4. Поматросила и бросила, или Легким движением ноги…

Пробуждение вышло более, чем странным.

Для Антошика.

Едва продрав зеркала своей бесстыжей душонки он начал осматриваться. И вместе с наступлением осознанности в его взгляде маячило все большее недоверие. Я же, с самым непринужденным видом сидела на принесенном из кухни стуле и, поглощенная увлекательным процессом, — подпиливанием ноготков — даже не сразу заметила столь знаменательное событие.

— Как думаешь — квадрат, или миндалевидные? — осведомилась задумчиво у Антошки, вытянув руку перед собой и рассматривая полированные ноготки.

— Чего? — он непонимающе похлопал ресницами. — Вась, это че за нах вообще? Какого черта я валяюсь тут связанный?! — и он тут же предпринял попытку разорвать путы. Но получилось лишь дернуться, как у обезглавленной гадюки в предсмертной конвульсии. — И убери этого уродца подальше от меня! — выплюнул, когда недовольный его шевелениями тихо зарычал Ванька.

Скажите пожалуйста! Его царское Величество не признает «чернь»?

Я посмотрела на топчущегося на Антошике пса: потревоженный, он долго кружился, выбирая позу поудобнее и, в конце концов, сел тем, что пониже поясницы, к лицу мужчины.

— Фу, мля! — возопил этот родственник Мавроди, с ужасом взирая на то, что находилось в опасной близости от его лица. — Ва-ас-я-я… Василиса! Убери с меня этого говнодава!.. — заскулил он.

Я понимающе надула губки и качнула головой:

— А мне вот больше квадрат нравится. — И вздохнула, сжалившись над Ванькой: — Вань, не дави… Да не дави ты! Ко мне, мальчик! — хлопнула себя по бедру и послушный мопс отреагировал не хуже надрессированной овчарки.

А этот детина поежился от того, каким ледяным тоном я ответила ему. Хм. Большой бояка? Ай-ай-ай… Но нам это только на руку!

— Ну что, Гюльчатай, может, поведаешь уже мне свою драматичную басню, откроешь истинное личико? — я отложила пилочку, взяла Ваньку на ручки, села поудобнее и уставилась на Антошика: — Я вся — внимание!

Он упорно молчал. И сопел. Сердито. Долго. Очень долго. А потом, когда я, глянув несколько раз на часы, пару раз зевнула, выдал, глядя на меня каменной рожей:

— Сейчас же. Развяжи. Меня.

Я шумно выдохнула и почесала макушку.

— Итак, супер игра! Поехали. Но! Для вас, как для спонсора программы, мы делаем исключение, от которого нельзя отказаться: вместо традиционных трех вопросов — исповедь недопикапера и псевдодонжуана в одном лице. Надеюсь, все понятно? Тогда начнем! — я хлопнула в ладоши.

— Чего-о?! — только и смог выдавить этот кретин, смерив меня ошалелым взглядом.

— Минуту на размышление брать будем? — голосом Якубовича осведомилась я.

— Василиса, хватит строить из себя идиотку! Развяжи меня, чтоб… Чтоб я мог придушить тебя!

— Значит, не будем, — подытожила я и, отпустив пса, встала. — К сожалению, ответ не верный. Но вы не огорчайтесь, в любом случае вы — по-бе-ди-тель! Слышите эти аплодисменты? И пусть коллеги на новой работе обзавидуются — ни у кого нет такого фирменного фингала под глазом, а у вас — есть!

И не успел он — да и я, признаться честно, — толком сообразить, что к чему, как я подскочила и врезала Антошику в глаз. Со всей дури. Вымещая всю злобу, что мелко потряхивала тело первые полчаса, а потом напустила ледяное равнодушие.

— Ыыыыы! — взвыли мы одновременно. Я — хватаясь за ушибленную кисть, а он… Ха!

— Так тебе и надо! — позлорадствовала я, не без удовольствия наблюдая, как он извивается, не в силах даже за морду взяться — руки-то за спиной связаны, — а потом все же сжалилась: — Ладно, горе мое луковое, подберись и садись поудобнее. Сейчас начнется самое интересное.

— Ты больная, — хрипло проскулил Антон, шмыгая носищем, — просто больная… Отмороженная на всю голову!

— Будешь много возникать — содержимое Ванькиного лотка совершенно случайно окажется в твоей дорожной сумке.

— Какой еще сумке?! — всполошился тут же благоверный.

В ответ мне лишь оставалось хмыкнуть и покачать головой. Не ожидал, что решу выставить его за дверь? То-то же, милый. Я ведь не просто так воздух сотрясала, когда говорила, что не дам ему себя бросить. Пусть и мысленно.