— Вот так я выгляжу без одежды. Видимо, людей вроде тебя это возбуждает. И если ты хочешь со мной встречаться, тебе нужно все время помнить, чего ты лишаешься. Да, сначала ты можешь говорить, что это нормально, но нормально не будет, потому что тебе захочется залезть под одежду, и это разрушит нашу дружбу. И мою дружбу с Джек тоже. Я не могу этого допустить. Так что да, ты либо сволочь, либо идиот. И лучше ты будешь сволочью, потому что тогда мы хотя бы сможем остаться друзьями.

Тут за моей спиной, на лестнице, кто-то шевелится, и голос Джек произносит:

— Что за чертова хрень здесь происходит?

Я, даже не оборачиваясь в её сторону, хватаю юбку, футболку и бегу к двери. Джек зовёт меня по имени. Я дергаю ручку и сбегаю, оставляя дверь широко распахнутой.

Я прячусь за ровно подстриженными кустами мистера Харлоу и неуклюже одеваюсь. Я оставила в подвале шлепанцы и босиком бегу по темноте, выстукивая голыми пятками об асфальт неровный ритм, а в мозгу в такт ему проносится: «О чем ты только думала? Зачем он сказал это? Зачем он сказал это сейчас?»

Уже заперевшись в спальне, я понимаю, что надела футболку задом наперед и наизнанку. Но мне плевать. Я падаю в кровать и накрываюсь одеялом с головой.

23

Я не выхожу на связь с Джек и Полом, они - со мной. Мы живём на одной улице, в дюжине домов друг от друга, и не общаемся четыре дня. Во вторник и в четверг выходят заготовленные серии «Несчастливых семей». Со стороны может показаться, что все в порядке.

Вот только ничего не в порядке.

В последний раз мы всерьез поругались, когда спорили, чей велик круче раскрашен. Мы никогда не ссорились по таким огромным, страшным и взрослым поводам, как сейчас. Ни разу не всплывало никаких шокирующих откровений вроде того, что Пол, оказывается, влюблен в меня с тех самых пор, как мы впервые играли вместе. Мы никогда не спорили на темы вроде полового влечения или его отсутствия. Мы вступили на новую, негостеприимную землю. Здесь ничего не растёт и никто не живёт. Я знаю, что в одиночку долго здесь не протяну. И все же я не могу заставить себя позвонить, написать, забраться к ним в подвал и заснуть там на диване. Просто не могу. И, похоже, они не могут тоже. Может быть, так и кончается дружба - не резким разрывом, а медленным и безжалостным погружением в забытье.

Конечно, наша дружба на этом не кончится. Я не позволю этому произойти. Но я не могу взять и позвонить им. Пока что не могу.

Я по-прежнему много пишу Фому. Не о нашей ссоре. О ней, конечно, ни слова. Он не знает даже, как зовут моих лучших друзей, так зачем рассказывать ему, из-за чего мы ссоримся? Так что мы болтаем на обычные темы: что Фом думает про Дж. Дж. Абрамса и что можно сказать про последнюю серию «Бурь Таффдора».

В четверг я прощаюсь с Лео. Нам тяжело расставаться. Он мужественно прячет горечь за нахмуренными бровями, но я-то знаю, как у него разрывается сердце при мысли о том, что я покидаю его, пусть даже всего на несколько дней.

— Это, конечно, не то же самое, что открыть дюжину школ для только что освобожденных крепостных, — замечаю я, — но выдвижение на эту премию - самое значимое, чего я достигла в жизни.

Лео хмурится.

— Слушай, хватит меня осуждать, а? Желание обладать куском металла в форме тубы не делает меня поверхностной!

Он продолжает хмуриться.

— Да хватит тебе! В моём возрасте ты еще не был таким великим. Ты беззаботно наслаждался прелестями аристократической жизни, спускал родительские деньги в игорных домах, а потом бросил учёбу и ушёл в армию!

Лео хмурится, и хмурится, и хмурится.

Я прячу голову в плечи:

— Ладно, Лео, как скажешь. Но я знаю, что ты будешь по мне скучать.

Потом я начинаю собираться. Да, я еду всего на две ночи, но сумка оказывается набитой под завязку. Я все время вспоминаю какие-нибудь мелочи: положить носки для сна, дорожный флакончик духов или запасную пару тёмных очков.

