— Как же вы попали в его машину? — уточнил Гонтин.

— А Валька Мохнатый свел. Вместе срок отбывали. Черный искал для дела нужных людей. Мохнатый в меня и ткнул: мол, Митька не подведет. Так и зацепился. «Какая работа?» — спрашиваю. «Обслуга», — отвечает. «Не дошло». — «А ты, — говорит, — не вникай. Свой куш получишь — и отваливай». Далеко мотались. Я работу сменил, потом так посидел. С недельки две. Вот он, наш общий друг, — Дмитрий кивнул на участкового, — не слезал с меня. Ну, поступил на курсы шоферов. Куда шмаляли? И на Кавказ, и в Прибалтику, и в Сибирь. Он дает адресок. Я беру чемодан у людей, саквояж какой… Передаю ему. Чего он там возил, меня не колышет. Я был вроде грузчика у него, или, как это говорят, — телохранителя.

— Почему ваша мать говорила о спекуляции и торговле краденым?

— Краденого не было. Не знаю. А спекуляция?.. Спросите самого. У мамаши всякие фантазии. Это, как ваш брат выражается, не аргумент. И в марте тогда… так же вот съездили… В Алма-Ату! Я был, Черный, самой собой, и Яшка… где-то в Ташкенте обитает. Были мы у него дома. Но не найду. Черный только в курсе. Короче, нализались в ресторане, как черти. Двух кадрух там подцепили. Чего покрепче взяли — и к Яшке! Балдели часов до четырех! Или до пяти… Потом Черный кричит: «Покатаем девочек!» Ну, одна перебрала, дома осталась. А мы поехали… покатали…

— Так… — подытоживает следователь. — Где ж нам его искать, хозяина «Жигулей»?

— Ну, извини, начальник. Это уж очень жирно будет. И так все выложил… Дальше — сами кумекайте…

— Это не разговор. Замахнулся — так бей! — настаивал следователь.

— Себя — могу. Других — не стану. Вот так, — уперся Остапчук.

— Вы неверно понимаете свой долг, Остапчук. Даже по отношению к Черному, как вы его называете. И он сам усугубляет свою вину тем, что скрывается. Отсидит положенное — вам же потом спасибо скажет.

— Нет, начальник. Эти речи не про меня. Я раскололся, но чтоб мое нутро вам открыть… Как со мной обойдетесь — вам решать. А дальше я не ездок. И время зря не тратьте. Точка.

— Какая ж точка, когда мы диалог только до половины довели.

— Я свое сказал.

Дверь из комнаты распахнулась.

— Ну, и прост ты, Дима! — в сердцах крикнула мать. — Тебе же русским языком сказывают: для него лучше будет. Да не спрашивайте вы его. Я знаю! У Верки Федотовой он скрывается! Была она тут с ним. Я и смекнула!

Дмитрий побагровел.

— Ты что несешь, мать? — закричал он. Схватил ее за плечи и, насильно вытолкав в комнату, где играл ребенок, крепко закрыл дверь.

— Вы как себя ведете? — грозно спросил участковый.

— Сами уладим! — грубо ответил Дмитрий, все еще не отпуская ручку двери, из-за которой доносился голос матери. Она повторяла ту же фразу насчет Федотовой. — Не ее ума дело!

— Да она верней тебя, дурака, рассуждает! — произнес участковый, пытаясь отстранить Дмитрия от двери.

— Ладно. На этом пока закончим, — решил Гонтин. И обратился к участковому: — Возьмите с него расписку о невыезде. А нам надо ехать…

Как потом выяснилось, с Верой Федотовой Эльдара познакомил тот же Валентин Мохнатый, что свел и Дмитрия с племянником Галии Муслимовны.

«Валька» отбывал срок заключения за квартирные кражи вместе с Остапчуком. Покинув исправительно-трудовую колонию, он никак не мог решить для себя: то ли ему бросить свои прежние дела, то ли стать вором «в законе». Старые друзья не давали о себе забыть. Один из них и представил ему «правильного» человека, с которым не пропадешь и у которого связи «от Еревана — до Магадана», — Эльдара Гильмутдинова. Копна кудрявых смоляных волос определила и кличку «своего парня» из Батуми. «Черный» — так его прозвали друзья.

Мало что конкретного знал о нем Валентин Мохнатый. Именно его почему-то не посвятили в дела Черного. Он только выполнил просьбу Эльдара и познакомил его с «крепким мужиком» Дмитрием Остапчуком. Он же привел Эльдара на квартиру к молодке-вдове, у которой можно было бы поселиться в качестве квартиранта или… «официального» жениха, то есть неофициального мужа.

