Ринат Назипов

Барон Серж де Сангре -2

Пролог

Совсем небольшой лайет, бывшей Великой Сатрапии Сельджи, Ахолия, был очень негостеприимным местом. С утра до вечера безжалостные лучи местного светила, именуемого местными жителями Глаз Эрлика, омывали землю яростным потоком, выжигая редкие травы, заставляя листья, еще более, немногочисленных деревьев съеживаться, сворачиваться в сухие бурые трубочки, шуршащие под порывами горячего ветра. Ветер срывал их, гнал по растрескавшейся опаленной почве, то подбрасывая в воздух, то швыряя в лица, вместе с жалящим песком, редким путникам и еще более редким счастливым обладателям более совершенных средств передвижения, нежели те, что достались людям от природы, уныло тащившимся по пыльным дорогам Трузанда.

Еще совсем недавно, каких-то тридцать лет назад, лайет Ахолия был личным ленным доменом одного из вазари Великого Сатрапа и входил в состав провинции Трузанд, Великой Сатрапии Сельджи. Но все проходит и все меняется. Закатилась звезда Великой Сатрапии, не так могучи и храбры оказались ее воины, не так быстры и выносливы, ее кони, не так сильны и знающи ее маги, а сам Лучезарный, отвернулся от своих верных рабов. Ну и, не так надежны и покорны оказались вассалы и союзники. Тысячелетняя Сатрапия рухнула за какие-то три года. Небольшое государство северных варваров, возникшее не так далеко от северных границ Великой Сатрапии и долгие годы служившее источником рабов, а значит и богатства для Сатрапии, как-то незаметно набрала силу и пока правители Сатрапии блаженствовали, подмяла под себя почти сотню диких племен и народов. За столетия все они перемешались и, как в плавильном котле, переплавились в единый народ. Постепенно полноводная река рабов с севера Сатрапии превратилась в тонкий ручеек, а потом и вообще иссякла. Только тогда Сатрап обратил свой взор на молодую Империю, послав на усмирение своих бывших рабов Армию. Так началась скоротечная, но от этого не менее кровавая война. Гарудцы, так стали называть себя жители новой Империи, по имени своего Бога – Гаруды и по названию своей Империи – Империи Гаруды, наголову разгромили Армию Сатрапии, а потом не такие уж и многочисленные войска Империи, вторглись и на просторы самой Сатрапии. Вассалы, еще вчера клявшиеся Великому Сатрапу в верности и покорности, вдруг оскалились в хищном оскале, союзники, лебезившие при его Дворе и подбирающие крохи с его стола, вдруг отвернулись и пренебрежительно отказали и в помощи, и в кредитах. Великая Сатрапия, старая, дряхлая и с выбитыми зубами, оказалась лицом к лицу с сильным, молодым и злым хищником. И запылали города, рушились вековые дворцы и храмы Лучезарному Эрлику. Твердой ногой встали захватчики во всех лайетах и провинциях Сатрапии. Наглые гарудцы, почти год, вывозили в свою Империю бывших рабов, ценное сырье, драгоценные металлы и камни, опустошали дворцы, храмы и сокровищницы верных слуг Великого Сатрапа. Они расчленили огромное государство на десяток мелких и нищих лайетов, обложив каждый из них непосильной контрибуцией. Освободили и вывезли сотни тысяч рабов, оставив нищих сельджинцев оплакивать свое былое могущество.

Два десятка лет назад, убогий городишко Акнара, стал столицей лайета Ахолия. Именно сюда перебрался один из бывших вазари Великого Сатрапа, а по совместительству и владыка нищего лайета. Перебрался со всей своей семьей, личной гвардией и с тем немногим, что ему позволили взять с собой гарудцы. Так городишко, население которой, до войны, насчитывало полторы-две тысяч жителей, а в Сатрапии встречались и деревни, где жила в два-три раза больше народу, вдруг стал столицей. Но это событие почти никак не отразилось ни на нем самом, ни на его жителях, разве что добавило им лишних проблем, ведь вместе с вазари, в городок пришли и гарудцы, разместив, не только в столице, но и во втором, еще более убогом городишке лайета, свои гарнизоны и комендатуры. Нет, захватчики не вмешивались в местную жизнь, если не считать того, что отменили рабство и запретили кому бы то ни было держать невольников. Они даже изредка помогали местным, ведь вместе с солдатами, пришли и лекари, и кузнецы, и даже пара умников, которые шныряли по всему лайету, в сопровождении малой когорты солдат, выискивая чем можно еще поживиться с этой мертвой земли. Зато, они восстановили и наладили сбыт единственного ценного, что родила иссушенная почва лайета – ореха Шакри.

