Дэвид Эддингс

САПФИРНАЯ РОЗА

Пролог

Вторгнувшись в Эозию с востока, из степей срединной Дарезии, эленийские племена постепенно вытесняли разрозненные кучки стириков. Последними пришли самые отсталые роды, осевшие в Земохе. Города их состояли из грубых хижин, много уступавших постройкам их сородичей в Западных королевствах. К тому же природа Земоха гораздо суровее нашей, и тамошние жители с трудом добывали себе пропитание. Церковь мало обращала внимания на этот бедный край, и многие храмы и часовни стояли заброшенными, и страну охватывало язычество, чьи нечистые обряды повсеместно распространяли стирики. Видя, какие плоды приносят их соседям-стирикам знания сокровенных искусств, все больше и больше эленийских крестьян становились отступниками. Целые эленийские деревни в Земохе обращались в язычество. Храмы стали посвящаться стирикским богам и всюду воцарились богомерзкие языческие культы. Смешанные браки между эленийцами и стириками стали обычным делом, и к концу первого тысячелетия Земох уже никоим образом нельзя было назвать эленийским народом. Язык их настолько изменился, что западные эленийцы перестали понимать своих восточных соседей.

В одиннадцатом столетии один из козопасов горного селения Ганда, что в срединном Земохе, пережил престранное событие, коему суждено было оказаться краеугольным камнем истории мира. Разыскивая среди горных отрогов потерявшуюся козу, молодой пастух по имени Отт набрел на упрятанную лозами дикого винограда раку, возведенную в древности стирикскими язычниками, посвященную одному из их многочисленных богов, чей уродливый идол стоял посреди капища. Отдыхая там от погони за убежавшей козой, Отт услышал гулкий глас, обратившийся к нему на стирикском языке.

— Кто ты такой? — вопросил голос.

— Мое имя Отт, — в испуге ответил пастух, припоминая стирикские слова.

— И ты пришел сюда, чтобы пасть ниц и поклоняться мне?

— Нет, — правдиво отвечал козопас. — Я только разыскиваю мою козу.

Голос долго молчал, а потом раздался снова:

— Я очень могущественен, и если ты будешь поклоняться мне, я могу многое сделать для тебя. Говори, чего ты хочешь! Уже много, очень много лет никто не приходил сюда, и я соскучился по жертвам и душам поклоняющихся мне.

Отту и в голову не пришло усомниться, что голос принадлежит одному из молодых пастухов, пасущих свои стада поблизости, и он решил подыграть шутке.

— Ну, — ответил он, — я хочу быть королем мира, жить вечно, иметь множество прекрасных наложниц, делающих все, что я захочу, и чтобы у меня были груды золота и прочих сокровищ, и еще я хочу получить свою сбежавшую козу.

— И за это ты готов отдать мне свою душу?

Отт почесал в затылке. Он едва представлял, что у него есть душа, и потеря ее не казалась пастуху чем-то страшным. К тому же он решил, что если владелец неведомого голоса не шутит, то в случае невыполнения хотя бы одного из обещаний договор будет недействительным.

— Ну что ж, хорошо, я согласен, — равнодушно заявил козопас. — Для начала я хотел бы увидеть свою козу, как доброе предзнаменование.

— Так обернись и получи свою потерю обратно, — провозгласил бесплотный голос.

Отт обернулся. И правда, позади него беглая коза лениво обдирала листья с ближайшего куста, бросая на него любопытные взгляды. В сердце этого дикого пастуха уже тогда угнездился порок — он любил причинять боль беспомощным созданиям Божьим, не прочь сыграть с кем-нибудь злую шутку, украсть что-либо при случае или обесчестить беззащитную девушку, когда это было безопасно. Он был скуп, неряшлив и самолюбив. Когда он привязывал козу к ветке, его голова быстро заработала, нечестивые мысли зароились в ней подобно мухам над кучей падали. Раз уж это стирикское божество смогло пригнать сюда его козу, то и на остальное оно тоже может быть способно. Отт решил, что ему выпал счастливый случай.

— Ладно, — сказал он, прикидываясь простачком, — сейчас одна молитва, в обмен на козу, а об остальном поговорим потом. Покажись. Я не собираюсь кланяться пустому месту. Я должен знать это, чтобы должным образом произнести мою молитву.

— Я — Азеш! — загремел голос. — Самый могущественный из Старших богов. И если ты будешь поклоняться мне и приведешь других, то получишь от меня гораздо больше, чем у тебя хватило воображения попросить. Я возвеличу и обогащу тебя сверх всякого воображения. Самые прекрасные женщины будут твоими. Я подарю тебе бессмертие. И более того — власть над миром духов, какой еще не обладал ни один человек. Все, что я хочу взамен, Отт — это твоя душа и души тех, кого ты приведешь ко мне. Мой голод и одиночество мое непомерны, и так же велики будут мои награды тебе. А теперь взгляни на мое лицо и трепещи!

Воздух вокруг грубого каменного идола задрожал, и Отт узрел над ним парящий в воздухе образ Азеша. В ужасе отшатнувшись, он пал ниц и извивался в пыли подобно червям и гадам. В душе Отт был трусом, и, боясь, что ужасный демон сотворит с ним что-нибудь страшное, ужасно опасался за свою шкуру.

— Молись, Отт! — воскликнул демон. — Я жажду твоего поклонения.

— О могущественнейший, великий А-Азеш. Бог богов и владыка мира, услышь мою молитву и прими мое смиренное поклонение и мои жалкие хвалы. Я пыль под твоими ногами, песчинка рядом с горой. Хвала и благодарение тебе за возвращение моей заблудшей козы, которой не избежать хлыста, как только я доберусь до дому. — Трясущийся от страха Отт надеялся, что молитвы будет достаточно Азешу, или, по крайней мере, это даст ему возможность сбежать.

— Поклонение твое, Отт, — проговорил демон, — едва ли удовлетворит меня. В дальнейшем, надеюсь, ты будешь более удачен. А теперь ступай! Возвращайся завтра на утро.

Отт устало потащился домой, клянясь никогда более не приходить в это место, но ночью, когда он метался на грубом ложе в своей грязной хижине, перед его глазами вставали видения огромного богатства и прекрасных девушек, раболепно выполнявших все желания его похоти.

На рассвете он поднялся с решением отправиться к заброшенному капищу. Если что, думал он, всегда можно попросту убежать.

Так началось поклонение простого земохского козопаса демону стирикского пантеона, демону, имя которого сами стирики боялись даже произнести вслух — так велик был их страх перед этим исчадием преисподней. Шли столетия, и Отт понимал, что теперь он полностью порабощен. Азеш не удовлетворялся только молитвами и жертвами, он требовал свершения целых богомерзких мистерий в свою честь. Бывший пастух становился все угрюмее, а демон поглощал его разум и душу. Отт уже прожил дюжину положенных человеку жизней, его руки и ноги усохли, а живот и голова раздулись, покрылись складками жира. Его кожа приобрела зеленоватый оттенок, из-за того, что главный служитель Азеша никогда не бывал на солнце — он ненавидел дневное светило. Богатства Отта был безмерны, но не приносили ему никакой радости, и ласки множества наложниц оставляли его равнодушным. Легионы бесов исполняли его малейшие прихоти, но Отту нечего было приказать им, он уже имел все, что мог пожелать. Единственной радостью в его жизни было наблюдать мучения беспомощных трепещущих жертв в застенках.

В начале третьего тысячелетия, когда Отт перевалил уже за девятисотлетний рубеж своей жизни, он приказал перенести того самого грубого идола, возле которого впервые встретился со своим хозяином, в город Земох, на северо-восточном плоскогорье. Огромное подобие Азеша было возведено, чтобы заключить в своем каменном чреве грубого старинного болвана, и помещено в титанический храм. Рядом с мерзким капищем возвышался связанный с ним подземными лабиринтами дворец Отта, чьи стены были выложены пластинами чистого золота и инкрустированы жемчугом, ониксом и халцедоном, капители колонн украшали огромные рубины и изумруды.