- Да на черта их мыть, - оправдывается голос Кравченко, - що воны з базару, чы як? Яка там зараза? Грушы з саду, якого йому нужно биса, тому Кольке. Понимаешь, ничого робыть - груши мый...

Колька, удовлетворенный, скрывается в своем "кабинете". Но через полчаса в лагере гомерический хохот. Слышу голоса Кравченко, Дорохова, Ефименко, Дидоренко, всей хозкомиссии и самого Вершнева. Его тащат ко мне, а он упирается, покрасневший, как пацан, но не смеяться не может. В руках у него начатая груша.

- Ось дывится: доктор, а груши исть не помывши - прямо з ящыка...

Колька крутит головой и оправдывается:

- Т-т-тебе к-к-какое дело. Я, может, п-п-попробовать хочу: в-в-вредно или не в-в-вредно?

- Наложить на него два наряда, наложить, Антон Семенович.

Я шутя говорю:

- Конечно, два наряда.

- Есть, - салютует Колька недоеденной грушей и вырывается из объятий хозкомиссии.

Дня через два я вижу Кольку с метлой у клубной палатки.

- Что ты здесь делаешь?

- Два наряда за ним, - серьезно говорит командир Красная.

- Это з-за два наряда с-с-считается? - спрашивает Колька придирчиво.... . . . . . . . . . . . . . . . . . .