Глава 18

На следующий день на площадке мы закончили пораньше, так что после ужина в отеле с Джулианом и членами съёмочной группы, с которыми больше всего сблизился, я захватил самое основное, что заказал. Затем мы с ним сели в такси до Трокадеро, что, по моему мнению, было лучшим местом с видом на Эйфелеву башню.

Сады расплывались по холму, который располагался прямо перед башней, с газонами по обе стороны и фонтаном, эффектным и, конечно же, фаллической формы. Это была Европа.

— Ты скажешь мне, что в рюкзаке? — спросил Джулиан.

— Романтическая хрень, — я усмехнулся ему и сжал его руку.

Он хохотнул и поцеловал моё плечо.

Наверху ступеньки были заняты туристами, но толпы немного редели, пока мы спускались. Проверив часы, я увидел, что мы только что пропустили ежечасный спектакль, когда башня блестела как камень на пальце какой-нибудь голливудской дивы, но это было ничего. У нас было время.

— Устал? — пробормотал я, видя, как он зевает.

Я загонял его на площадке, но он справлялся с этим как чемпион и был хорош в том, что делал. Когда я не нуждался в нём, он продолжал близко работать с Теннисоном, писал и сочинял музыку, так что спал не намного больше меня.

Он криво улыбнулся.

— Немного, но это по большей части послеобеденная кома.

Что ж, у меня был десерт к тому времени, как он будет готов.

— Это место кажется хорошим, — я кивнул подбородком на пустое место на газоне.

Это был Париж, так что очевидно, мы не были здесь единственной парой. Незаконные уличные торговцы продавали розы и фальшивое шампанское, что многое говорило о туристах вокруг нас.

Я сел на траву и подвинулся так, чтобы он сел между моих ног. Он опустился с довольным вздохом, и может быть, он проводил слишком много времени с Блу. Он мурчал как чёртов кот, когда прислонился спиной к моей груди.

— Это идеально, — он достал свой телефон и сделал несколько фотографий большой башни, пару фотографий фонтана справа от нас, будто хотел с этим покончить.

Я сделал то же самое, чтобы сосредоточиться на нём. Затем достал из сумки покрывало и накинул его на нас. Это отчасти прикрывало Джулиана, и он одобрительно замычал и прижался ближе.

— Ты всегда был романтиком? — тихо спросил он.

— Хмм, — я делал много чего романтического для Эммы. Несколько раз я оказывался в отношениях, неважно насколько коротких, когда наслаждался заботой о другом человеке. Даже любил их баловать в какой-то степени. Но я полагал, что с Джулианом всё было иначе. Это касалось меньше его и больше нас обоих. — Наверное, и да, и нет. Ты важнее, — я прижался губами к его виску.

Джулиан вздрогнул и наклонил голову назад, чтобы посмотреть на меня. Я давно не видел столько неуверенности в его глазах, так что это меня напрягло.

— Ты в порядке?

Он закусил губу и сел.

— Я чувствую себя чёртовым обманщиком. Я хочу быть с тобой открыто, как ты со мной, и не переживать ни о чём... — он повернулся боком, чтобы сидеть лицом ко мне, и чтобы было удобно на склоне холма. — Меня сдерживает одно дерьмо, так что... возможно, пора сорвать пластырь. Потому что меня это отчасти убивает.

Я зацепился за то, что он сказал о желании быть со мной открыто. Это держало меня в здравом уме, пока он обдумывал, что нужно сказать.

Я предполагал, что это касается его прошлого.

— Что бы это ни было, всё не может быть так плохо, малыш.

Ирония от меня не укрылась. Я долго время хотел, чтобы он открыла, и всё же эгоистичная часть меня сейчас надеялась, что мы сможем забыть обо всём и будем двигаться дальше.

— Есть кое-что плохое. По крайней мере, для меня, — он потянул за локон волос, которые упали на глаза. — Но ты на самом деле прав. Я делал всё хуже, чем было — или есть. Я поступал так с собой и поплатился за это.

Я ждал продолжения и поставил рядом с нами две банки газировки, пока он боролся с собой. И это сработало. Эгоистичная часть меня заткнулась. Как только он выговорится, я смогу, наконец, помочь ему пройти через это. К этому всё и шло. Я не хотел, чтобы он носил в себе это дерьмо.

— Меня травили в школе, — признался он. — Даже до того, как мы переехали в Германию. Одноклассники называли меня неженкой, и я не увлекался спортом, как другие мальчики. И это продолжилось, когда мы переехали, так что в какой-то степени я был уверен, что со мной что-то не так.

Меня это злило. Как и всегда с травлей.

Зная Джулиана, который никогда не хотел мешаться, он скрывал это от Джеймса и Миа.

— Я был отчасти недоростком, — продолжал он, рассеянно дёргая траву. — К тому времени, как я заподозрил, что я гей, Джей Джею было пять или шесть. Он бежал к телевизору, когда папа смотрел футбол, у него были такие же увлечения, как у тех мальчиков, которые травили меня, и папа светился каждый раз, когда Джей Джей был с ним в одной комнате.

Это сшибало с ног. Я помнил, что когда-то говорил с Джейсом. Он всегда переживал о том, как Джулиан вписывается.

Джулиан слабо усмехнулся.

— Джей Джей был младшим. Папина гордость и радость. Я был старшим ребёнком-эмо, который только хотел играть на пианино.

Я сжал его руку.

— Пожалуйста, скажи мне, что знаешь, что Джеймс гордился и тобой тоже.

Он кивнул и опустил взгляд.

— Как я сказал, я сам с собой это сделал. Я говорил об этом с доктором Кендалл, и она помогла мне понять. Папа предпочитал Джей Джея не потому, что тот начал играть в футбол. Просто ему это было ближе, чем я и моя музыка.

Это имело смысл, но не стирало боль, которую носил в себе Джулиан.

— Я не отдавал им должное, — он сглотнул и убрал руку от моей. — Мама и папа приходили на каждый концерт и в каждое кафе, где я играл, но я уже всё решил. Я не мог перестать думать, что со мной что-то не так, так что изо всех сил старался быть таким же счастливым, как Джей Джей. И в итоге Линда. Я держал всё в себе.

Он потянулся за одной из банок газировки, но не открыл её. Вместо этого он водил пальцем по крышке и выглядел слишком встревоженным, по моему мнению.

— В универе у меня был парень, и мы вроде как жили вместе, — он прочистил горло. — Это у меня было не впервой, но он первый, кто хотел, чтобы мы встречались открыто. У него были такие же проблемы, но он хотел к терапевту и был готов прояснить всё с родителями. А я нет. Я застыл, и понятно, что он расстался со мной, когда я отказался.

Если мои подсчёты были верны, ему тогда было около восемнадцати или девятнадцати. Ещё пару лет до того, как он начал принимать антидепрессанты.

— После этого я стал мудаком, — он скорчил гримасу. — Я закрылся ещё больше, напивался, сделал татуировку и довольно быстро её расширил, сделал пирсинг. Я начал курить, уходил на все выходные и встречался с кем-то только на одну ночь, — он поморщился. — Я взял академический отпуск, из-за чего мама переживала как сумасшедшая. Мы с папой ругались, потому что... ты знаешь, ему не нравилась моя вторая специальность. Изучение музыки он понимал. Искусство не особо. И он был зол, когда я на год ушёл в отпуск.

Сегодня Джеймс бы понял. В нашей индустрии всё смешивалось вместе — искусство, музыка, кино. Он был беспокойным родителем. Я уже говорил Джулиану, как отреагировал мой папа, когда я пошёл изучать кино. Старик чуть не обделался.

— Ты говорил об этом с Кендалл? — пробормотал я.

— Да, — он кивнул. — Папа всего лишь переживал. Конечно, тогда это переводилось как то, что он не был доволен мной или тем, кто я есть. Я был такой лажей.

— Эй, — я приподнял его подбородок, чтобы он посмотрел на меня. — Ничего подобного. Ты был ребёнком, Джулиан. Стоило ли тебе открыться своим родителям? Чёрт, да. Но ты держал всё в себе не просто так, ради смеха и шуток. И родители постоянно лажают. Все делают ошибки. Готов поспорить, они могли попробовать с тобой другой подход, но вы все делали то, что могли. Да?

Он тяжело выдохнул и снова опустил взгляд на траву.

— Теперь я это понимаю. Только хотелось бы знать это раньше.

Глядя на него, я мог сказать, что он не закончил. На него давило что-то ещё.

— Расскажешь?

Он резко кивнул.

— Да. Эм. Так вот, я перестал жить пагубно в прошлом году. У меня был депрессия, и я встречался с терапевтом. Это отчасти помогло. Я сосредоточился на учёбе и отдавал всё, чтобы получать хорошие отметки. Ещё я начал набираться смелости, чтобы раскрыться перед мамой и папой. Несколько раз меня тошнило от переживаний, и я зажимался, когда пытался им рассказать. Так что пообещал себе сделать это после выпускного.