Если с Одиссеем можно себя как-то соотнести — тоже путешественник и искусный (польстил я себе) лучник, то какой из меня дон Кихот. Я понимаю, что Лок божество, в него загружено огромное количество информации, но на кой ляд там наша, невыдуманная, литература?

— Вставай. Надо сваливать отсюда к аргримам, пока деревня спит.

Я не собирался объясняться перед жителями и старостой, почему знакомый им персонаж вдруг сменил имя. Меньше знают — крепче спят. Жаль только, что позавтракать по-людски не получится. Опять на вегетарианский сухпаек переходить, которым предусмотрительно запасся фейра.

Снаружи было на удивление тихо. Стражников со стены не убрали, хотя караульных явно стало меньше. Уже неплохо. Лес только просыпался, подернутый клоками тумана и свежей крупной росой. Фейра уверенно топал босыми ногами по холодной траве, прокладывая новый путь среди зарослей колючего кустарника и молодых худеньких деревьев, робко поднимающих свои верхушки к солнцу.

А может уйти бирюком в эту непроходимую и нелюдимую глушь, стать частью лесного народа, приятелем аргримов, получить какой-нибудь класс рейнджера или егеря. И не надо опасаться за свою жизнь, не надо дергаться при каждом шорохе или вглядываться в первого встречного, надеясь на низкий уровень. Рационально и практично.

Я с тоской вспомнил пугающий и манящий шум Локтра, посиделки с Локом, свой крохотный магазин и… Сетту. То есть Свету. Нет, не смогу. Захандрю в первый же месяц. Лучше день прожить орлом…

— Человек…, - раздался тягучий, как засахаренный мед, стекающий из борта, голос моего знакомого аргрима Рубля. Надо же, не заметил, как отмахали километра три, навскидку именно столько от деревни сюда идти. — Ты доказал, что достоин называться нашим другом… Отныне тебя всегда рады видеть в Шипастом Лесу.

Получено звание "Друг Леса".

Все мобы, местом обитания которых является Лес, воспринимают вас как нейтральный объект. Отношения с лесным народом увеличиваются на два пункта. Текущий уровень — Приятельство.

Ваши отношения с Хло улучшились. Теперь вы Друзья.

Фейра смотрел на меня глазами преданной собаки, аж неудобно стало. Да, да, прости меня дурака, что чертыхался на тебя вчера, винил во всех смертных грехах. Вслух, конечно, не сказал, я ведь и ругал его про себя, так что карму восстановил. Это получается… у меня теперь отношения со всей расой фейр повысились. Как бы это использовать?

— Это еще не все… Я должен показать тебе кое-что, друг… Иди за мной.

Показать? Дай угадаю: лес, опушки да пеньки? С другой стороны, отказать новому другу как-то не с руки. Зашибет еще, потом поминай как звали. Делать нечего, пошли, Рубль.

Земля вздыбилась под аргримом, обнажив его толстые и слишком подвижные для дуба корни. Сейчас сын леса напоминал паука, к которому приклеили деревянную болвашку. Выглядело довольно угрожающе. Единственное, что успокаивало — зеленый ник Рубля. Зеленый — значит дружественный.

Несмотря на кажущуюся неповоротливость, аргримм чуть ли не летел вглубь леса, перебирая своими длиннющими ногами-корневищами, а нам с фейрой приходилось бежать на пределе своих возможностей. Мимо мелькали деревья, становясь все выше и шире, изредка проскальзывали лица забавного животного люда, неутоптанной листвы под ногами становилось все больше, что говорило о редкой проходимости этих мест.

И все же в какой-то момент моя нога вдруг оступилась, найдя неожиданную опору там, где ее быть не должно. Сапог глухо шлепнул по камню, самому настоящему, наподобие того, каким были выложены улицы Локтра. Мы бежали по дороге, вымощенной так давно, что лес поглотил ее, сделал невероятным миражом в этом забытом всеми Богами месте. А потом стали попадаться статуи… Разрушенные временем, почерневшие от бесчисленных дождей и поросшие мхом. Я лишь смутно угадывал очертания мужчин и женщин, воинов и волшебников, людей и фейр…

Вы прибыли в Йоран, разрушенный город.

А ведь и правда, большое потерянное во времени поселение. Вот тут остатки городской стены, там остовы просевших домов, здесь сгнившие части крыш, разбросанные прошедшим ураганом. Когда-то здесь был город, не самый большой, но и не крохотный. Соответственно, где-то рядом проходил тракт. Что же произошло? Почему теперь все в таком запустении?

— Рубль, а что это за место?

Аргрим перешел с бега на шаг, и его голос приобрел новые, незнакомые нотки. Неужели это грусть?

— Перед тобой все, что осталось от величественного и гордого Йорана… одного из самых больших и богатых городов Тойрина… Йоран находился в центре всех торговых путей… многие называли его второй столицей… Сам Локтр не мог сравниться в красоте…

Рубль замолк, будто скаковая лошадь, что споткнулась на полном ходу и полетела кубарем, рискуя сломать шею. Я тактично молчал, ожидая, когда аргрим возьмет себя в руки.

— В Йоране был самый большой храм, посвященный всем Богам… Но со временем люди стали забывать свои истоки… Появилось много богохульников… Трудно говорить, я могу показать.

Ветви-руки зашуршали, сплетаясь между собой и образовывая сучковатое жесткое седалище. Блин, страшновато, конечно. Но не менее любопытно. Я осторожно уселся на импровизированное кресло, и тут же меня оплело со всех сторон, окружив горькими пряными листьями и не давая возможности сдвинуться с места. По лицу потек густой липкий сок, заливая глаза, нос, рот. И белый свет померк.

Храмовая площадь Йорана пестрела местным и прихожим людом. Горбатили спину имперские паломники, что пришли посмотреть на самый большой пантеон основным ста двадцати восьми богам, важно расхаживали жрецы, благословляя прихожан, склонялись перед величественными статуями, проходя мимо, жители. Все было как всегда, как многие годы до этого и многие годы после… должно было быть.

Я не понял, когда вдруг появился худой человек в оборванный хламиде, с грязным лицом и смешно оттопыренными ушами. Он стоял в центре площади, мешая людскому потоку, и насмешливо глядел на проходивших, скаля желтые кривые зубы и нервно помигивая правым глазом. Остальные не замечали его или старательно делали вид, что оборванца здесь не было, не могло быть. Вот только он заговорил:

— Неужели вы думаете, что они, эти глупые истуканы, вас слышат? — голос нищего в образовавшейся тишине разносился раскатистым громом. — Вы видели хоть одного живого, настоящего Бога? Вы возносите им хвалу, приносите жертвы, но там никого нет. Это попросту пустышка, огромный мыльный пузырь.

Бродяга расхохотался безумным смехом. Хотелось заткнуть его, заставить молчать, но я стоял столбом, как и все остальные.

— Что вам дали ваши Боги? Я скажу, ничего. Но вы продолжаете с упорством идиотов убивать во славу Мерта, проигрывать сотни золотых для покровительства Бейреша и годами медитировать, чтобы познать мудрость Линории. Может, настала пора с этим покончить?

— А он прав, — взволнованно заговорил худой малосочный драман. Я его знал, это портной, Мейшер, кажется. — Годами я жертвовал золото алчному Векке и его жрецам. И что думаете, разбогател? Боги не помогают нам. Им плевать. На всех и каждого.

Искорки недовольства и неодобрения равнодушием Перворожденных стали вспыхивать тут и там, как догорающие угли, вновь раздутые ветром. Жрецы и послушники пытались успокоить толпу, но как нескольким людям справиться с озверевшим и раздразненным монстром, чьей целью было лишь одно — крушить и ломать? Сверкнул первый клинок, пролилась первая кровь, упало первое безжизненное тело. Невесть откуда взявшиеся веревки накинули на шеи Темных Богов, как называли их в народе. Сначала одну, вторую, третью, четвертую… Бах, и статуя грянулась оземь, расколовшись на огромные куски. Та же участь постигла Серых и Светлых Перворожденных. Десятки статуй падали и разбивались по прихоти людей. Скопищу разъяренных безумцев уже было без разницы, что крушить, потому что… внезапная догадка ударила по голове и заставила нервно оглядываться.