На секунду в моей голове зажигается мысль, что Фом может оказаться маньяком, и сейчас я сяду в машину в последний раз в жизни. Но это Фом, симпатичный ботаник, который однажды записал видео, чтобы защитить меня от анонимных ненавистников. И пусть он не знает, как правильно произносить мое имя, он помнит обо мне кучу других вещей. Например, однажды я сказала, что мое любимое блюдо - феттучини «Альфредо», и теперь мы едем в итальянский ресторан.

Кажется, реальность превзойдет даже самые смелые мечты. Ужин вдвоем гораздо круче, чем просто чашка кофе.

25

— Серьёзно тебе говорю, стою я в очереди третий час подряд, и вдруг из ниоткуда выбегает парень в костюме Чубакки и сбивает меня. Мой попкорн разлетается, вокруг полный дурдом, а Мэтт нависает надо мной и причитает: «О боже, у него сотрясение! Вызовите скорую!» И знаешь, что забавнее всего? Чубакка даже не притормозил. Он выбежал из лобби на парковку и затерялся где-то в городе.

Я смеюсь так громко, что даже в боку колет. Люди за соседними столиками странно на нас смотрят, но мне плевать. На дворе вечер пятницы, я сижу рядом с живым и настоящим Фомом Козером и ем самое вкусное феттучини «Альфредо» на свете.

— У тебя правда было сотрясение? — спрашиваю я, отсмеявшись и пытаясь придать лицу озабоченное выражение. Это сложно, потому что у меня из глаз все еще текут слёзы от смеха.

— Не, отделался парой ушибов. Ну и весь перемазался жиром от попкорна.

— И ты все равно попал на тот фильм?

— Тэш, ты вообще меня слушала? Я стоял в очереди больше двух часов. Это была полуночная премьера. Естественно, я до неё дошёл!

В этот раз, когда он перевирает моё имя, я только морщусь. Возможности его поправить так и не представилось, и я уже почти привыкла. Я так рада, что мы встретились, что могу хохотать до упаду, потому что мы говорим, перебивая друг друга, без единой заминки. Я боялась, что вживую все будет иначе, что будут постоянные неловкие паузы, мы будем отводить глаза, и все закончится печально. Но ничего подобного. Вечер проходит куда лучше, чем я надеялась. У меня в тарелке лучший в мире соус «Альфредо - папа, прости - и Фом смешит меня одной забавной историей за другой. Я не знала, что у него такое шикарное чувство юмора; похоже, сообщения не очень совместимы с кучей баек, которые он мне сейчас рассказывает. Наконец-то мы встретились. Наконец-то мы сидим так близко, что он может взять меня за руку - если, конечно, захочет.

Пока мы ждём десерта, он именно это и делает. Его ладонь теплее моей и самую чуточку влажная. Я закусываю губы, чтобы не улыбаться слишком широко.

Мы съедаем пополам тирамису, а потом приносят счёт, и я настаиваю, чтобы мы оплатили его пополам. У Фома расстроенный вид, но он соглашается. Он отпускает мою руку, чтобы достать бумажник, и спрашивает:

— Я что-то сделал не так, да?

— Что? — поднимаю я голову от сумки. — Нет, с чего ты взял?

— Говорят, если девушка платит за себя, значит, свидание не задалось.

Я не выдерживаю и глупо улыбаюсь:

— То есть это было свидание?

— Еще какое! — кивает Фом.

— Но что такого в том, чтобы заплатить за себя? Это просто прогрессивно.

Я говорю с таким видом, будто знаю о свиданиях все на свете. И вечера пятниц у меня плотно забиты романтическими встречами в итальянских ресторанах. Сейчас я чувствую себя так, как будто это правда.

Я оставляю королевские чаевые официантке, не раз и не два, а целых три раза досыпавшей нам хлебных палочек в корзинку. Встав из-за стола, я чувствую, что иду вразвалку, а все моё тело, кажется, состоит только из воды и углеводов.

— Фом, — подаю я голос, пристегивая ремень, — меня, кажется, раздувает. Боюсь, я могу взорвать твою машину...

— Ты превратишься в Вайолет Борегард?

Я смеюсь:

— Обожаю этот фильм! И книгу тоже! Боже, моя подруга Джек ей просто одержима. И вообще всеми книгами Роальда Даля. Особенно «Ведьмами». Она говорит, что самое большое разочарование в её жизни - родиться после смерти Даля.

— А я знаю, как она воспользовалась бы машиной времени!

Я смеюсь, наверно, уже в сотый раз за вечер.