В комнате на полную громкость ревет альбом Actor Сен-Венсан, и между двумя песнями раздается стук в дверь. Открыв её, я оказываюсь носом к носу с Джек. Судя по выражению её лица, она стучит уже не в первый раз. На ней нет макияжа, и она в той же одежде, в которой спит - в чёрных фланелевых штанах и футболке с Джеком Скеллингтоном. Она отодвигает меня плечом, заходит в комнату и садится на край кровати.

— Тебе надо дофига всего мне объяснить, — говорит она.

Из динамиков ревет соло электрогитары. Я захлопываю ноутбук, и песня прерывается посреди ноты. Потом я опускаюсь на стул и обращаюсь к Джек:

— С чего начать?

— Мне, конечно, хочется спросить, зачем ты танцевала стриптиз перед моим братом, но, думаю, он рассказал мне достаточно. А пока что у меня вопрос поважнее.

Она протягивает мне свой телефон. Там открыт блог, название и логотип которого я немедленно узнаю - «Девушка в роговых очках». На экране красуется их последний пост, под названием «Несчастливые семьи, неудовлетворительное качество». Должно быть, то самое интервью, которое основательница, Хизер Лайлс, брала у меня в середине июля. До меня доходит, что я так и не сказала о нем Джек. Некоторое время я просто забывала об этом за съемками, а потом решила не говорить вовсе. Разговоры с незнакомыми людьми - не самая сильная ее сторона, и совместное интервью могло бы обернуться скандалом. Так что я просто ответила на все вопросы сама и пообещала себе рано или поздно сказать об этом Джек. Кажется, «поздно» уже настало. Джек тыкает интервью мне в нос. Я скольжу глазами по тексту и не нахожу ни чередующихся реплик, ни вопросов, ни ответов. Это просто большой кусок текста, и мне хватает нескольких фраз, чтобы понять, что на нас просто написали отзыв. И отзыв разгромный.

— Мне нужно знать, действительно ли ты ей все это говорила, — произносит Джек. — Если нет, нам, наверно, надо подать в суд за клевету. А если говорила…

Мне не приходится ничего отвечать - подруга понимает все по моему молчанию. Ее лицо по-прежнему ничего не выражает, но я знаю, что она злится. Да и что ей еще остается? Чем дальше я читаю, тем хуже все становится. Эта Лайлс не просто разнесла нас в пух и прах, она подкрепила свой разнос моими же собственными словами! Последний абзац такой:

«Молодому “продюсеру”, Наташе Зеленке, всего семнадцать лет, и, к сожалению, это видно. Выбор “Анны Карениной” в качестве сюжета для мыльной оперы говорит сам за себя. До меня говорилось, что сериал слишком упрощает идею книги. По-моему, он ее просто убивает. Если прекратить сходить с ума по Кевину, можно увидеть хиленькую сюжетную линию, где нет ни напряжения, ни страсти великого романа. Сделав главных героев подростками, Зеленка и Харлоу уничтожили все, на чем держалась книга. Подумать только, Анна бросает Алекса, с которым так долго встречалась, и уходит к Вронскому! Это ни в какое сравнение не идет с оригиналом, где Анна покидает мужа и любимого сына и становится изгоем, и все это во времена Российской империи. А как быть с ее трагическим концом? Зеленка “не может пока рассказать о финале, но надеется, что он удовлетворит публику и будет достойным завершением сериала”. Для такой низкосортной продукции сложно придумать недостойное завершение, но если вы ждете чего-то удовлетворительного, смотрите не обманитесь».

Я отдаю телефон Джек и сжимаю губы. Кажется, я сейчас либо рассмеюсь, либо расплачусь, либо упаду в обморок.

— Итак, — начинает Джек, — ты собиралась скрыть от меня, что дала эксклюзивное интервью известному блогу без моего участия?

— Джек, прости меня.

— Серьезно? Выглядит так, как будто ты знатно развлеклась за мой счет.

Я не знаю, что на это ответить, но Джек и не ждет ответа:

— Я подумала, что надо показать тебе, какая грязь гуляет по интернету, — продолжает она. — Желательно перед тем, как ты улетишь в Орландо. Ты мне не сказала, и в итоге твои слова вывернули наизнанку. Кажется, это у вас и называется кармой?