– Дык, N-то верст за сто сорок отселева будет, как же вы добираться хотите? – недоверчиво спросил один из мужиков, белобрысый, загорелый, в годах, мокро прокашливаясь и переглядываясь с другим, который не мог никак убрать удивления с лица. Похоже, они практически никогда не встречали здесь заезжих, тем более столичных гостей.

– Да нам бы перекусить чего-нибудь, а там мы как-нибудь доберемся.

– Ну, пошли в контору, там начальник решит, чего и как.

Деревянный барак с выцветшей вывеской «Контора 7-го участка леспромхоза «Северный» имел вид блеклый и несолидный. Острый, но приятный запах древесины и опилок витал в воздухе.

Начальник участка сидел за маленьким письменным столом, совершенно не гармонировавшим с остальным интерьером комнаты, заваленной сапогами, телогрейками и еще бог знает каким барахлом. Это был молодой еще человек, лет под тридцать, он совершенно не удивился встрече с группой москвичей в этом, как он выразился, «богом забытом месте».

– Связи нет ни хрена, позвонить не могу, ночевать можете в шалаше, а пожрать чего-нибудь организуем. Федя, – обратился он к белобрысому, который годился ему в отцы, – давай, сбегай к Полине, скажи, чтобы хлеба и еще чего соорудила.

– Степан Ильич, может ухи разогреть, что с обеда осталась? – спросил Федя и, увидев усталый кивок начальника, быстрым шагом почти побежал к Полине.

– Везучие вы, москвичи, – изрек Степан Ильич, – на нас наткнулись, а что, если бы не на нас? – многозначительный взгляд обвел присутствующих.

– А на кого, неужто медведи здесь водятся? – то ли шутливо, то ли серьезно произнес Алеша.

– Здесь пострашней водятся. Семь лагерей для особо опасных преступников. Каждый месяц какая-нибудь сволочь сбегает. Внутренние войска на ушах стоят, прочесывают наши леса, равнины и поля. Два дня назад опять ориентировка пришла – целая группа сбежала, возможно, что и с оружием. Как будто мы что-нибудь можем! А что мы можем – без оружия да с отморозками.

Кого называл Степан Ильич отморозками, то ли сбежавших заключенных, то ли работников вверенного ему участка, было не очень понятно. Он еще раз внимательно обвел взглядом группу и, улыбнувшись, сказал:

– Вижу, вижу, что москвичи. Вы не обижайтесь, до города немедленно добраться помочь не могу, катер придет послезавтра, так что придется подождать.

– А мы не можем ждать, – затараторила Вета, – ведь там волнуются, уже в Москву, наверное, доложили. А нам ведь надо организовать поиск потерянных документов, а может, и не надо. Они ведь восстанавливаются? А вы можете нас как-нибудь на другой берег переправить?

– Ну, переправим на двух лодках, а дальше что?

– А дальше как-нибудь доберемся, главное – водную преграду преодолеть, – включился в дискуссию Виталик.

– А вы кто будете? – спросил Степан Ильич, глядя на инструктора группы.

– А я преподаватель, сопровождаю студентов, это ведь у нас практика такая, – почти не погрешив против истины, ответил Евгений Васильевич.

В этот момент в комнату вошла пожилая женщина, по-видимому, Полина. Она прижимала одной рукой к телогрейке две больших буханки хлеба, а в другой держала котелок, из которого шел невероятно аппетитный запах ухи.

Почти физически чувствуя головокружение, ребята расположились на лавках за большим столом, предназначенным теоретически для заседаний, а практически заваленным стопками каких-то пожелтевших бумаг, папок и каким-то еще барахлом, основным элементом которого были брезентовые рукавицы.

Съев все до последней крошки, кроме оставленной про запас полбуханки, ребята благодарно посмотрели на хозяина кабинета, который, не обращая внимания на гостей, что-то в полголоса обсуждал с Федей, который кивал головой почти после каждого слова начальника.

– Огромное-преогромное спасибо, вы спасли нас от неминуемой голодной смерти, – поблагодарил Степана Ильича Алексей.

– Я никогда так вкусно не ела, – совершенно искренне сообщила Вета.

