– Понятно? – подозрительно спросил мистер Фолкирк.

Филип снова прикинулся удивленным.

– Конечно. Она очень любит деда, и его болезнь ее пугает. Нам по пути, Фолкирк? – Они пошли рядом, Филип продолжал: – Я заходил к Стантону, чтобы узнать, где он. Меня попросила об этом мисс Келланд. Но экономка ничего не знает. А почему они вам так необходимы? Разве вы дружите со Стантоном? Мне помнится, вас интересовала миссис Ордуэй.

Фолкирк снова бросил на Филипа недоверчивый взгляд, но мистер Уинболт ничем себя не выдал.

– Да, – неохотно ответил его спутник. – У нес остались кое-какие мои бумаги.

– Бумаги?

– Буду с вами откровенен, Уинболт. Это дело деликатное. Мы с миссис Ордуэй… ну, в общем, вы представляете, как это бывает. Стивен Ордуэй был жалкой личностью, а Розабелла – красавица, да и темпераментная к тому же. Наша связь закончилась, но в то время я писал ей письма…

– И хотели бы их вернуть?

– Точно! Нежелательно, чтобы их кто-нибудь прочитал.

– Разве миссис Ордуэй отказывается отдать их?

– Она рада была бы это сделать, но ее нет.

– Почему такая срочность? Вы собираетесь вступить в брак?

Лицо Фолкирка осветилось лучезарной улыбкой.

– Очень этого хочу! Особенно теперь, когда передо мной замаячил титул лорда Банагера. Но думаю, что мисс Уинболт не примет моего предложения.

Филип с трудом сохранил самообладание. Какая наглость и какая дьявольская выдержка у этого негодяя! Он со смехом произнес:

– Вполне понимаю ваше желание иметь чистую репутацию, прежде чем связать себя семейными узами. Если я узнаю что-либо о письмах, то дам вам знать. – Они дошли до угла Арлингтон-стрит. На прощание Филип доверительно произнес: – Между прочим, Фолкирк, если увидите мисс Келланд, не упоминайте ей о письмах, хорошо? Мне бы не хотелось, чтобы она узнала, что у ее сестры была связь – она ведь всего-навсего деревенская девушка…

– Конечно, Уинболт, – не пытаясь скрыть насмешку, ответил тот. – Пожалуйста, передайте ей привет при встрече. И вашей сестре тоже. Au revoir![8]

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

На следующее утро Филип отправился в путь очень рано. Он надеялся убедить Розабеллу вернуться с ним в Лондон. Приехав в Ширингс, он переоделся и верхом поскакал в Темперли. Там его встретила Бекки.

– Мистер Уинболт! Вот не ждали! Мисс Белла у отца.

– Благодарю вас. – Филип с решительным видом направился в комнату мистера Келланда, где отец обучал дочь игре в шахматы.

– Сэр… – начал Филип.

– Рад вас видеть, молодой человек. Но вы пришли с таким серьезным видом… Надеюсь, с лордом Уинболтом ничего не случилось?

– Нет, сэр.

– Прекрасно. Тогда сообщайте свои новости, а затем попытайтесь развеселить мою дочь. Она хмурится уже несколько дней.

– Я бы хотел поговорить с ней наедине, если вы не возражаете, сэр.

– Разумеется, не возражаю.

Розабелла не успела и слова вымолвить, как очутилась за закрытой дверью гостиной.

– Итак, Розабелла Ордуэй, – сказал Филип, – я не намерен больше ждать. Выкладывайте всю правду!

Вид у Филипа был грозный.

– Вам известно про мистера Фолкирка? – неуверенным тоном произнесла она.

– Известно. Эмилия живописала мне вашу встречу, но она оказалась свидетельницей лишь половины происходящего. Чего он от вас добивался, Роза?

Она отвернулась.

– Вы это знаете. Он хотел, чтобы я была с ним… любезна.

– Чтобы вы его поцеловали? Разве вы этого не сделали?

– Это он меня поцеловал, Филип. Против моей воли. Пусть Эмилия говорит…

– Оставьте Эмилию в покое, Роза. Она могла рассказать то, что видела и слышала, но она не знает, что за этим кроется, не так ли?

– Она узнала, что я на самом деле Розабелла Ордуэй. Она рассердилась на меня и, наверное, поэтому все вам рассказала.

– Она изменит свое мнение, так как перед моим отъездом уже защищала вас. И не стоит винить Эмилию – это я заставил ее все рассказать. О каких бумагах говорил Фолкирк?

Розабелла от неожиданности вздрогнула.

– Бумаги? Не знаю, Филип. Я не знаю, о чем он говорил.

– Может, вы писали ему письма?

– Нет! Разве Эмилия считает, что это были письма?

– Я уже говорил – оставим Эмилию в покое.

– Я ни разу не сделала и не написала ничего такого, что могло бы хоть как – то поощрить Фолкирка. Он мне отвратителен.

– Ах, да! Отвратителен. Вы испытываете к нему отвращение и ужас, правильно?

– Да, я так сказала. У Эмилии хорошая память.

– Это все, что вы можете сообщить мне о Фолкирке?

– А что еще? – Розабелла старалась не смотреть Филипу в глаза. – Он был другом Стивена. И он очень неприятный человек. Мне жаль, что увиденное вашей сестрой огорчило ее, но если теперь она не станет продолжать с ним знакомство, то это к лучшему.

– В настоящий момент меня беспокоит не Эмилия, хотя я с вами согласен. Роза, зачем вы уклоняетесь от прямого ответа? Вы ведь обещали сказать мне правду?

По-прежнему не встречаясь с ним взглядом, Розабелла тихо произнесла:

– Некоторые вещи вам лучше не знать, Филип.

– Например, что настоящее имя Фолкирка Селдер?

– Что?

– У Эмилии хороший слух. Она слышала, как вы это сказали. Для нее это слово ничего не значило, но для меня значит. И, как я вижу, для вас тоже.

Розабелла так крепко сжала его руку, что у нее побелели костяшки пальцев.

– Филип, пожалуйста, забудьте про это! И Эмилия пусть тоже забудет. Это просто имя… Оно ничего не значит. – Она мертвенно побледнела и задрожала. Филип тихонько выругался. Он крепко обнял ее и прижал к себе, пытаясь согреть своим теплом.

– Роза, не бойтесь. Я же рядом и защищу вас. Вы ведь знаете, что я вас люблю?

– Ох, Филип! – Она прерывисто вздохнула. – Я-то подумала, вы приехали сказать, что больше не хотите знаться со мной. То, что увидела и услышала Эмилия, было ужасно.

– Этому пора положить конец! – раздраженно заявил он, подвел ее к дивану и заставил сесть. Затем встал рядом, высокий и неумолимый. – Взгляните на меня, Розабелла Ордуэй! Кто перед вами? Повеса? Хвастун?

– Конечно, нет! – с негодованием возразила она. – Зачем задавать такие вопросы?

– Тогда почему вы считаете, что я стану вести себя подобным образом?

– Я так не считаю!

– Нет, считаете! – Он опустился перед ней на колени. – Я много раз повторял, что верю вам, что уважаю вас, что больше всего на свете хочу, чтобы вы стали моей женой. Я не раз говорил, что люблю вас и буду любить до последнего вздоха.

– О, Филип…

– Я не закончил. Я давно вышел из возраста «горячих голов», которые клянутся, не давая себе отчета в своих словах. Я прожил полноценную жизнь, Роза. Я влюблялся и разочаровывался, делал ошибки и преодолевал их, я сражался на войне и упорно трудился потом. Я твердо знаю, чего хочу! Почему же вы мне не верите?

– Я и не представляла… Ох, Филип, простите меня!

– Вы больше не сомневаетесь во мне? – (Она уткнулась носом ему в плечо и покачала головой.) – Вы меня любите?

– Да!

– Тогда докажите!

Она встала, обвила его шею руками и, отбросив осторожность и забыв о приличии, отдалась нахлынувшему на нее чувству облегчения и счастья. Она с радостью покрывала частыми поцелуями его щеки, лоб, глаза и губы. Оба уже не могли остановиться. Глубокий, долгий поцелуй захватил их полностью, и они опустились на диван, шепча слова любви и восторга.

Наконец Филип поднял голову.

– Вы доказали мне, – прерывистым голосом произнес он.

– Этого достаточно?

– Этого никогда не будет достаточно, моя ненаглядная, любовь моя, сладость моей жизни! – Говоря, он ласково откинул пряди волос с ее лица. – Но пока хватит. – И засмеялся, увидев, с каким ужасом и смущением она обнаружила, что волосы у нее растрепались и разметались по спине, а платье в беспорядке.

– Вместо того чтобы смеяться, мой любимый, лучше помогите мне найти булавки, – строго заметила Розабелла. – Бекки, должно быть, уже готовит чай. Когда вы ели в последний раз?