Вера — крупная, сильная женщина, с румянцем во всю щеку — работала официанткой в одной из столовых Чирчика. Жила в маленьком дворике, оставшемся в наследство от мужа, с которым прожила пять лет и который скончался сорока лет от роду; из них двадцать лет пил горькую. Был у нее мальчишка лет семи, тихий, незаметный, похожий на отца, как две капли воды.

Валентин давно знал Веру. Когда-то, лет десять назад, познакомился с ней на танцах в парке. Нравилась она ему, но он для нее интереса не представлял. Так она ему как-то сказала. Потом, при встречах, справлялся, как живет, счастлива ли. И считая, что сам женился неудачно, каждый раз говорил: «Скажи только, Верка, — и я оторвусь от своей». — «Нет, — отвечала она. — Не судьба нам. Может, и была б я счастлива с тобой, может, и твоя жизнь не искривилась бы, да не судьба, видно».

Высокий, красивый, глазастый Эльдар ей сразу понравился. Однажды она даже сказала Валентину: «Вот за что тебя благодарить бы должна, что его ко мне привел».

«Черный» частенько появлялся у нее, жил по нескольку дней, исчезал, снова приезжал, забрасывал Веру дорогими подарками, не забывая побаловать чем-то приятным ее сына. Тот быстро привязался к дяде Эльдару. С визгом кидался ему на шею, когда «квартирант» появлялся в дверях.

Во дворике очистили площадку для «Жигулей», и там стояла машина, когда Эльдар наведывался к Федотовым.

В последний раз он прикатил в конце марта. Накрыл «Жигули» брезентом и больше не садился в машину.

— Пока нельзя… — только и объяснил хозяйке.

Он никогда не рассказывал о своих делах. А она, видя, что ему не хочется беседовать на эту тему, не задавала лишних вопросов. Для нее важно было только то, что он — рядом, что он считает ее дом своим.

В тот день Эльдар вернулся из какой-то недельной поездки. Обнял ее, назвал «родной женушкой». Покружил по комнате мальчика.

— Получай! — вручил ему трактор, работающий на батарейке. — Понимаешь, брат, батареек в магазине не было. Но я достану.

Кто-то громко постучал в калитку.

Эльдар выглянул в окно. Вера пошла посмотреть, кто пришел.

Она увидела Валентина, непохожего от волнения на самого себя.

— Сейчас Митька у меня был! — выпалил он, тяжело дыша, видно, запыхался, далеко бежал. — Сказал: были у него! Черный, говорит, на крючке! Пусть сматывается!

— Кто был?! — ничего не понимая, переспросила Вера.

— Скажи Черному, ну, Эльдару своему, — бежать надо! Все! — и быстро пошел прочь, не оглядываясь, не желая привлекать внимание соседей и редких прохожих.

Женщина, охваченная тревогой, вернулась в дом. Но говорить ничего не надо было, — Эльдар все слышал.

— Что же это?! Куда ты?!. Не смогу я без тебя… — горестно сказала Вера, схватив его за руку.

— Оставь! Вернусь я… — сказал он, нетерпеливо отталкивая ее. — Нельзя время терять. Слышала ведь! Потом все объясню. Если спросят, где я, говори — не знаю! И ничего другого. Поняла? — нахмурился Эльдар.

— Как же я теперь?… — всхлипнула Вера. — Напиши или как-нибудь дай знать…

— Вернусь! Не волнуйся! — торопливо сказал. Эльдар и выскочил во двор.

Суетясь, оттащил в сторону брезентовую накидку. На площадке стояли чистенькие, красного цвета «Жигули». Другой был и номерной знак.

Отворив ворота, прощально махнул рукой женщине и стоявшему рядом с ней мальчишке, сел за руль и включил зажигание.

Уже выезжая, Эльдар заметил в конце улицы милицейскую машину. Понял: это по его душу. Стремительно вырулил на дорогу и нажал на «газ».

Поток встречного транспорта не давал ему развить скорость, и через несколько минут милицейский УАЗ оказался рядом.

Аркадий Ильич с удивлением обнаружил, что сидящий за рулем смуглый, кудрявый тридцатилетний мужчина очень напоминает малыша, которого он видел на фотографии в доме тети Эльдара Гильмутдинова.