Буря утихла только на вторые сутки, когда корабль вошел в Аравийский залив и взял курс на Аден.

Все отчетливее и яснее становились берега Адена, черные, скалистые, с крутыми обрывами, они напоминали крепостные стены. За скалами белели особняки и зеленели пальмовые рощи.

Не успела «Британия» войти в порт и бросить якорь, как вокруг нее зашумел плавучий базар с цветными палатками.

Большой катер, пыхтя и шумя, подошел к судну. Он волочил на буксире баржу с полуголыми арабами, среди которых было много ровесников Мухтара. Как только баржа пришвартовалась к пароходу, сидевшие на ней люди ринулись на палубу с такой стремительностью, словно хотели взять «Британию» приступом. Это были грузчики. Они спешили занять выгодные места, где работа наименее трудна.

Несколько стариков и мальчишек полезли в трюм, а остальные ухватились за канаты и стали плотнее подтягивать баржу к борту.

Неожиданно откуда-то появился староста — высокий, в чистых коротких штанах и опрятной рубашке, араб.

— Меньше суеты и разговоров, принимайтесь за дело! — важно скомандовал он.

Началась погрузка угля. Дети насыпали уголь в большие мешки и тащили их к борту баржи. Здесь мешки подхватывали взрослые грузчики и цепью передавали один другому. Когда мешок достигал палубы, он снова переходил к детям, которые подносили его к люку и высыпали уголь в трюм. Уже несколько часов люди таскали мешки, каждый весом с центнер.

Мухтар с волнением и болью смотрел на маленьких рабочих. Их тонкие ноги дрожали под тяжестью мешков, по голым худеньким спинам ручьями стекал пот.

«Наверное, такие же, как я, без отца и матери, — думал Мухтар. — В доме аллаха я помолюсь и за них».

Любопытство потянуло его туда, куда ссыпали уголь. Он подошел к люку и заглянул вниз. Там, в густом облаке черной угольной пыли, копошилось несколько стариков и детей. Мальчики руками перемешивали уголь.

— Чего глазеешь? — раздался крик за спиной Мухтара. — Марш отсюда! Не мешай им работать!

Обернувшись, Мухтар увидел старосту. Его взгляд, полный неумолимой ярости, заставил мальчика вернуться на свое место. Эмир был явно недоволен его отлучкой, хоть и ничего ему не сказал. Лицо его было хмурым и озабоченным.

— Долго ли мы простоим здесь? — спросил он стоявшего рядом матроса.

— Часа три-четыре. Пока не возьмем топливо и не запасемся пресной водой.

— А почему бы уголь не грузить этими машинами? — спросил один из паломников, показывая на кран. — Ведь работа шла бы быстрей.

— Это верно, — ответил матрос. — Но тогда все те, кто сейчас работают, остались бы без куска хлеба. Да и для хозяев фирмы ручная погрузка обходится куда дешевле, чем машинная…

— Сколько же зарабатывают эти грузчики?

— Один-два шиллинга, а то и меньше. Все зависит от милости старосты, может и вовсе не заплатить. Правда, голодным никого не оставляет.

Мухтар стоял в стороне, облокотившись о борт, прислушивался к разговору. Он все еще был под впечатлением страшной картины, увиденной несколько минут назад.

Задумавшись, Мухтар не заметил, как к нему подошла женщина в сопровождении двух молодых людей. Один из них был вчерашний индиец — знакомый Мухтара. Женщина была одета в длинную черную юбку из дорогого шелка и белую блузку. Черная вуаль, спускавшаяся с головы до пояса, закрывала ее лицо.

Мухтар неожиданно обернулся, встретился взглядом с насмешливым индийцем и снова отвернулся.

Женщина легко тронула Мухтара за плечо и тихо сказала по-арабски:

— Злых мальчиков бог не любит, а ты едешь к нему на поклон!

Этот голос, такой мягкий и ласковый, как-то сразу обезоружил Мухтара. Он сделал движение, чтобы уйти, но женщина остановила его.

— Ты, как дикий голубь, пуглив и застенчив. Разве сыну мусульманина подобает быть таким?

Мухтар поднял голову. На него глядела смуглая женщина, похожая на арабку.

На Востоке женщины не заговаривают с чужими мужчинами, даже с юношами, поэтому Мухтар продолжал хранить молчание.

Эмир, привлеченный этой сценой, подошел к ним и отвесил женщине низкий поклон.

— Сидна, он обидел вас? Мальчик едет со мной.

