«Если уж дикари невежественные смогли, то почему я не смогу? — про себя вопрошал Сеня, — эх, может, даже с геотермальным источником пещеру найду… чтоб и тепло, и вода. Впрочем, рановато губу раскатал!»

И с такими мыслями повернулся в сторону ближайших гор. Уж если там пещер, для жизни пригодных, не найдется, то не найдется нигде.

4

От первого побуждения — поехать на машине — очень быстро пришлось отказаться. Почва была неровной, и «тойоту» потряхивало вместе с Сеней, пока она пробовала преодолевать каждую неровность, судорожно скребя колесами… а порой даже днищем.

Так что пришлось Сене, во-первых, пожалеть, что у него не джип, а во-вторых признать, что он скорее добьет свою старенькую легковушку, чем доедет, куда ему надо. Ну а в-третьих, Сеня вовремя сообразил: в горах или в лесу станет только хуже. Там уже не будет никаких отдельных неровностей. Путь превратится в сплошную полосу препятствий, преодолеть которые легче человеку или иному живому существу, компактному и ловкому, чем тяжелой неповоротливой машине.

Так что пришлось идти пешком и почти налегке. Прихватив с собой зажигалку, которую Сеня привык носить в кармане ветровки, а еще пистолет. Ну, на случай встречи с диким и хищным зверем. Вернуться за остальными вещами и перенести их из машины Сеня надеялся уже после того, как обнаружит подходящую пещеру. Забыть обратную дорогу он не опасался. Главное — держаться поближе к берегу реки и, так или иначе, наткнешься на брошенное авто, почти у самого берега припаркованное.

Так Сеня прошел пару часов. Затем остановился передохнуть, присел на землю, невесело посмотрев в сторону гор — те, если и стали ближе, то на его взгляд недостаточно скоро. В этом и недостаток открытой местности: расстояние недооцениваешь. Казалось, что до тех же гор рукой подать, а черта с два!

Еще Сеня успел пожалеть, что хотя бы немного тушенки с собой в дорогу не взял. А позавтракать… похоже, забыл. И адреналин поспособствовал от отчаяния, и завтрак, учитывая позднее время пробуждения, правильнее было бы назвать обедом.

От этих праздных и не шибко радостных мыслей Сеню отвлек… плеск! По воде! Причем заметно громче, чем, если бы очередной рыбине вздумалось порезвиться да подразнить сидящего на берегу голодного человека.

Плеск… а еще тихие, но голоса!

«Да тут есть люди!» — промелькнуло в Сениной голове. Следом было пришло чувство облегчения, но почти сразу его вытеснила другая мысль — едва ли обнадеживающая. Чужаков не любят нигде и никто. А в таких вот местах, где закон — тайга (в том числе в прямом смысле) нет никакой необходимости эту нелюбовь ни сдерживать, ни скрывать.

Права человека? Друг, товарищ и брат? Помощь ближнему? Нет, в дикой местности ни о чем подобном не слышали. И не могут быть на сто процентов уверены, что незнакомец, появившийся как черт из табакерки, не несет с собой камень за пазухой. Так что лучше подстраховаться. Ничего личного.

В смысле, для местных — лучше, а вот для Сени наоборот. На распростертые объятья ни ему, ни какому другому чужаку рассчитывать не приходилось. Сеня знал это почти наверняка и потому, раздираемый одновременно любопытством и чувством самосохранения, предпочел подстраховаться тоже. И что было сил, рванул к лесу.

Лишь скрывшись за ближайшей сосной потолще, Сеня решился снова повернуться к реке. И понял, что догадка оказалась верной: действительно, люди. Причем у них топоры наверняка были. Иначе бы они не смогли выдолбить эту лодку… или как правильно? Челн? Каноэ? В общем, выдолбленное в куске толстенного дерева суденышко, которое двигали по воде, размахивая веслами, четыре человека. Они и переговаривались между собой вполголоса — видимо, чтобы не было так скучно просто сидеть и грести. Слов Сеня с расстояния между рекой и лесом не различал. Да и что толку различать, если не знаешь языка?

Не останавливаясь, челн скользил вдоль русла реки. Миновав незамеченного в лесу Сеню, он теперь удалялся, вот-вот грозя пропасть из виду. А допускать этого Сене хотелось, наверное, даже меньше, чем попадаться аборигенам на глаза. Любопытство подстегнуло его; любопытство… а еще робкая надежда. Вдруг удастся, если не помощь получить (это было бы слишком хорошо), так хотя бы стибрить у хозяев челна плохонький, каменный, но топор!

