюся дверь и молча поднял с пола грязную тряпку.

— Сколько их?

— А я почем знаю. Болотные рассказали, я сразу приехал.

В верхней комнате донжона было чисто. Жарко натоплено. На полу лежал выметенный ковер. Сырой камень стен затянут гобеленами. В душном полумраке пахло валерианой и терпентином.

Ссутулившийся у огня старик выглядел грузным, оплывшим, как сальная свеча. Сивые космы спадали на плечи, распиравшие грубую полотняную рубаху. В распахнутом вороте серела шерстяная обвязка. Правый рукав, пустой по локоть, затянут узлом.