Когда Фом заводит мотор, я наконец задумываюсь, куда мы едем и сколько времени, и проверяю телефон. Уже десять вечера, а кажется, что гораздо больше. Готова поклясться, что в этом ресторане я стала на год старше.

— Куда мы едем? — спрашиваю я.

— В отель, наверно, — поворачивается ко мне Фом.

— Ясно. — Почему мне кажется, что из меня выпустили весь воздух? — Хочешь, еще немного посидим в лобби?

— Да, конечно. Или можно пойти в твой номер, если хочешь.

Я тут же настораживаюсь.

В мой номер?

Неужели это то, о чем я думаю? Неужели все так, как всегда бывает в фильмах про подростков? Или Фом просто предлагает посидеть у меня, вдали от шума и гомона других номинантов? Вдруг в моей голове раздается голос Джек: «Да не будь же такой наивной!»

Боже.

Значит, вот оно.

Я надеялась, что этот момент никогда не настанет.

Мне надо все объяснить ему прямо сейчас.

Стоило сказать что-то до того, как Фом припарковал машину, как мы прошли через лобби, сели в лифт, и я нажала кнопку седьмого этажа. Надо было сразу все объяснить, но до сих пор все шло так гладко! Сплошные благие предзнаменования и смех - мне не хотелось так скоро это разрушать.

Когда я уже достаю из кармана ключ, голос Джек раздается снова, громче прежнего: «Это нечестно с твоей стороны! Он должен знать».

Сначала я задаюсь вопросом, с каких это пор моё подсознание разговаривает голосом моей лучшей подруги и читает мне нотации о мальчиках.

Потом облизываю губы и готовлюсь говорить.

Но что я ему скажу? Я не репетировала речь и вообще об этом не думала. Как можно начать? «Кстати, Фом...»?

— Кстати, Фом...

Все, отступать поздно. Я уже заговорила, и теперь у меня нет выбора. Так что я продолжаю, стоя посреди коридора и глядя на Фома, которому, похоже, становится все более и более неловко:

— Просто... чтобы не было вопросов, я не хочу...

Думаю, необязательно признаваться во всем прямо сейчас. Достаточно просто сказать, что я не хочу делать этого сегодня. Совершенно нормальное уточнение для семнадцатилетней девочки на первом свидании.

Но это ведь не вся правда, а только неловкая полуправда. И если то, что между нами происходит, будет продолжаться, в скором времени мне придётся рассказать и самую неприятную её часть.

Я слишком долго собиралась с мыслями. Лицо Фома как-то странно скривилось. Он отвечает:

— Мы не... если тебе неловко приглашать меня в свой номер, пойдем куда-нибудь еще.

Я киваю. Потом мотаю головой:

— Да нет, заходи. Но мне нужно кое-что тебе объяснить.

Мне не слишком-то хочется впускать его к себе, но не можем же мы обсуждать это в коридоре, где кто угодно может выглянуть из номера или пройти мимо. Так что я обгоняю его и иду к двери своего номера. Вставляю ключ-карточку в щель, толкаю дверь и включаю весь свет, какой только можно. Мой взгляд тут же падает на кровать: мы не можем сидеть на ней! Но в номере есть только кровать и стул, так что я поспешно сажусь на стул. Отлично, я уже испортила чудесный вечер, а я ведь еще даже ничего не сказала.

Я готовлюсь к речи, подбираю фразы, неловкие и неудачные, но, видимо, придётся довольствоваться ими. Фом подает голос первым:

— Тэш, — начинает он (Тэш - как «брешь»). — Если ты боишься, что я захочу чего-то такого... это совершенно необязательно. Мы хорошо провели время, и я решил, что можно немного посидеть вдвоем.

— Ясно, — отвечаю я. — Нет, это хорошо, но сначала мне надо кое-что тебе сказать. Думаю, сейчас тебе уже нужно это знать.

— Хорошо, — медленно произносит Фом. — Ты меня немножко пугаешь.

— Прости! — Меня бросает в жар. — Я дура и даже не подумала заранее, как буду тебе все объяснять. Так вот... Так вот, дело в том, что... мне не хочется секса. Совсем. Мне просто не хочется делать этого ни с парнями, ни с девушками. Я вообще ни о ком с этой стороны не думаю. Я понимаю, что ты сейчас, наверно, разочаруешься, потому что... потому что для большинства это важная часть жизни. Да, надо было сказать тебе об этом, когда мы переписывались, но я не знала, куда заведет наше общение. А теперь... В общем, теперь ты знаешь.