Так получилось, что единственная, более-менее приличная дорога, соединяла именно эти два небольших городка, ставших вдруг, в одночасье, центрами цивилизации. Оба города стояли у подножия старых, выветрившихся скал, в местах, вполне пригодных для жизни. Наверху же простиралось суровое жаркое плоскогорье. Тут не было ни рек, ни ручьев, ни озер, тут не выпадали дожди, и выцветшее небо круглилось над выжженной землей голубовато-белесым куполом, неизменным и равнодушным.

Местность эта, однако, у местных, совсем не считалась проклятой Эрликом или иным могущественным божеством, ибо здесь, в сухом и жарком климате, и росла пальма Шакри. Очень необычное дерево, сельджинцы считают, что это дерево послано им Лучезарным Эрликом, в качестве Дара и Проклятия, одновременно. Невысокое, с пепельного цвета бугристой корой, сквозь которую пробивались волосистые отростки, с жидкой кроной, ядовито желтого цвета, что не смогла бы укрыть от солнца даже мышь. Тем не менее, орехи Шакри ценились, да и ценятся, очень высоко, ибо именно они являются основным и пока незаменимым ингредиентом для красителя, придающего любой ткани неповторимый цвет морской волны, а кожу превращающего в прочнейшие доспехи, мало чем уступающие железу. Орехи эти, раньше, вывозились во многие государства, теперь же, единственным их покупателем стала Империя Гаруда. Из века в век шакри дарил, если не процветание, но более-менее надежный кусок лепешки и глоток воды, жителям Ахолии, одна пальма могла обеспечить хозяину верный кусок хлеба, три или четыре – прокормить семью, а целая плантация означала богатство. Пальмы шакри росли лишь в землях засушливых и жарких, почти бесплодных, где не выдерживал даже колючий пустынный кустарник сакрул, однако и эти стойкие деревья нуждались в воде.

Ахолия же, на воду был скуп. Здесь ее добывали из глубоких колодцев, уходивших вниз, в прокаленную почву, сухую глину и камень на пять, десять и даже пятнадцать лиг. Из самых глубоких скважин драгоценную влагу поднимали наверх с помощью мощных насосов, позволить которые себе могли только самые богатые и влиятельные плантаторы. Из более мелких, по старинке – хитроумным устройством, напоминавшим огромный винт, но и это устройство требовало свою толику энергии, пусть и не в таком количестве как насосы, так что и это, одно из древнейших изобретений человечества, было по карману далеко не всем. В основном же, на Трузанде, для подъема воды наверх, использовали рабов, а самые бедные плантаторы животных.

Вода, чистая и холодная, нагревалась в бассейнах, облицованных камнем. Потом неторопливо текла по сотням проложенных труб, к сложнейшей системе, чем-то похожей на систему капельного полива, подведённой к каждому дереву, орошая пальмовые рощи. Деревья шакри никогда не испытывали сильной жажды, им требовалось не так уж много влаги, но поступать она должна была непрерывно и равномерно. И, чтобы светлые струи никогда не иссякали, сотни быков, мулов и рабов, день за днем кружились у подъемных воротов, утаптывая копытами почву до каменной твердости. Сотни бессловесных животных, тысячи людей – рабов, такие же бессловесный, и бесправные, как и четвероногие твари. Но теперь, с приходом гарудцев, и этой, дармовой рабочей силе, пришел конец, а вазари требует со своих подданных все больше и больше.

Подняв тучу песка, к «приемному дому» вазари подкатил небольшой возок, запряженный сразу парой злых жеребцов, через несколько секунд, когда поднятый в воздух песок осел, открылась небольшая резная дверка возка. Не торопясь, показывая досужим зевакам свою значимость и демонстрируя свое богатство, из возка вылез немолодой мужчина и важно шествуя направился к высоким воротам «дома приемов». Миновав стражей с окладистыми, завитыми в кольца бородами, закованных в доспехи, с черными мечами на поясе и небольшими круглыми щитами в руках, мужчина ступил на ровные каменные плиты широкого прохода, тянувшегося в глубь дворцового комплекса. Высокие, изготовленные «под старину» и окованные бронзой двери, неслышно распахнулись перед ним, большой покой, убранный багровыми коврами, ярко освещенный, казался пустым и наполненным лишь струйками благовонного дыма. Из-за тяжелой портьеры, тихо звеня серебряными колокольчиками, закрепленными на тонких цепочках, обвивающих руки и ноги, вышла молодая девушка. Поклонившись, она произнесла, тихим, грудным голосом: