Анна Павловна поехала отдыхать осенью на юг, и случился у нее там роман.

Анна Павловна — женщина в возрасте, сорок шесть ей исполнилось недавно, жила она в небольшом районном селе, далеко от желейной дороги, работала кладовщицей в ремонтных мастерских; без малого двадцать лет переругивалась со слесарями, выдавая-принимая инструмент.

Всю жизнь свою провела Анна Павловна на родине, никуда не выезжала; ни на станцию, до которой добрая сотня верст, ни в город областной; ежегодный отпуск свой отгуливала здесь же. Да и как поедешь? Была у Лины Павловны в селе изба по-над речкой, огород и хозяйство, двух дочерей-близнецов растила сама, то в ясли их, то в школу, потом в техникум — все на них, все для них. Еще — ехать некуда. Ни братьев, ни сестер, ни другой родни по матери-отцу у нее не было — одна дочь у родителей. Отец Анны Павловны не вернулся с войны, мать свою похоронила, когда еще девчонки в шестой класс ходили.

Что касается отдыха по путевкам, то, надо признаться, за все время работы в мастерских никто путевок ей не предлагал ни в дом отдыха, ни тем более в санаторий, к морю. А в этом году предложили. Предложили потому только, что в месткоме после отчетно-выборного собрания сидела подруга, а так бы черта с два! Каждый год, слышно, поступали на мастерскую две-три путевки, как уж они там распределялись, Анна Павловна не интересовалась. Начальник ими никогда не пользовался, не любитель был до такого отдыха. Подойдет его отпуск — он ружье с собой, собаку — и в тайгу на озера на целый месяц. Механики за ним тянулись. Из слесарей кое-кто бывал в доме отдыха, в своей же области, иной съездит — ничего, другой доберется до станции, пропьется — и обратно. В основном же путевки оседали в бухгалтерии, в плановом отделе. Там, если послушать, здоровых людей ни единого не было. Любую ковырни — сердечница, печень нудит, одышка. А зады — кобыльи.

Но зависти Анна Павловна ни к кому не испытывала. Путевку, разобраться если, давать не за что: ни процентов, ни норм не выгоняла, в выполнении квартальных, полугодовых, годовых планов вроде бы участия не принимала, хотя без кладовщика в мастерских не обойтись. Работу вела честь честью, на смену приходила чуть раньше, уходила позже несколько, в кладовой каждый гвоздь на своем месте, порядок, всякому заметно. Тут уж ее никто ни в чем не мог упрекнуть. Отмечали Анну Павловну на собраниях, благодарности выносили, а к праздникам большим, редко, правда, случалось, премиальные выписывали, рублей по десять этак.

Подруга та, из месткома, летом еще завела разговор, домой возвращались вместе, она и спросила:

— Слушай, Анна, у тебя как с сердцем, не болит?

— Да вроде не болит, — призналась Анна Павловна. — А что такое?

— Понимаешь, путевка намечается на сентябрь, к морю. Санаторий... с сердечным уклоном. Вот что... Иди-ка ты завтра в поликлинику, обследуйся и попроси курортную карту. Так и так, скажи: сердце чтой-то скрипеть стало, сжимается. Отдохнуть надо, карту бы мне санаторную. Тебе и выпишут. Поедешь. А то на нее нацеливаются уже из бухгалтерии, желающих много. Давай перехватим. Сколько лет работаешь в мастерских, ни разу не отдыхала как следует.

— Да ну еще, — отмахнулась Анна Павловна, — какой там санаторий! Заблужусь. А избу на кого оставлю, корову? Сентябрь — картошку копать как раз. Огород сорок соток почти. Колодезь чистить намечала в лето, вода припахивает. Делов полно.

— Так девки ж у тебя дома нынче лето-осень, — вспомнила подруга. — Им наказ дай. Не все по танцам носиться. Я иной раз загляну, проверю, подстегну их.

— Да и в поликлинике, — возражала Анна Павловна, — с какими глазами стану карту эту просить, на сердце жаловаться, когда оно не болит. Ну, кольнет иной раз, так тут же и забудешь в суматохе. Отдавай путевку, пусть едут. Им в привычку. Чего там. Или сама поезжай, право слово. Некогда мне по санаториям всяким.

— Ну и дура, — изругалась подруга, прощаясь. — Все так делают, как карту просят. По-твоему, на курорты непременно с болезнями едут? А то я не знаю! Иди к врачам, не мешкай. Направление в нашем медпункте дадут. Мне же спасибо скажешь...

