– Ведь на камине не было второго подсвечника и он упасть сюда сам просто не мог, − сказал он, вопросительно глядя на меня.
Я лишь пожал плечами, оставив его реплику без ответа.
Увидев мою безразличную реакцию, управляющий подошел ко входу, вытащил оттуда первый подсвечник и, взявшись руками за камин, поставил его на место. Затем, вернув подсвечник на стойку камина, он взял деформированный, и мы быстрым шагом, пройдя через комнаты, вышли во двор. Было уже под утро. Стояли светлые сумерки, и луна постепенно заходила куда-то за горизонт, прячась в горах, уступая место уже нарождавшемуся солнцу. Распрощавшись и пожелав друг другу «спокойной ночи», мы разошлись. Я отправился к себе в комнату. Войдя в нее, я быстро разделся, умылся и, сделав холодный компресс из мокрого полотенца на распухшее колено, сел в кресло и задремал. Поспать хорошо у меня не было возможности. Необходимо было спешить.
Дорога на Симферополь
Разбудили меня яркие лучи солнца, пробивавшиеся сквозь неплотно задернутые шторы и падавшие мне на лицо. Все свидетельствовало о том, что новый день уже был в полном разгаре. Я взглянул на часы − было почти восемь часов утра. Значит я поспал около трех часов. Ну что же и на том спасибо. Сняв полотенце с колена, я потянулся, пробуя его на прочность. Вроде бы все нормально, болит, но терпимо. Умывшись и побрившись, я оделся и вышел во двор. Стояло яркое солнечное утро. Со стороны конюшен слышалось ржание и какой-то деловой гул. Глубоко вдохнув свежий прохладный воздух, я сбежал со ступенек крыльца и направился на хозяйственный двор в сторону конюшен. Управляющий уже был здесь, и наблюдал за работой конюхов и прислуги. Несмотря на наше ночное приключение он выглядел очень бодро. Пахло душистым сеном и конским потом. Этот запах смешивался с ароматом сада и уносился теплым ветерком вверх за горы. Вокруг разливались нега и покой, и мне вдруг захотелось плюнуть на все и уйти вслед за ветерком в этот сад, найти то место, откуда ветер черпал этот непередаваемый цветочный аромат, сесть на скамейку и отдаться под ласковыми лучами солнца природе, чтобы немножко расслабиться в этом бодрящем и ароматном рае. Однако дела требовали быстрых действий. Я стал в сторонке, чтобы не мешать управляющему, и принялся рассматривать великолепных коней в стойлах конюшни, освещенных поднимающимся солнцем.
Увидев меня, управляющий быстро закончил свои дела, повернулся и, подойдя ко мне, пожал руку с пожеланиями доброго утра. В ответ я сказал, что утро прекрасное, спору нет, но надо что-то срочно предпринимать, чтобы решать возникшие проблемы. Отведя его немного в тень большого дерева, растущего возле конюшен, я попросил его выделить мне транспорт для поездки в Симферополь, чтобы подготовиться к приему оставшегося груза, едущего сюда в санитарном вагоне. По моим расчетам, он должен прибыть завтра утром. Не задумываясь ни секунды, управляющий ответил согласием.
– Я вам дам фаэтон и надежного кучера, своего, которому я доверяю, − ответил он.
– А то вы знаете наши горные дороги, крутые, с частыми обвалами, поэтому надо быть очень осторожным. Я думаю, часа за три, четыре вы доберетесь до Симферополя. Часа два будете решать свои проблемы, а к вечеру ждем вас на ужин. Я же здесь постараюсь проследить за тем, чтобы у нас не было ничего необычного, наподобие того, что давече произошло ночью.
– Благодарю вас, − ответил я. − Надеюсь, что такого больше не случится. Извольте отдать распоряжение по поводу фаэтона, − и я повернулся чтобы идти.
– Одну минуточку. Прошу вас пройтись со мной, − остановил меня управляющий.
И мы отправились к конюшне. Войдя в нее, управляющий громко крикнул: «Федор, Федор..!». Из дальнего стойла в левом углу конюшни откликнулся густым басом «Сей момент» чей-то голос. И к нам стал приближаться здоровый мужик, с окладистой бородой, в руках которого были остро блестевшие вилы, которыми он ворошил сено для коней.
– Чего изволите, Николай Петрович?
