Глава LXXXIV

В целом же дела наши шли ни шатко ни валко. После Нового года формирование армии ускорилось, и теперь уже абсолютно точно можно было сказать, что к весне мы будем иметь не менее 20000 копий. Соответственно, интенсифицировалась дипломатическая переписка. Интересно было наблюдать, как по мере роста нашей мощи меняется тон посланий, которыми регулярно обменивались ле Трайд с Рейнаром. Когда провал очередной имперской "всеобщей мобилизации", равно как и успех нашей авантюры с созданием "армии псов" или "серой армии", как её всё чаще называли в последнее время, стали очевидны, в письмах императора сквозь канцелярскую невозмутимость и показную мишуру славословия всё более явственно начали проступать заискивающие нотки просителя. Особенно заметно это стало в последних двух эпистолах, полученных нами в самом конце зимы и, по уверениям знатоков, написанных Рейнаром Пятым собственноручно. В то же время ответы маршала наёмников, напротив, становились всё более расплывчатыми и неопределенными. Дескать, мы, конечно, готовы выступить на вашей стороне... в принципе... но на определенных условиях... о которых стоит поговорить особо, да... и, конечно же, не в открытой переписке.

Наверняка такой тон, да и вся ситуация в целом, жутко раздражали самолюбивого и не лишенного гордости правителя, но... Жизнь - боль, а империя, как говорится, превыше всего. В результате на излете зимы мы таки получили третье и последнее личное послание Рейнара, в котором первый из самодержцев Илааля, наступив на горло собственной песне, в самых изысканных выражениях приглашал даже не маршала (в этом было отказано заранее), а его "доверенного представителя" прибыть в столицу для переговоров. Причем речь шла не о банальном найме, а о "заключении прочного и долговременного союза"! Соответственно, эмиссар ле Трайда получал статус чрезвычайного и полномочного посла со всеми причитающимися гарантиями и привилегиями. То есть мы не только фактически, но и формально вступали в войну в качестве независимой третьей силы. Или даже четвертой, если иметь в виду эльфов.

Лицо ле Трайда, когда он читал это письмо, так и светилось самодовольством. Маршал словно разом сбросил десяток лет. Ещё бы! Вряд ли до сего дня хоть кто-то из ныне живущих мог похвастаться, что стал свидетелем подобного унижения властителя величайшего государства современности, не говоря уж о том, чтобы самому добиться такого падения имперской гордости. И если кто-то думает, что это было легко, то очень зря. Уж я-то, как лицо, непосредственно курировавшее всю эту эпистолярную войну, понимал торжество старого вояки как никто другой.

В то же время формальная капитуляция императора для меня лично означала конец относительно обустроенной лагерной жизни и скорую отправку в столицу, ибо я, будучи ордонанс-офицером командующего, естественно и как бы автоматически занимал вакансию "доверенного представителя" на предстоящих переговорах. Причем моя кандидатура была согласована заранее и, можно сказать, утверждена негласным "малым советом акционеров", держащих в своих руках основные нити управления коммерческим предприятием под названием "серая армия".

Так уж вышло, что, по всеобщему мнению, именно скромная персона ирбренского графа в изгнании практически идеально удовлетворяла требованиям, предъявляемым к официальному послу наёмнической армии. Вроде как дворянин и в то же время - наемник до мозга костей, кручусь среди аристократов и повадок нахватался соответствующих, но нутро осталось солдатское. А значит, смогу донести до императора и его камарильи простую истину псов войны на понятном для них языке. Опять же: здоров, свиреп и нахрапист - как и полагается настоящему солдату удачи. Но главное, моя кандидатура устроила основных заказчиков всего этого мероприятия: Ле Трайда, на которого, по-видимому, произвели сильное впечатление мои дипломатические таланты во время наших с ним переговоров в Гвинбранде. И, конечно же, Бенно, который не для того проталкивал меня в штаб формирующейся армии, чтобы потом в решающий момент лишиться личного представителя на судьбоносных переговорах.

Словом, всё было решено давно и бесповоротно, так что приказ собираться в столицу и готовиться к встрече с большой политикой не застал меня врасплох, но на душе все равно было как-то неспокойно. Перемены всегда пугают. Особенно если сопряжены с неизбежным отказом от ставшего привычным образа жизни, от наладившегося быта, от относительного спокойствия и безопасности (тоже, понятное дело, относительной). Впереди ждала неизвестность, сложные интриги и до конца непонятные опасности имперского двора, занудные, выматывающие все нервы переговоры и, last but not least, грязь бесконечных дорог.

Но, как говорится, назвался груздем - не говори, что не дюж. Пришлось срочно собирать манатки и получать последние инструкции. Вот как раз за этим делом (во время получения финального напутствия от ле Кройфа перед самым отправлением) меня и навестила Валиан. Вообще эльфийка со времен бегства из Ирбренда вела себя просто идеально - была неизменно дружелюбна, ненавязчива, ласкова, игрива, уступчива... словом, явно собиралась побороться за звание образцовой супруги. И, надо сказать, имела все шансы на победу в этом конкурсе.

Не то, чтобы мы раньше с ней плохо ладили, скорее, наоборот. Но после виннерского переворота моя семейная жизнь и вовсе стала сродни райской. В этом плане изгнание без сомнения пошло Валли на пользу. Тем необычней было внезапное появление дражайшей половины прямо в разгар вполне себе деловой и, в общем-то, конфиденциальной беседы за закрытыми дверями.

Невозмутимо прикрыв за собой массивную створку, супруга, приветливо улыбнувшись, проворковала:

- Прошу прощения за вторжение. Я не хотела прерывать вашу беседу, но другого случая может не представиться, а мне хотелось поделиться этой новостью до твоего отъезда, дорогой...

Мы с Бенно синхронно переглянулись. Столь витиевато-вежливое предисловие да еще и в такой, не располагающей к официозу, обстановке было, мягко говоря, нехарактерно для эльфийки. Даже с учетом недавних метаморфоз её, безусловно, непростого характера. А Валли между тем, показательно проигнорировав нашу пантомиму, продолжила как ни в чем не бывало:

- Я беременна!

В первый момент я ничего не понял. Ну, то есть смысл сказанного был как бы ясен, но до сознания не доходил. Слишком велик оказался диссонанс. Мозг, под завязку загруженный армейскими ведомостями на снабжение и инструкциями по ведению предстоящих переговоров, принципиально отказывался воспринимать не относящуюся к основной специфике информацию. Так что на какое-то время я просто завис.

В результате первым на слова супруги отреагировал ле Кройф. Переведя взгляд с Валли на меня и обратно, командир с ходу понял, что инструктаж отменяется и плавно закруглил наши посиделки. Резко встав (тяжелое кресло при этом противно скрипнуло по полу, заставив меня непроизвольно поморщиться), Бенно буркнул куда-то в окружающее пространство, ни к кому конкретно не обращаясь: "Мои поздравления", не то ободряюще, не то сочувственно похлопал меня по плечу, кивнул Валиан и молча вышел, довольно аккуратно прикрыв за собой дверь. А я остался наедине с выжидающе поглядывающей на меня эльфийкой.

Тупить дальше было уже непозволительно. С другой стороны, мой разум возмущенный продолжал медленно закипать, пытаясь объять необъятное. Потому из более-менее приличных выражений в голове крутились только "А-а-а-а..." и "Э-э-э-э...". Причем ни одно из них ситуации не соответствовало. Так что я, немного поколебавшись, остановился на немой сцене, которая "лучше тысячи слов" и, согнав с лица недовольную гримасу, поселившуюся там после командирских экзерциций с креслом, решительно поднялся, раскрывая объятия супруге. Слава Эйбрен, вестибулярный аппарат не поддался общей панике и отработал как надо - пальцы не дрожали, колени не стали ватными, да и голова, которой досталось больше всего, вроде не кружилась. Так что, можно сказать, новость о предстоящем отцовстве я принял вполне достойно. А Валли между тем, прильнув ко мне и безуспешно пытаясь спрятать хитрую улыбку, с намеком поинтересовалась: