- Умные речи приятно и послушать.

Только тут все заметили, что бревно, на котором раньше сидели «Левкины парни» и которое долгое время оставалось пустым, было вновь занято. Все они были здесь и по обыкновению молча курили. Странные эти слова - впрочем, странными были не сами слова, а тон, каким они были сказаны,-так вот, слова эти произнес тщедушный паренек, спокойно обращаясь к своим товарищам. Те молча повернули к нему носы, потом один за другим загасили цигарки, поднялись и ушли. Тщедушный паренек ушел вместе со всеми. Николай тоже.

Этот тщедушный паренек был Левка.

- Так вот, поселковый петух навел меня на мысль,-сказал он своим, когда все они собрались в деревенской избе, неподалеку от поселка. - Я, конечно, давно ее обдумываю, но сегодня она приняла конкретные формы/

- Чего он сказал? - шепотом спросил один из парней у другого.

- Не понял, - так же шепотом ответил тот.

Все сидели, ходил один Левка.

- Вообще дела оборачиваются довольно серьезно, дети мои, Берестов оказался совсем не таким простачком, каким мы его представляли. Он добрался до Прохора, и добрался крепка. Я не боюсь, что Прохор слегавит, не такой он дурак, я боюсь, что через него Берестов доберется и до остальных дроздовцев. А это уже трое, это. уже худо. Нет, видно, от советской власти, дети мои, никуда не денешься, она явно победила, и с этим ничего не поделаешь. Наши надежды На заваруху будем говорить правду, не оправдались. Придется нам идти навстречу советской власти.

- Вот прирежем еще парочку советских граждан и пойдем, - вставил Люськин.

- Самое большее, пристрелим одного и пойдем» - серьезно ответил Левка.

- И Берестов встретит нас с распростертыми объятиями.

- Берестова мы сметем со своего пути.

Теперь уже все с величайшим- вниманием смотрели на узенькую верткую фигурку, мотавшуюся из угла й угол Лесниковой избы. Лёвка был одет в старую куртку, потертые бриджи и краги. Только- белье он - как полагается «истинному джентльмену» - носил.

ослепительно белое. Широкий ремень опоясывал его под самой впалой грудью. Лицо его было бы заурядным, если бы не странные туманные глаза.

В банде при Левке всегда было двенадцать человек, не больше и не меньше: Левка любил символику чисел (двенадцать апостолов, двенадцать знаков зодиака, двенадцать наполеоновских маршалов), - но после ареста Прохорова их было одиннадцать, и теперь все одиннадцати не отрываясь глядели на своего главаря, понимая всю важность начатого разговора.

- Наши успехи, мальчики, временны, они основаны на случайном стечении обстоятельств. Да что говорить, мы и теперь не осмеливаемся перенести базу даже в такой задрипанный городишко, как наш. И самое большее, что мы можем сделать, это резать ребятишек и бабушек в поселке энской губернии да порхать по деревням. Если советская власть займется нами всерьез, от нас перышки полетят. А мне, например, терять свои перышки не хотелось бы. Значит, мы должны примириться с советской властью, и мы сделаем это торжественно, под звуки «Интернационала», и уж конечно принесем на алтарь отечества, нашего советского отечества, жирную жертву.

- А кто будет жертвой? - быстро спросил Люськин.

Левка, казалось, не слыхал этого вопроса, он задумался.

- Все как будто так, - медленно сказал он, глядя в потолок, - впрочем, я еще не советовался с мамой.

Никто не удивился. Все знали эти Левкины штучки, все сотни раз уже слышали о Левкиной матери, а некоторые удостоились чести ее лицезреть. Это была красивая интеллигентная дама в антикварных серьгах. Если верить Лерке, он не только посвящал ее во все дела, но и не предпринимал без ее совета -ни единого шага.

- Я еще не посоветовался с мамой, - так же задумчиво продолжал он, - однако, помнится, нечто подобное мы с нею уже обсуждали. Думаю, она не станет возражать. Я поеду к ней сегодня же, поскольку дело не терпит отлагательств. Вам я пока могу изложить его в общих чертах. На железной дороге у меня есть, ну, скажем, доверенное лицо. Кто это такой, значения не имеет. Это доверенное лицо…

- А ну, ребятки, по одному, - сказал, входя, хозяин избы.