– Вот что, дружок, запрягай-ка вороного и отвези их благородие на станцию в Симферополь. Там подождешь, а затем вернетесь обратно.
– А какой фаэтон запрягать? − спросил Федор.
– Возьми тот, зеленый. И посмотри, чтобы крыша нормально открывалась, а то дождь может застать в дороге, да и чтобы не протекала. Ну и в дороге там смотри, чтобы все было нормально, не лихачь.
– Слушаюсь, − ответил Федор, повернувшись ко мне и осмотрев меня с ног до головы, сказал:
– Ваше благородие, извольте отдохнуть малость, а я быстро тут подсуечусь и где-то через полчасика соберу фаэтон. Если изволите, то я буду ждать вас у ворот при выезде из сада, чтобы мы кратчайшей дорогой сразу изволили выехать.
– Хорошо, − ответил я, кивнув управляющему, развернулся и пошел к выходу, чтобы собраться в дорогу.
По пути я отказался от завтрака, который мне предложила горничная, и направился в свою комнату. Пройдя через зал, я заметил, что следов ночных «боевых» действий ни на двери, ни на камине видно не было. «Ай да управляющий!» − с одобрением подумал я.
Войдя в свою комнату, я стал прикидывать, в каком качестве мне лучше всего появиться в комендатуре вокзала, и решил, что роль интенданта, занимающегося развертыванием госпиталя для раненых солдат и матросов, будет наиболее подходящей. Приведя себя в порядок, я надел мундир и портупею, проверил револьвер, взял шинель и направился к выходу.Перед этим я тщательно расставил свои вещи в определенном порядке и сделал на саквояже едва заметную метку. По дороге к выходу из сада я с удовольствием рассматривал садовые сооружения и скульптуры, которые были органически вплетены в структуру сада, создавая единый неповторимый ансамбль. Наконец я подошел к кованым воротам, которые были открыты, и буквально через минуту раздался цокот копыт, ко мне лихо подъехал фаэтон, сверкающий лаком зеленоватого цвета. На козлах его сидел Федор, одетый в ямщицкий сермяк, подпоясанный кушаком, который давал возможность ему вполне комфортно чувствовать себя на горном ветру. На голове у него лихо набекрень сидела шапка, из-под которой выбивались седоватые кудри, а в руках находился длинный кнут.
– Прошу садиться, ваше благородие, − сказал он, быстро глянув на мою форму и жестом показывая на великолепное кожаное сиденье, скромно выглядывающее из-под тени поднятого козырька фаэтона.
Рядом на сиденье лежало шерстяное одеяло из овечьей шкуры, которым в случае необходимости можно было прикрыть ноги. Я встал на подножку фаэтона, который прогнулся под моей тяжестью, и сел на прохладное кожаное сиденье.
– Но, милай, − крикнул Федор и щелкнул кнутом.
Мы стали медленно подниматься по дороге, ведущей вверх, выезжая на основную магистраль к Симферополю. Поднявшись на гору, лошадь, тяжело вздохнув, потихоньку пошла рысью. Дорога была не очень широкой, но вполне достаточной, чтобы разъехались два возка. С горной вершины открылся великолепный вид на море, которое искрилось и играло серебряными бликами в лучах поднимающегося солнца. Вскоре мы выбрались на основную дорогу, и сразу подул сорвавшийся с гор легкий ветерок, достаточно прохладный, чтобы ощутить его «дружеское» прикосновение. Пришлось накинуть шинель. По дороге вскоре стали встречаться крестьянские возы и двухколесные арбы, перевозившие всякую всячину. Разминаясь с ними, порой было жутко смотреть вниз на открывающуюся панораму крутизны, так как фаэтон почти вплотную прижимался к обрыву. На дороге периодически встречались следы обвалов и оползней. Спустившись к подножию горного хребта, дорога выпрямилась и лошадь пошла ровнее, так как кучер перестал сдерживать ее вожжами. Интересно, что на фаэтоне было ручное приспособление в виде тормоза, которое Федор периодически использовал на крутых спусках, подкручивая ручку тормоза левой рукой. Через какое-то время по дороге стали попадаться не только телеги, но и фаэтоны с дамами и военными. А ближе к середине дороги до Симферополя я увидел военные грузовые машины, легковые и тяжелые армейские фуры, перевозившие раненых и военные грузы.