— А эта штука во дворе вообще работает? — спросила она.

Спустя несколько минут он запустил генератор, однако посоветовал не включать освещение в передней части дома.

— А знаешь, что самое замечательное? — проговорил Марк, ведя ее по коридору. Это прозвучало так, словно он хотел подколоть.

— Что? — спросила Лили. Веселый Марк не вызывал у нее особого доверия, поскольку она уже слишком привыкла к мрачному Марку.

— Две отдельные комнаты. Тебе не придется дискредитировать себя моим присутствием, — сообщил он ей, толкнув дверь и включив свет.

Лили молча прошла в комнату. Она была милой и чистой. Там стояла настоящая кровать, и она была застелена. В комнате находилось окно, выходящее на раскинувшуюся за домом пустыню. И, похоже, это все её.

Ещё вчера в это же время она бы убила за отдельную комнату. За десять минут подальше от Марка. Но теперь... мысль об одиночестве казалась ей тяжким грузом. Чем-то ужасающим. Она не хотела оставаться одна и закрывать глаза.

«Я вижу только кровь».

— Хорошо, — произнесла она, сложив руки на груди.

— Боже, дорогуша, если бы я не знал тебя лучше, то подумал бы, что мысль о разлуке со мной тебя расстроила, — проговорил Марк, и на этот раз он точно над ней прикалывался.

Она повернулась к нему и закатила глаза.

— А как насчёт еды?

Они зажгли свечи и перевернули вверх дном всю кухню. Всё, что им удалось найти из нескоропортящегося, забрали и унесли в машину. Они сохранили все свои пустые бутылки и теперь, снова наполнив их водой, тоже положили в машину. Никто не произносил этого вслух, но она понимала, что они готовят автомобиль на случай, если им придется в спешке покидать дом.

В доме оказалось совсем немного еды, но Лили обошлась тем, что ей удалось найти, и соорудила из этого что-то вроде ужина. Они сидели за столом и ели, поставив между тарелками одну свечу.

— Завтра на рассвете мы уезжаем, — сообщил ей Марк.

Она кивнула.

— Куда?

— В Буждур — до него примерно сутки пути. Это на побережье Западной Сахары. Я думаю, если мы будем вести машину по очереди, то сможем добраться туда за день. Останемся там на ночь, потом ещё за сутки домчим до Танжера, — сказал он ей.

Она кивнула.

— А что будет в Танжере? — спросила Лили.

— Разве у тебя не было плана? — произнёс он.

— Ну, да, но согласно моему плану я приезжаю завтра утром. Сейчас все немного по-другому, — отметила она.

— План такой же, только с опозданием на два дня. Ты меня где-нибудь высадишь, и я встречу тебя на пароме. Всё остальное остается без изменений.

— Тебе не кажется, что это будет выглядеть немного странно? Я появляюсь, как гром среди ясного неба, с двухдневным опозданием и веду себя так, будто ничего не произошло? — усомнилась она в его плане.

— Ну, да. Когда мы доберемся до Танжера, ты позвонишь Иванову и объяснишь, что тебе пришлось от меня избавиться. Скажи ему, что ты в меня выстрелила, бросила мое тело в пустыне, мне по фигу. Что угодно. Ты будешь там, человек на пароме подтвердит, что у тебя есть алмазы, и это единственное, о чем он будет беспокоиться, — заверил ее Марк.

Она кивнула.

— А как же ты? — продолжала она. Она не могла прекратить задавать вопросы, не хотела, чтобы их разговор оборвался. Не хотела, чтобы на нее обрушилась тягостная тишина.

— А что я? — спросил он с набитым ртом, сгребая с тарелки остатки еды.

— Я отдам тебе алмазы и что? Пуфф! Ты снова растворишься в трущобах дикой Африки? — предположила она.

Он кивнул.

— Что-то в этом роде

— Какой у тебя план?

— Господи, это что, «Двадцать вопросов»? — рявкнул он, наконец, уставившись на нее.

Секунду она пристально смотрела на него, на то, как пляшет у него в глазах пламя свечи.

— Я просто решила поддержать разговор, — в конце концов, ответила она.

— Это так ты разговариваешь? Черт возьми, ты лезешь не в своё дело, — проворчал он, отпихнув тарелку.

— Ну, а ты как разговариваешь? Стреляешь и огрызаешься? — рявкнула она на него, откинувшись на стуле.

Наконец-то он улыбнулся.

— Иногда. Не знаю. Просто говори. О какой-нибудь херне. О чём угодно. Сколько тебе лет? — спросил он и, вытерев рот салфеткой, бросил ее на стол.

— Двадцать семь.

— А. Я думал, ты моложе.

— Спасибо…?

— Так что же ты делала до всего этого?

— Я же говорила, работала в банке.

— Я имел в виду твою жизнь, Лили. Ты всегда такая скучная? — спросил он.

Она бросила в него вилку.

— Нет! Не знаю, может быть. Я училась в колледже, но ушла, потому что в банке платили неплохие деньги. Я окончила среднюю школу. Была чирлидером, на выборах королевы выпускного бала я заняла второе место. Мне нравятся старые фильмы и музыка в стиле «регги». Я люблю пляжи, но и кататься на лыжах тоже люблю. Что-нибудь еще? — протараторила она.

— Пляжи, да. И где же ты больше всего любишь проводить отпуск? — спросил Марк.

Она ненадолго задумалась.

— Не знаю, на самом деле, я толком и не была в отпуске. Вообще-то, мне очень нравится побережье Орегона. Мало народа, километры песка, дикий океан. Может, ещё Кэннон Бич, — она не столько отвечала ему, сколько размышляла вслух, вспоминая, как отдыхала там, когда была маленькой.

Отдыхала со своей семьей.

— Я был в Кэннон Бич. Хороший выбор. У побережья Танзании есть маленький островок, называется остров Пемба. Мне там нравится, — вздохнул Марк.

Лили улыбнулась.

— Никогда о нём не слышала. Там красиво?

— Восхитительно. Если ты любишь пляжи, тебе там понравится. Белый песок. Тишина.

— Звучит неплохо.

— Возможно, — начал Марк, пробежав пальцем по тарелке и подхватив оставшиеся на ней крошки. — Возможно, если нам удастся выбраться из всего этого живыми, мы могли бы туда съездить.

Она подняла брови.

— Мы? — у нее возникли сомнения относительно использованного им местоимения.

Он пожал плечами, облизав палец с прилипшими к нему крошками.

— Да, почему бы и нет. Это была та ещё работенка для нас обоих. Думаю, мы заслужили отпуск, — сказал он ей.

Лили улыбнулась.

— На днях ты грозился... как ты там сказал? «Выпотрошить меня, как рыбу», кажется, такими были твои слова? Теперь ты хочешь поехать со мной в отпуск? — засмеялась она.

— Ну, что тут скажешь, сегодня из нас получилась отличная команда. И я бы не сказал, что часто раздражаюсь, меня раздражает вся эта замороченная ситуация. Неделя на пляжах Пембы за мной, — проговорил он.

Она кивнула.

— Хорошо, Марсель. Если тебе удастся вытащить меня отсюда живой и уцелеть в своей личной войне с русскими и либерийцами, тогда я приеду к тебе на остров Пемба. За твой счёт, — согласилась она.

— Только если пообещаешь никогда больше не называть меня «Марселем», — проворчал он.

Она встала и, собрав тарелки, отнесла их к кухонной стойке.

— Почему? Это не твое настоящее имя? — спросила она.

— Нет, это мое настоящее имя, мне просто это не нравится, — объяснил он, тоже вставая из-за стола.

— Серьёзно? А мне кажется, оно довольно миленькое.

— Вот именно. Я произвожу впечатление «миленького» парня? — уточнил он.

Лили развернулась и, облокотившись на кухонную стойку, окинула его внимательным взглядом.

Он был грязным, с той перестрелки в Бамако у них не было возможности даже нормально помыться. Его рука, которую она прижала к разбитому стеклу машины еще во время их драки в Либерии, снова начала кровоточить. По-хорошему, ему бы надо наложить швы. Кроме того, над правой бровью у него виднелись три глубокие царапины, словно его задело осколками при взрыве. Помимо всего прочего, он был с ней крайне груб, угрожал ей, избивал и несколько раз вообще чуть ее не убил.

Но сейчас она не могла думать ни о чем, кроме истории, рассказанной им в машине, о мальчике с Гаити. О том парне, который взял ее на руки, подняв с обочины дороги в Мали, и сказал ей, что потом станет легче. О том мужчине, что еще в Либерии наполнил жизнью каждую клеточку ее тела, после пяти лет мертвой спячки.

— Нет, — тихо произнесла она. — Это не совсем то слово, которым бы я тебя описала.

Он натянуто улыбнулся.

— Я с ног валюсь. Ты пойдёшь в душ? — спросил он и, наклонившись к столу, задул свечу.

— Да. Да, мне, определённо, стоит, я с Либерии не мылась, — ответила она, обхватив себя руками и взглянув в окно.