— Нет, что вы! — воскликнула женщина. — Я не думаю, что он способен обидеть женщину. Ваш сын сам как девочка.

У воспитательницы католического сиротского приюта Кумри был испытанный метод распознавать характеры тех, чьей душой она стремилась овладеть. Видя, как вспыхнул и залился краской Мухтар, она негромко рассмеялась и сказала, обращаясь к эмиру:

— Я, конечно, шучу. Ваш мальчик — настоящий араб. Гордый и самолюбивый. Я люблю таких юношей.

Она обняла Мухтара за плечи и спросила:

— Ты учишься?

Мухтар оживился.

— Нет, — грустно сказал он и поспешно добавил: — Но читать и писать умею.

— Читать и писать — это мало. Надо в школе учиться. А где же твой отец, твоя мама?

— Сидна, он едет со мной, я за него отвечаю, — повторил эмир.

— Но мне хочется от него самого услышать о его жизни, — возразила она.

Эмир почтительно склонил голову и коротко бросил Мухтару:

— Отвечай, госпожа ждет!

Мухтар скупо рассказал о себе.

— Что же ты думаешь делать после Мекки? — спросила его Кумри.

— Буду работать.

— Неужели ты не хочешь учиться?

Мухтар только грустно взглянул на нее.

— Я учительница, — вновь заговорила она, — и могу тебе помочь. Я устрою тебя в нашей школе, ты будешь учиться на своем языке.

— А где ваша школа?

— В Индии.

— В Индии? — удивленно переспросил мальчик.

— Да, в стране чудес и сказок, — с улыбкой ответила Кумри.

— И там есть мусульмане?

— А как же, сын мой! В Индии мечети покрасивей, чем в Багдаде. — Она показала на молодых людей, которые стояли рядом. — Вот спроси, кто они? Это твои братья Абдул-Салям и Низам, воины ислама. Они мои воспитанники!

Заметив в глазах мальчика недоверие, Кумри раскрыла маленькую изящную сумочку, отделанную пластинками из слоновой кости, достала оттуда шелковый платок, в котором была завернута крохотная книжечка. Держа ее перед глазами, она торжественно произнесла по-арабски:

— Ия раббе! Помоги этому мальчику! Осчастливь его надежды! Пусть сбудутся его мечты и желания! Аминь!

Все окружающие повторили за ней: «Аминь!»

В это время раздался выстрел. Пролетавшая мимо парохода чайка с резким криком метнулась в сторону и скрылась. Раздался общий смех.

— Должно быть, ей не суждено было умереть. Пусть поживет, — сказала Кумри. Но тут прозвучал второй выстрел, и другая чайка камнем упала в воду.

Мухтар нахмурился.

— Этих птиц нельзя убивать, — взволнованно сказал он, — надо уничтожать только хищников.

Кумри пытливо посмотрела на Мухтара.

— Да, сынок, ты прав. Беззащитных птиц не надо убивать… — Она обняла его за плечи и спросила: — Ты всегда так рассуждаешь?

— Всегда, сидна, — ответил Мухтар.

— Жаль, что ты не хочешь учиться в нашей школе.

— Я не могу учиться, — угрюмо проговорил Мухтар. — Мне надо думать о хлебе, о работе…

— Молодец! — похвалила Кумри. — Молодец, что стремишься работать. Но посмотри туда, — она показала на берег, где дети таскали в мешках уголь на пароход. — Ты видишь? Так всюду… Мир охвачен войной, везде голод, нищета. Мне просто жаль тебя. Я хочу тебе помочь, ты ведь совсем одинок!

Мухтар слушал ее настороженно. Вся эта встреча казалась ему такой странной и непостижимой, что он не отважился принять предложение Кумри.

— Нет, сидна, я вернусь в Багдад.

Мальчик хотел уйти, но эмир окликнул его:

— Мухтар!

Скрестив руки у пояса, эмир смотрел на женщину. «Если эта госпожа не поскупится на вознаграждение, — размышлял он, — можно будет отдать ей мальчика».

Кумри поймала взгляд эмира.

— А что скажете вы? — обратилась она к нему.

— Этот мальчик может верно служить вам, сидна, — с поклоном проговорил эмир.

— Хорошо. Подумай, мальчик мой, и решай! — сказала Кумри и удалилась.

Двое молодых людей, сопровождавших ее, остались на палубе. Некоторое время они молча любовались морем, потом один из них, которого звали Абдул-Салям, обернулся к Мухтару и бросил вскользь: