Когда шаттл взлетел, они почувствовали увеличившийся вес, а потом шарниры кресел зашипели, как только Бастьен включил маневровые двигатели. Ускорение не достигло и четверти g, но они добрались на «Пеллу» всего за несколько минут, пришвартовались к шлюзу — тому самому, через который покончила с собой Наоми — и влетели в знакомую атмосферу «Пеллы».

Их ждал Розенфельд Гуолян.

Всю жизнь, с самого раннего детства, Пояс для Филипа означал Альянс Внешних Планет, а люди из АВП значили больше остальных. Его народ. Лишь когда он подрос, и отец позволил ему присутствовать при своих разговорах с другими взрослыми, Филип стал лучше понимать АВП, со всеми нюансами, и его народ стал ассоциироваться со словом «альянс». Не республика, не объединенное правительство, не нация. Альянс. АВП — это сплав многочисленных групп, распадающихся и снова объединяющихся, и все молча соглашались, что, каковы бы ни были соглашения между ними, у них одна общая цель — борьба против угнетения со стороны внутренних планет.

Внутри АВП имелось несколько наиболее крупных символов — станция Тихо под руководством Фреда Джонсона и Церера во главе с Андерсоном Доузом, оба с собственными вооруженными отрядами; а также идеологические провокаторы из «Коллективного Вольтера», откровенно преступная «Золотая ветвь» и миролюбивый, почти что коллаборационист, Маруттува Кулу. На каждую из этих групп приходились десятки, а может, даже сотни мелких организаций и ассоциаций с собственными политическими интересами. Но вместе их свело постоянное экономическое и военное подавление Пояса со стороны Земли и Марса.

Вольный флот не имел отношения к АВП, это и не предусматривалось. Вольный флот был мощнейшей силой старого миропорядка, скован так крепко, что не нуждался во враге для определения цели. Он обещал будущее, в котором ярмо прошлого не просто сбросят, но и сломают.

Это не значило, что они освободились от прошлого.

Тощий Розенфельд умудрялся сутулиться даже в невесомости. Темная кожа со странными неровностями и отметинами, глубоко запавшие глаза. У него были татуировки в виде разомкнутого круга АВП и похожей на острие ножа буквы V, символа «Коллективного Вольтера» и приветливая улыбка, он излучал готовность в любую секунду вступить в драку. Именно ради него отец Филипа прилетел на «Пеллу».

— Марко Инарос, — сказал Розенфельд, раскрывая объятья. — Ну и заварушку ты устроил, койо мис!

Марко бросился в его объятья, они завертелись, когда сошлись вместе, а потом чуть медленнее разлетелись. Всё недоверие Марко к Розенфельду растаяло. Точнее нет, не растаяло, было отброшено в сторону, чтобы ввести в заблуждение Филипа и Карала, да и самому получить неподдельное удовольствие от встречи.

— Хорошо выглядишь, приятель, — сказал Марко.

— Неа, — отозвался Розенфельд, — но спасибо, что соврал.

— Нам нужно перевезти твоих людей?

— Уже, — сказал Розенфельд.

Филип посмотрел на Карала и заметил легкое недовольство в изгибе его губ. Розенфельд — друг, союзник, человек из внутреннего круга Вольного флота, но он не должен приводить на корабль личную гвардию в отсутствие Марко. В конце концов, «Пелла» — флагман Вольного флота, и от искушения никуда не деться. Марко и Розенфельд потянулись друг к другу и замедлили вращение, ухватившись за поручни на шкафчиках, а потом, по-прежнему держась за руки, оттолкнулись и подрейфовали на корабль. Филип и Карал последовали за ними.

— Придется жестко ускориться, если хотим прибыть на Цереру к началу встречи, — сказал Марко.

— Сам виноват. Я бы мог полететь и на собственном корабле.

— Он не военный.

— Я всю жизнь прожил на мелких горнодобытчиках.

Даже видя только отцовский затылок, Филип услышал в его голосе улыбку.

— Да, до сих пор вся твоя жизнь была такой. Мы изменили правила игры. Высшее командование не может перемещаться без оружия. Даже здесь, пока с нами еще не все. Пока.

Они добрались до лифта, идущего по всей длине корабля, и вплыли туда головами вперед, а потом вниз, к жилой палубе. Карал оглянулся на командную и полетную палубы, словно чтобы убедиться в отсутствии на них людей Розенфельда.