Воодушевленный таким умозаключением, Сеня бросился следом за челном, перебегая от сосны к сосне — не забывая про маскировку.

Так, короткими перебежками, прячась за соснами и стараясь не потерять первобытное суденышко из поля зрения, Сеня прошел еще почти час. Прежде чем челн пристал к пологой бухточке, специально отмеченной двумя воткнутыми в землю шестами.

Выбравшись на сушу, четверка дикарей втащила на берег и челн. А затем все четверо принялись выгружать, потрошить и делить улов. Часть развешали на веревке, натянутой между шестами — вялиться на солнце, часть прихватили с собой.

А прежде чем они ушли к подножию гор и скрылись в лабиринте валунов и утесов, Сеня смог разглядеть хозяев челна получше. Те и вправду выглядели дикарями: небольшого роста, худые, но, скорее, поджарые (чем еще напомнили бездомных собак), а не болезненно-хрупкие, какими нередко выглядели изнурявшие себя диетами Сенины современники.

Головы и лица аборигенов отродясь не знали бритв и прочих парикмахерских инструментов, не говоря уже о шампунях. Оттого их покрывали гривы спутанных, грязных волос, переходящих в такие же неаккуратные бороды.

Из одежды эти четверо носили разве что набедренные повязки и жилетки — меховые… точнее, из звериных шкур. Ну и еще копья, или, скорее, остроги: по одной на каждого. А вот топоров, даже каменных у них не было. По крайней мере, у этой группы. Да и, если подумать, нужны ли топоры на рыбалке?

Когда дикари убрались, унося с собой связки рыбы, Сеня осмелился выйти из леса и подобраться к бухточке, челну и паре шестов с развешанной между ними той частью улова, которую четверка рыбаков решила оставить про запас. Первым, что привлекло Сенин взгляд, стала сама веревка. Она явно не была свита из нитей и волокон, а скорее, напоминала… провод?

«Балда! — затем сообразил Сеня и от досады даже легонько хлопнул себя по лбу, — это не провода, а жилы… сухожилья убитых животных. А обычную веревку им взять откуда? Они же ни лен, ни коноплю не выращивают… и вообще ничего. Вот и обходятся тем, что есть. Что могут добыть охотой».

А охотились, определенно, дикие предки не только ради мяса и шкур. Но давали сто очков вперед даже гоголевскому Плюшкину, стараясь приспособить к делу любой охотничий трофей. Даже то, что цивилизованному человеку может показаться мусором. Но в каменном веке, видимо, даже такого понятия — «мусор» — не существовало. Коль даже из костей, Сеня слышал, люди тогда могли делать оружие.

Но еще больше, чем способ изготовления веревки, Сеню заинтересовало то, что на этой веревке перед ним висело. Рыбины были как на подбор: крупные, упитанные, с лоснящимися на солнце чешуйчатыми боками. Сеня вспомнил, сколько он давеча стоял по колено в воде, сколько сил и времени потратил, в попытках добыть хотя бы одну такую рыбу. А желудок жалобно буркнул, спеша напомнить, что Сеня и завтрак проспал, и обед почти пропустил.

Так что трудно было устоять перед искушением. Сеня и не устоял.

«Потом вернусь, — подумал он, — и продолжу разведку. На сытый желудок и мозги работают лучше».

Одно плохо: легче… точнее, быстрее всего было бы отвязать и утащить всю рыбную связку, вместе с веревкой. Вот только висеть и вялиться дикари оставили почти десяток рыбин, и весили они, все вместе, наверняка сопоставимо с самим Сеней. А если взять только одну…

Веревка, на которую рыбины были насажены, была продета им через глазницы и рты. Возможно, будь у Сени при себе большой нож, вчера послуживший наконечником остроги, он мог бы срезать туловище приглянувшейся рыбины, на веревке оставив лишь непригодную в пищу голову.

Однако ножа не было. Так что задача «позаимствовать» у первобытных рыбаков толику их улова была не намного легче, чем кража всей связки. Сначала, думал Сеня, придется отвязать один конец веревки, затем снять ближайшую к нему рыбину, а потом…