Дорогой, да и дома после, раздумалась Анна Павловна о поездке этой. Отдохнуть хотелось — двадцать четыре дня без дороги. Столько времени. Ни забот тебе, ни дум но хозяйству. «Возле моря», — говорит. А что такое море - не ведала она. По опять же страшно. Нигде никогда не была. Добираться как? Если напрямую — ничего, а с пересадкой? По расспросам? Нет. Избу на девок можно оставить, девки смирные. Построже наказать — выполнят, что необходимо. Девки сейчас на каникулах, а с осени практика у них тут же, в своем селе практика, в библиотеке. До самых праздников практика. Хорошо, что в свое село направили...

Стала с дочерьми советоваться, а те привязались сразу: поезжай да поезжай. И думать нечего. Это надо же, такой случай, раз в жизни! К морю самому, мамка! Расскажешь потом. Ракушек привезешь, гудели чтоб. А о доме не беспокойся. В огороде уберем, время подойдет. Сено заготовлено для коровы, чего еще? В поезд мы тебя посадим на станции, а там подскажут. Проводника спросишь. Мамка?!

На девок Анна Павловна надеялась. Без отца росли-выросли. Из школы за десять лет жалобы не слыхала на них, теперь вот в техникуме три года отбыли, на станции жили, в общежитии. Там, на станции, известно, люд всякий; поезда туда-сюда проходят, базар, заводских много. Приедут на каникулы, Анна Павловна присматривается первое время: нет, никакого баловства. Подружки ихние, кто в городе побывал и учиться и работать попробовал, вернулись домой, но держали себя как-то по- другому уже. Покуривали в открытую. Идешь вечером мимо кафе, сидит иная с парнями за столиком, нога на йогу, юбка задралась черт знает куда, в одной руке рюмка, в другой, на отлете, — сигарета. А самой еще и двадцати нет. Ах ты, боже мой, до чего только доживешь! Где родители, школа, воспитание?..

Убедили Анну Павловну дочери. Решила: пойдет с утра в поликлинику, в местком — оформлять необходимые бумаги, пока время терпит. Дадут карту — хорошо, не дадут — горя мало. И без этого обходились. Подумаешь, санаторий! Дома отдохнем...

На другой день в поликлинике Анну Павловну посылали из кабинета в кабинет, анализы потребовалось сдать, и выяснилось в конце, что человек она больной, то-то и то-то не в порядке, а уж сердце — само собой. С давлением неладно. Вот тебе на! Никогда ни на что особо не жаловалась, хотя, случалось, чувствовала недомогание, но всякий раз не до того было, чтобы прислушиваться к нутру своему, зубы одни и лечила. Попади на глаза врачу — сразу болезнь сыщет...

Санаторную карту выписали Анне Павловне без возражений, надавали советов, как правильно пользоваться морской водой, солнечными ваннами, диету необходимо соблюдать. Сказали еще, что с сегодняшнего дня стоит она у них на учете и, как только вернется с лечения, тут же должна явиться на медосмотр.

Расстроившись, не рада карте, направилась Анна Павловна в местком к подруге. Та ее скоро успокоила, сказав, что все это не стоит переживаний, сейчас практически здоровых людей нет, каждым чем-нибудь да болея. Время такое.

— Что мы пьем? Чем дышим? Химия! Радоваться надо, что так легко обернулась с путевкой. В Сочах побываешь, Анька! Это Галька Муштакова из планового говорит так: «В Сочах». Три раза на море ездила. Порассказывала... Отдохнешь, загоришь. Любовника подберешь за двадцать четыре дня. Там, на курортах, известно, с жиру бесятся. Спроси у Гальки. А что? И ты не отставай. Давай наряды готовь, через месяц на поезд. Конечно, наряды, а как же? Не в своем селе — в фуфайке на работу — обратно. Два-три платья надо обязательно, костюм брючный пошей, модно. Чемодан приличный, зонт. Ногти приведи в порядок, руки отмой душистым мылом. Над прической подумай. В Сочи едешь.

Весь август Анна Павловна занималась приготовлениями, дочери помогали ей. Прежде всего купили плащ — на станцию ездили — легкий светлый плащ, чуть ли не на атласном подкладе. Как раз впору. Купили под цвет плаща багажную сумку, вроде как- бы хозяйственную, с двумя ручками, застежкой-«молнией», не кожаную, понятно, из чего-то похожего, но вполне приличную сумку. Зонт, обувь трех видов, два купальника. Откуда-то девки узнали, что не ездят на курорты с одним купальником, три — самое малое, два — непременно, с одним если — засмеют.