Их отношения с самого начала основывались на сексе, на чертовски горячем сексе. Выматывающем, затягивающем в незримые путы. Но великолепном. Фишер поражался, насколько он много для него значил. Не просто тепло и наслаждение, но нечто более глубокое. Всепоглощающее, неведомое ранее.

Лежа в послеоргазменном мареве в темной спальне, Фишер чувствовал невероятную близость, которая объединяла не только обнаженные тела.

Он не признавался, но недоговоренность убивала. Фишер безмолвно сидел в кабинете Брайтона, пока тот изучал что-то на экране компьютера.

Наконец Фишер почувствовал, что больше не выдержит:

- Скажи.

Брайтон даже глаз не поднял:

- Что?

- Что уволишь, разжалуешь. Переведешь на бумажную работу.

Брайтон оттолкнулся от стола и поудобнее устроился в черном кожаном кресле:

- Пытаюсь представить, как ты перекладываешь бумажки с места на место.

- Я бы уволился. – Потому что именно так в его представлении выглядел кошмар. Он вырос на ферме, где все работали не покладая рук от рассвета до заката.

Фишер не жаловался, потому что в семье это было не принято. Дружные, как зерна в колосе, они всегда поддерживали друг друга, никогда не спорили, не ругались. Пока не выяснилось, что Фишер – гей. И якобы преданные, во всем поддерживающие родители выгнали его взашей. Ему только-только исполнилось шестнадцать. Сейчас он стал вдвое старше, проведя полжизни вдали от семьи, но привычка к труду укоренилась намертво.

Брайтон покачивался вперед-назад:

- Ты хранил большой секрет.

- Ага, сто семьдесят пять фунтов живого веса. – Фишер отмахнулся от образа Зака, проникшего в голову и не желающего уходить.

Зак сверху. Зак на белых простынях. Зак на диване, смотрит по телевизору футбольный матч, когда толпа в Мадриде чуть ли не сносит стадион своими аплодисментами и воплями. Обычные, нормальные воспоминания, но теперь-то Фишер знал, что Зак совсем другой.

Кресло скрипнуло – Брайтон откинулся на спинку.

- Ты понимаешь, что я имел в виду и почему мне не нравятся секреты в нашей команде.

Как на такое ответить? Фишер не знал.

- Эта работа все раскладывает по полочкам. Мы шагу не можем ступить, не отчитавшись. Ты наблюдаешь за нами ежедневно и еженощно, анализируешь.

Брайтон постучал карандашом по подлокотнику:

- Видимо, недостаточно хорошо.

- Что-то должно оставаться закрытым. – Фишер никогда не говорил так раньше. Он принимал и придерживался устава - образцовый служака, каким его воспитало Управление. – То, куда не должны лезть посторонние.

- Тебе известны правила, известно, как работает система.

- Меня действительно не волновало, знают ли окружающие, что я гей. – Фишер повторил про себя и понял, что это правда.

- Уверен?

После первого неудачного каминг-аута он привык помалкивать о своей ориентации. Но утаивать отношения с Заком от ЦРУ – это совсем другое. Фишер поднялся с кресла и подошел к столу Брайтона:

- Я жил только работой, и сейчас у меня кроме нее ничего не осталось.

- Значит, ты глубоко похоронил свою натуру, только чтобы держать часть своей жизни в секрете?

Брайтон все еще не понимал, и Фишер знал, почему. Нелегко вести подобные разговоры.

- Это всего лишь секс, а с кем я трахаюсь – не ваше дело.

- Не согласен, но продолжай.

- Потом все изменилось.

Брайтон кивнул:

- Ты встретил Зака.

Фишер вспомнил самые первые дни. Он спешил с задания с готовой легендой, но Зак почти не слушал. Сначала душ, потом кровать. Секс. Иногда быстрый, горячий, иногда долгий, тягучий, изнуряющий обоих.

Как бы долго он ни отсутствовал, его всегда отчаянно тянуло назад, к Заку. Волнение и трепет. Всю дорогу обратно Фишер представлял, что с ним сделает, как заставит стонать и изгибаться от удовольствия. А потом, ночью, лежал без сна, прислушиваясь к его дыханию и страшась следующей командировки.

И все продолжалось до тех пор, пока он не увидел Зака на том складе с пистолетом в руках.

- Ага, но все оказалось ложью.

- Ты в это веришь?

- С самого начла он действовал по заданию. – Фишеру пришлось повторять это про себя, как только в душе поднималось желание простить Зака и вернуться туда, где они находились до похищения. Но это слишком легкий путь.

- Да. ЦРУ тебя поимело, не предупредив. Тут не поспоришь.

Фишер не ожидал, что Брайтон так легко согласится.

- Мне лгали они, я лгал тебе.

Брайтон пожал плечами:

- И что?

Фишер взорвался:

- Что, черт побери, значит «что»?

- Поиск правды – часть нашей работы. – Брайтон наклонился вперёд, положил локти на край стола. - Но главное – Зак пустил по ветру месяцы работы, чтобы тебя спасти. Похоже на прямое нарушение присяги.

И это не давало покоя Фишеру, потому что не соответствовало истории, которую он себе придумал. Что Заку на него плевать, что тот действовал, подчиняясь приказу. Признаешь, что тому не все равно, и тут же снова подставишься. Поэтому Фишер боролся с этим желанием.

- Именно он навел их на мой дом. Трепался о нашей сексуальной жизни. – Он почти слышал насмешливый голос Стейши. Следовало что-то сделать, чтобы его заглушить. Он вскочил, прошелся напротив стола Брайтона и остановился.

- Тогда забудь. Пусть Зак возвращается. Он заслуживает того, что с ним потом случится.

- Но это самоубийство. – Фишер уставился на Брайтона.

- А тебе есть до этого дело?

Хороший вопрос. Который постоянно крутился в голове, и на который Фишер не знал ответа. Поэтому развел руками и произнес:

- Наверное, нет.

Брайтон улыбнулся:

- Вот мы и посмотрим.