— Наам… Да!
— Вы знаете их язык? — удивился Исламов.
— Так, когда-то учил. Они мирный народ. Но, скажу вам, современные арабы уже не те, которые когда-то завоевали мир… За пятьсот лет своего господства турки выжали из них последние соки и сделали их безвольными. Давно этот паренек у вас?
— Четвертый месяц.
— Видимо, неплохой малый.
— Да, услужливый, — пришлось признаться Исламову.
— Доброе дело делаете. Ведь без языка он бы здесь пропал.
Они вышли на улицу. Убрав посуду, ковры, матрацы, Мухтар бросился на свой матрац в чулане и сразу заснул. Но поспать всласть ему не удалось. С первыми лучами солнца Кара-Баджи разбудила его.
— Пойдем к реке, поможешь мне полоскать белье.
Мухтар умылся. Кара-Баджи стояла у него над душой.
— Скоро и солнце взойдет. Пора приниматься за работу. — И, показав на огромную плетенную из камыша корзину с мокрым бельем, сказала: — Возьми! — И помогла ему поднять корзину на голову.
Они вышли из тупика, перешли дорогу и по каменным ступенькам спустились к Куре.
Река пенилась и бурлила среди острых камней. Неподалеку забрасывали сети рыбаки. Поставив корзину, Мухтар с тяжелым вздохом присел на камень, а Кара-Баджи сразу же принялась полоскать белье. Отдышавшись, мальчик осмотрелся. Кура делала здесь плавный изгиб. По склону противоположного высокого берега лепились плоские домишки, а на самом верху, рядом с церковью, стояло мрачное кирпичное здание с решетками на окнах.
— Это тюрьма? — спросил Мухтар.
— Да, там сидят бандиты.
Вскоре золотые лучи солнца осветили огромный крест церкви, стены и решетки тюрьмы. «К несчастным солнце пришло раньше всех», — подумал Мухтар.
Мальчик сидел на камне, прижав коленки к груди и обхватив их руками. Он прислушивался к плеску воды и с печалью думал о своей «тюрьме». И вдруг яркий лучик скользнул по его лицу, затем по рукам. Мухтар встрепенулся. Он с любопытством стал озираться, искать, откуда прибежал к нему солнечный зайчик. И нашел: лучик пускали из окна тюрьмы. А из другого окна кто-то махал белым платком.
Мухтар вскочил и тоже стал махать рукой.
— Ты кому это машешь? — посмотрела Кара-Баджи на взволнованного мальчика.
Мухтар, улыбаясь, показал на тюремную решетку.
— Сумасшедший! — накинулась она на мальчика. — Да ты знаешь, дурень, кого там держат? Большевиков! Тебя же часовой может застрелить.
Мухтар опустил руку, но продолжал смотреть на тот берег. Через минуту над окном тюрьмы затрепетал красный лоскуток. Утренний ветерок развернул в воздухе алую полоску материи и донес до слуха Мухтара негромкий хор голосов — заключенные пели революционную песню, которую он слышал еще в Карачи, на демонстрации докеров:
Рыбаки, увидев красное знамя, замахали шапками и запели какую-то народную песню. К ним присоединились работавшие поблизости каменщики… Из домов и переулков высыпал народ, и скоро на берегу Куры стояла большая толпа.
Сотни глаз были устремлены на окна тюрьмы. У Мухтара заколотилось сердце. Он пел вместе со всеми, что-то свое.
— Что ты, дурак?.. Замолчи сейчас же… — накинулась на него Кара-Баджи.
В это время откуда-то раздались выстрелы: один, другой, третий…
— Скорей! Бежим скорей домой! — поспешно укладывая мокрое белье, продолжала ругаться Кара-Баджи. — Вот видишь, что натворил, безбожник!
Мухтар поднял тяжелую корзину с бельем на голову. Улица, через которую они должны были пройти, заполнила толпа, направляющаяся к центру города.
— Долой предателей родины!!! Долой меньшевистское правительство!
— Долой Антанту!
— Смерть захватчикам!
Перепуганная Кара-Баджи, вцепившись в Мухтара, тащила его за собой.
Где-то впереди застрочил пулемет.
Огромная толпа дрогнула, отшатнулась назад.
— Проклятье меньшевистским убийцам! Долой жорданиевских палачей! — раздались гневные крики.
Кара-Баджи оттерла толпа. Мухтар уже подходил к дому, когда служанка догнала его.
— Ах ты негодник! — с трудом переводя дыхание, зашипела она. — Перепугал до смерти, ведь хозяин с меня шкуру снимет, если пропадет господское белье.
Вечером, когда Исламов пришел домой, Кара-Баджи поспешила рассказать ему, что вся утренняя кутерьма произошла по вине Мухтара. Но хозяин от души рассмеялся.
— Ты глупая женщина, — успокоившись, сказал он. — Твоя голова набита соломой. Он тут совсем ни при чем.
В эту ночь в Тифлисе было неспокойно. По главным улицам столицы разъезжал усиленный конный патруль. А наутро мальчишки-газетчики звонко выкрикивали:
— Раскрыт большевистский заговор! Сенатор Конти требует помощи для Грузии… Договор с итальянскими промышленниками… Положение на Сочинском фронте!
Исламов послал Мухтара за коляской.
— Сынок, ты куда собрался? — спросила Исламова его мать.
— На биржу… Боюсь, как бы вчерашний день не навредил мне…
Когда Исламов подъехал к зданию биржи, Гасан-заде был уже здесь. Он бросился ему навстречу со словами:
— Спешу вас обрадовать! Цены на чай и рис опять поднялись.
Улыбка озарила лицо Исламова.
— А вы слышали, что бакинские мусульмане послали императору Германии Вильгельму телеграмму с просьбой оградить их от английских и деникинских войск?
— Неужели?
— Точно. Железнодорожное сообщение между Баку и Тифлисом прекращено.
— А не воспользоваться ли нам этим выгодным обстоятельством?
— Конечно. Я пошлю своих людей в села, пусть скупят все, что можно вытянуть у крестьян. Сегодня отдадим рубль, а через несколько дней получим в пять раз больше. Серый хлеб стоит восемьдесят копеек фунт, — продолжал Исламов, — и то по карточкам… В деревне в обмен на керосин его можно купить за пятьдесят… фунт чая через недельку будет стоить восемь — десять рублей, а через месяц дойдет до двадцати…
Покрутившись еще некоторое время на бирже, Исламов отправился домой.
Теперь он пил со своими дружками почти каждую ночь, а Мухтар сидел во дворе и ждал, когда уйдут гости и хозяин разрешит ему лечь.
Дни шли своим чередом, и один был похож на другой. Мухтар работал с утра до поздней ночи и все острее чувствовал свое одиночество.
Кара-Баджи часто и беспричинно била его по щекам, а он молча глотал злые слезы. И только Наргиз-хала время от времени увещевала Кара-Баджи, с первого дня невзлюбившую Мухтара.
— Аллах накажет тебя за то, что ты обижаешь его, — говорила она. — Ты сама вечными придирками вызываешь его на грубость. Посмотри, как ласков он со мной. А почему? Потому что я не издеваюсь над ним. Доведешь парня до того, что он убьет тебя…
— Так и убьет!
— Поверь мне, его терпению может прийти конец…
Кара-Баджи в ответ только кривила губы и продолжала поступать по-своему.
Однажды Мухтар натаскал воды, переколол все дрова, подмел двор и присел отдохнуть у цветника. Из дома вышла Кара-Баджи и, заметив, что он сидит без дела, накинулась на него. Мухтар попытался не обращать на ее ворчание внимания. Тогда она подошла к нему, схватила за руку и сильно ударила его по щеке.
Слепая ярость охватила Мухтара. Он едва сдержался, чтобы не ударить ее кулаком.
— Ты гиена, ты злая кобра! — крикнул он и, стиснув зубы, выбежал со двора.
Лишь вечером, к приходу Исламова, он вернулся домой. Мухтар встретил Исламова у ворот. Тут же, при всех, скинул с себя верхнюю одежду и бросил ее к ногам изумленного хозяина.
— Эфенди! — дрожащим от возбуждения голосом сказал он. — Вы взяли меня, чтобы я работал на вас, а не для того, чтобы служанка Кара-Баджи издевалась надо мной! Вот моя одежда. Возьмите ее в счет того, что вы на меня потратили. Я не хочу больше служить в этом доме. Пусть эта злая гиена лижет вам пятки. Я — человек, а не бессловесная скотина!
Обида и гнев душили Мухтара. От прежней его покорности не осталось и следа. Сверкая глазами, он смело глядел на хозяина и его изумленных домочадцев. Исламов опешил и не знал, что сказать: вид Мухтара не позволял обратить его слова в шутку.