— Потому я и ждал, — согласился Розенфельд. — Как примерный солдат. Жаль, что Джонсон и Смит благополучно добрались до Луны. Удалось обезвредить только одну цель из трех?

— Только Земля имеет значение, — ответил Марко. Впереди появилась Сарта, плывущая в сторону командной палубы. Она кивнула, пролетая мимо.

— Земля всегда была главной целью.

— Ну, генеральный секретарь Гао присоединилась к своим богам, и надеюсь, она умерла, вопя от боли, — Розенфельд сделал вид, будто плюют в сторону, — но ее место заняла Авасарала.

— Обычный бюрократ, — сказал Марко.

Они завернули за угол и оказались в столовой. Прикрученные к полу столы и стулья, запах марсианского военного пайка и еще недавно считавшиеся вражескими цвета. Всё так контрастировало с находящимися здесь людьми. Все они — астеры, и всё же Филип мог отличить гвардию Розенфельда от сослуживцев по Вольному флоту. Своих от не своих. Можно притворяться, что нет никакого разделения, но все знают — это не так. Всего с десяток человек, как будто смена караула. По одному из команды «Пеллы» на каждого бойца Розенфельда, а значит, не только Карал решил, что не помешает присмотреть за друзьями.

Один из бойцов гвардии бросил Розенфельду грушу. Кофе, чай, виски или вода — и не разберешь. Розенфельд поймал ее, не отвлекаясь от разговора.

— Похоже, бюрократ полон ненависти. Сумеешь с ней управиться? Ничего личного, койо, но твоя слабая сторона — недооценивать женщин.

Марко застыл. Рот Филипа тут же наполнился привкусом меди. Карал тихо хмыкнул, а когда Филип посмотрел на него, тот выдвинул челюсть и стиснул кулаки.

Розенфельд прислонился к стене, на его лице были написаны фальшивое сочувствие и извинения.

— Наверное, не стоило здесь этого говорить. Прости, что разбередил рану.

— Ничего страшного, — ответил Марко. — Еще обсудим по дороге на Цереру.

— Сбор всех племен, — сказал Розенфельд. — Жду не дождусь. Следующий этап, видимо, будет интересным.

— Уж точно будет. Карал разместит тебя и твоих бойцов в каютах. Оставайтесь там. Ускорение будет тяжелым.

— Есть, адмирал.

Марко выплыл из столовой в сторону машинного отделения и инженерной палубы, даже не посмотрев на Филипа.

Филип мгновение подождал в неуверенности, последовать ли за ним или остаться, свободен ли он или до сих пор на посту. Розенфельд улыбнулся и подмигнул набрякшим веком, а потом повернулся к своим. Здесь явно что-то произошло, Филип чувствовал это в воздухе и в манерах Карала. Что-то важное. И судя по поведению отца, Филип пришел к выводу, что это имеет к нему отношение.

Он положил руку на запястье Карала.

— В чем дело?

— Ни в чем, — плохо соврал Карал. — Ничего такого, о чем стоит беспокоиться.

— Карал?

Тот стиснул губы и потянул шею. На Филипа он не смотрел.

— Карал. Мне стоит их о чем-то спросить?

Карал медленно покачал головой. Нет, спрашивать не надо. Карал нервно облизал губы и снова покачал головой, вздохнул и заговорил тихим и спокойным голосом:

— Недавно пришло сообщение. Данные записей с... э-э-э... с «Четземоки». О том, почему корабли с Джонсоном и Смитом уцелели.

— И?

— И, — отозвался Карал, слово было плотным, как свинец.

А когда он продолжил, Филип Инарос прямо перед Розенфельдом и полудюжиной его ухмыляющихся бойцов узнал, что его мать жива. А еще то, что все на «Пелле» это знали — кроме него.

Когда включилась тяга, ему приснился сон.

Он стоял перед той же самой дверью. И хотя выглядела она по-другому, это была та же дверь. Он кричал и бил в нее кулаками, пытаясь войти. Раньше при этом ему было страшно, он погружался в печальный океан чувства утраты, в полный ужас. Теперь осталось лишь унижение. В нем полыхала огненная ярость, он рвался через эту дверь, но что бы там ни обнаружил, он собирался это не уберечь, а уничтожить.

От крика он проснулся. Сила тяжести полной g втопила его в гель. Вокруг мурлыкала «Пелла», вибрации двигателя и шорохи воздухоочистителей будто шептали что-то, но слишком тихо, чтобы разобрать. Он попытался вытереть слезы. Не слезы печали. Для этого нужно было огорчиться. А его наполняла уверенность.