– На здоровье, – ответил Степан Ильич, – ну а теперь спать, в шалаш вас Федя проводит, темень кромешная, так что завтра все решать будем, утро вечера мудренее, как говорится.

Шалаш был большого размера и предназначался то ли для складирования каких-то предметов, требующих защиты от дождя, то ли еще для чего-либо. Во всяком случае, это было гораздо лучше, чем сон под открытым небом.

Назначив очередность двухчасовых дежурств, Алексей первым остался бодрствовать. План дальнейших действий был прост. На рассвете определиться с лодками и постараться переправиться на другой берег, а там опять марш-бросок вдоль берега километров двадцать пять до деревни Селезнево, опять легенда о москвичах-студентах и любыми правдами и неправдами добираться до N.

Утром чуть свет, перекусив оставшейся с вечера полубуханкой хлеба, аккуратно разделенной на четыре части, они бесшумно спустились к реке и обнаружили целый баркас, вполне способный вместить человек шесть. Рядом в будке спал мужик, которого они уже знали по первой встрече, когда они столкнулись с ним и великовозрастным Федей. Алексей разбудил мужика и сообщил ему, что нужно срочно сниматься с якоря. Мужик замотал головой, совершенно не понимая, что от него хотят. К нему вернулось вчерашнее выражение лица, отражающее крайнее изумление. Весла лежали здесь же в будке. Нужен был только ключ от ржавого замка, запирающего цепь, которая соединяла баркас с массивным крюком на берегу. Мужик посмотрел на четыре пары глаз, смотрящих на него, и, бормоча себе под нос что-то вроде «вот Степан Ильич разберется-то, вот разберется…», достал из кармана телогрейки огромный ключ.

– Слушай, мужик, будь другом, поплыли с нами. Нам ведь только на другой берег, мы доплывем, а ты баркас обратно перегонишь, а? – Алеша вложил в свой голос всю теплоту и убедительность, на которую был способен.

Мужик оказался сообразительным, он вскочил на ноги, буркнул «сразу надо было говорить», взял весла и пошел к баркасу. Виталик взял вторую пару весел, и вся компания дружно погрузилась на плавсредство. Через двадцать минут они были на другом берегу, высадились и вежливо поблагодарили своего перевозчика.

– Ну что, кросс до деревни. Все готовы? Вперед, – бодро скомандовал Алексей.

Бежали легко. Алексей рассчитывал добраться до деревни через часа три. Серое свинцовое небо не предвещало ничего хорошего. И действительно, через час-полтора после начала пробега начался довольно сильный дождь, бежать стало труднее. После десятиминутного привала на опушке леса они углубились в него, чтобы примерно через час добраться до желанной деревни.

Первым дымок костра увидел Виталик, а затем сразу же и все остальные. Они немедленно остановились и тихо, стараясь не обнаруживать себя, пошли к костру, чтобы понять, с кем их свела судьба в этой чащобе, где не должно быть, по идее, никого.

– Руки! – услышали они грубый окрик. Алеша обернулся и увидел нереальную картину: в спину Евгения Васильевича упирался боевой автомат Калашникова, который держал в руках здоровенный детина. Евгений Васильевич медленно поднял руки и также медленно обернулся. Со стороны костра к ним подбежали еще два человека, у одного из них в руках был топор, у другого – нож. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что рассказ начальника участка о сбежавших заключенных – отнюдь не сказка, а совершеннейшая действительность. Причем действительность, реализуемая по самому плохому сценарию. Мелькнувшая у Алеши мысль, а не часть ли это учебного задания, была тут же оставлена, уж слишком реалистично было все происходящее.

Все дело портил автомат, ствол которого упирался в спину инструктора. Справиться с троицей вооруженных топорами и ножами отморозков для ребят, прошедших все премудрости техники рукопашного боя с превосходящим по численности вооруженным противником, было дело, можно сказать, обыденное. Но ситуация принципиальным образом оставалась для ребят угрожающей, пока в руках бандита был автомат, упиравшийся в спину одного из членов группы. Конечно, он мог быть без патронов, конечно, Евгений Васильевич, не менее тренированный, чем ребята, человек, мог бы попытаться завладеть автоматом или выбить его из рук бандита, но риск был неоправданно велик.