— Почему я назначаю тебя старшиной? — Встав из-за стола, она подошла к нему и погладила его по голове: — Дитя мое! Я желаю тебе добра. Представь себе: ты поучишься у нас, потом окончишь колледж и вернешься в свой родной Багдад уже совсем другим человеком… Кто знает, какой пост тебе придется занять на своей земле? Может быть, ты будешь советником! Советник — это мозг, душа той системы, где он работает. Такие люди обязаны быть смелыми, воинственными и мудрыми. Вот мы и хотим тебя научить этому. Понял?
— Да, матушка, — выдавил из себя Мухтар. — Благодарю вас!
— Ну и отлично! — сказала миссис Шолтон. — Ты свободен. Иди. И будь как можно строже со своим классом, иначе тебя не будут слушаться. Да, вот еще что, — остановила она Мухтара. — Если заметишь что-нибудь нехорошее у ребят, то немедленно сообщи об этом миссис Кумри или мне.
«Как бы не так», — подумал про себя Мухтар, но, не смея возражать, в знак согласия кивнул головой.
— Вот и хорошо, — улыбнулась миссис Шолтон. — Можешь идти.
Мухтар очень серьезно отнесся к своему назначению. Он был строг к самому себе и к другим: требовал, чтобы никто не опаздывал на занятия, чтобы книги и тетради содержались у ребят в чистоте, чтобы на уроках никто не отвлекался от занятий. Особенно он заботился о том, чтобы ребята не ссорились между собой, приучались помогать друг другу. Кумри, заметив это, несколько раз ставила ему на вид, что он слишком мягок, требовала, чтобы он был строже с ними.
— Они слушаются меня, ни в чем не противоречат. Мы все живем дружно, — докладывал ей Мухтар. И Кумри вынуждена была самой себе признаться в том, что это действительно так. Этот маленький багдадец пользовался авторитетом у своих одноклассников.
Кончалось лето 1917 года. В России, в Европе бушевали грозные события, но здесь, в приюте, жизнь шла своим чередом, по строго заведенному порядку. Однажды — это было в конце сентября — в комнату Мухтара вбежала Кумри.
— Скорей, скорей беги, индусы бьют твоих товарищей, твоих братьев! — сообщила она.
Мухтар бросился во двор. Здесь шла драка. Ребята, кто ботинками, кто тонкими прутьями, очевидно заготовленными еще с вечера, яростно тузили друг друга. Мухтар что было силы закричал:
— Ребята, что вы делаете! Перестаньте, вы же не звери!
Особенно азартно дрался Банитаир. Мухтар окликнул его, но тот, едва оглянувшись на старшину, стал еще усерднее лупить какого-то маленького индуса. Видя, что его не слушают, Мухтар подбежал к дерущимся и, схватив первого попавшегося одноклассника, оттащил его в сторону.
— Я запрещаю вам драться, оставьте их в покое! Слышите? Слышите, что я вам говорю? — Кое-кто послушался Мухтара. Драка постепенно угасла. — Ну, чего, чего вы не поделили? — горячился Мухтар, обращаясь к своему негласному дружку Мати.
— Сардар Мухтар, брат мой, — отвечал Мати, — во всем виноват вот этот парень, — он показал на Банитаира. — Он нарисовал на бумаге корову, потом измазал рисунок чем-то похожим на кровь и подбросил в наш дворик. Ребята не выдержали такого оскорбления священного существа. Вот и началась драка.
Мухтар гневно посмотрел на Банитаира.
— Все это глупо, ребята. Мы все без отцов, без матерей. Нам нужно дружить, а не драться.
— Верно… Правильно, — раздались голоса.
— Я тоже так думаю! — согласился Мати.
Вскоре Мухтар был неожиданно вызван из класса. Войдя в приемную, он застал там Кумри.
— Мухтар, ты вел себя, как трус, — налетела она на него. — Если бы при тебе жгли коран, ты тоже стоял бы сложа руки и смотрел, как горят слова божественного письма? Разве ты не видел, как били твоих братьев? Мало того, что сам не защищался, ты и других сбил с толку.
— Но ведь ссору затеяли не они, сейида, — тихо ответил Мухтар.
— Какое тебе дело до других? — гневно воскликнула Кумри. — Ты должен был защищать своих! Где твоя гордость? Какой пример подаешь ты воспитанникам твоей группы? Ведь ты старшина. — Она подошла к нему и, понизив голос, продолжала: — Кстати, за шесть месяцев ты ни одного донесения не написал, никого не наказал. Можно подумать, что у нас учатся одни ангелы!
Прочитав ему длинное наставление, Кумри сурово сказала:
— Мы недовольны тобой. Иди и подумай над тем, что я тебе говорила.
Мухтар вернулся в класс. На перемене, делясь с ребятами, он тихо сказал:
— Мне кажется, мы правильно сделали, что прекратили драку… А Банитаир глупый и злой пес.
— Давай проучим его! — воскликнул Дин Мухамед.
— Нет! — ответил Мухтар. — Я с ним сам поговорю.
После обеда Мухтар позвал Банитаира погулять с ним по парку. Он заманил его в густую зелень кипарисовой аллеи.
— Банитаир! — спокойно и негромко заговорил Мухтар. — Скажи мне правду, почему ты так поступил?
— Как?
— Зачем ты подбросил индусам этот рисунок? Ведь ты же знаешь, что корова у них священное животное?
Банитаир растерялся. Он боялся Мухтара.
— Ну, отвечай, — строго потребовал Мухтар. — А то хуже будет! Ты ведь знаешь, ребята очень злы на тебя…
Банитаир пугливо озирался, как попавший в капкан волчонок. Но видя, что выхода нет, он умоляюще взглянул на Мухтара:
— Поклянись именем пророка, что ты не выдашь меня!
— Я клянусь именем покойной матери, — ответил Мухтар. И, пригнувшись к уху Банитаира, сказал: — Говори только правду, понятно?
— Понятно! — прошептал в страхе Банитаир. — Меня научили сестра-монахиня Грирсон и Кумри. Только не выдавай меня, а то ты знаешь, как они поступят со мной.
— А ты не врешь? — спросил Мухтар.
— Истинный…
— Оставь свой истинный… — резко оборвал его Мухтар. — А они не говорили тебе, зачем им все это нужно?
— Они сказали, что мы должны учиться подчиняться не раздумывая. А больше я ничего не знаю.
— Ну ладно, иди!
Ни о чем не раздумывать, только подчиняться, сносить ложь и несправедливость! Разве этому учил Мухтара добрый Хашим-эфенди! В последнее время вдобавок ко всему и тоска по родному Багдаду, по свободе, по своим старым друзьям все мучительней одолевала Мухтара. Характер его изменился, он стал замкнут и неразговорчив. Даже Фахран, единственный человек в этом доме, к которой Мухтар испытывал доверие, почувствовала в мальчике какую-то отчужденность. И она решила вызвать его на откровенный разговор.
— О чем ты так пригорюнился? — спросила она его как-то, уловив удобное время для душевного разговора. — Может быть, о своей родине затосковал? А? Не терзай себя понапрасну. Всему придет свое время. А пока — терпи и учись. Я вот получила письмо от Низама, он в Дамаске, шлет тебе привет.
Мухтар при имени Низама встрепенулся.
— Вы, тетя Фахран, правду говорите?
— Разве когда-нибудь я тебя обманывала? — ответила она спокойно. — Низам спрашивает, как ты себя чувствуешь, нравится ли тебе здесь? — И, как бы испытывая мальчика, сказала: — Я хочу ответить ему, что здесь ты как в раю. Учишься хорошо и доволен своей судьбой.
Лицо Мухтара побагровело, слезы подступили к горлу, и он неожиданно для себя заявил:
— О, тетя Фахран, напишите ему, что я хочу уйти отсюда… вернуться в Багдад.
— Как, уйти?! — воскликнула Фахран.
— Да-да, уйти!
— Куда же ты уйдешь? — вполголоса спросила Фахран. — Разве Мэри Шолтон отпустит тебя?
— Я знаю, что не отпустит, но я не буду ее спрашивать. Я убегу! Меня они не поймают… уйду в горы… А голода я не боюсь… я найду работу…
Фахран охватил страх за мальчика.
— Родной мой, там жизнь не слаще, чем здесь, в этом доме. Ты пропадешь, сынок! — сказала она, а про себя подумала: «Да, лучше смерть в лапах тигра, чем ласка шакала».
— У вас доброе сердце, тетя Фахран. Объясните мне, почему нашим ребятам они не велят играть вместе с индийцами или китайцами? Почему нам не разрешают дружить?
Фахран испуганно прикрыла Мухтару рот ладонью. Она вышла из комнаты и, убедившись, что в коридоре никого нет, вернулась к нему.
— Ты спрашиваешь, почему они не разрешают вам играть всем вместе, дружить? Вначале я и сама не понимала этого, пока Низам не растолковал мне эту истину: им, богачам-англичанам, так выгодно. Если бы индусы, мусульмане, сикхи и все обездоленные жили в дружбе, то богачи давно перестали бы здесь хозяйничать. Но тебе еще рано думать обо всем этом. Тебе нужно учиться. Вот скоро будет Дивали — большой праздник в честь богини Лакшми. Я слыхала, что матушка возьмет с собой на празднество несколько ребят. Постарайся и ты заслужить, чтобы тебя взяли. А все свои мысли пока оставь. Помни, тебе сейчас учиться надо, учиться, если хочешь стать таким, как Низам…