Горница мгновенно опустела. Левкины парни разбредались по кустам.

- Ты успел что-нибудь понять? - спросил один из парней, Васька Баян, когда они с Люськиным пробирались в темноте по знакомым тропинкам.

- Кажется, - задумчиво ответил Люськин.

- А я так ничего не понял. Ох у Левки же и голова! С ним не пропадешь, верно?

- Не пропадешь? - насмешливо повторил Люськин.- Пока он не захочет, чтобы мы пропадали. Этот мальчик…

- Что-то я тебя не пойму, - тревожно проговорил Васька.

- Значит, ты его сегодня не слушал, а я слушал. Он чует, что в наше время деньги - вещь ненадежная, всякий может спросить, откуда они у тебя. На людей с большими деньгами смотрят косо, того и гляди к ногтю возьмут. Нет, Левке не одни деньги - власть нужна Левке. А вот когда он до власти дорвется, мы с тобой… А, ч-черт, чуть глаз не выколол! ..

Они продирались кустами.

- .. .мы с тобой ни на черта ему не будем нужны, и тогда…

- Мы можем и раньше от него уйти.

- Уйти?-злобно переспросил Люськин. - Думаешь, зря он нас посылал ребятишек в поселке резать? Э-э, нет, браток, мы с ним крепко этой кровью связаны, никуда от него не уйдешь. Да и торопиться нам некуда, не только мы с ним, но и он с нами связан, потому и властью своею он с нами поделится. Но когда он до власти дорвется, за ним тогда глаз да глаз…

ГЛАВА III

Надо же было ему встретить в лесу Водовозова! И как раз в то время, когда в розыске перестали ему доверять. Будь это не Павел Михайлович, Борис не испугался бы - так ему, по крайней мере, хотелось думать. Но здесь, ночью, в лесу, встретить кого-либо из своих товарищей по розыску он не мог. Кто поверит, что он шел выслеживать бандитов, а не передавать им очередные сведения?

Вот если бы он первый сообщил им о сторожке, это было бы другое дело, но он опоздал: раз Водовозов был здесь, в лесу, - значит, в розыске уже знают об этом бандитском гнезде. Да, Павел Михайлович тоже не сидит сложа руки, ему, должно быть, известно много больше,: чем Борису, и он так же как и Борис, жаждет отомстить за Ленку.

Все как-то странно и опасно запутывалось. Водовозов, дружбу которого он мечтал завоевать, Водовозов, которому подражал (как, -впрочем, почти все ребята в розыске), мог теперь заподозрить его в измене и уличить. Надежда была лишь на то, что Павел Михайлович его не узнал в темноте. А если узнал? Что он сделает? Соберет сотрудников, скажет Берестову будет требовать расследования? То, что в их отношениях было лишь трещиной, грозило превратиться в пропасть.

Он почувствовал, что не может более оставаться в неизвестности. Нужно было ехать в розыск. Нужно было немедленно увидеть Водовозова. «Кто знает,- думал он, - может быть, там уже всё узнали, всё порешили и ждут только меня, чтобы…»

Словом, Борис немедленно поехал в город, так и не увидев в этот день Милку Ведерникову.

Первый, кого он встретил в розыске, была Кукушкина. .

- Павел Михайлович? переспросила она. - Павел Михайлович в семь часов утра вернулся с задания. На час ходил домой - наверно, едва успел позавтракать и умыться, пришел с еще мокрыми волосами.

Кукушкина, видно, гордилась своей точностью и наблюдательностью.

- В восемь пятнадцать привели двоих спекулянтов, ему пришлось самому их допрашивать…

«Вот знание дела, - с содроганием подумал Борис.- Чует ли Водовозов, что каждый шаг его учли и запомнили?»

Он решительно направился к кабинету Водовозова, Кукушкина двинулась за ним. Видно, не могла упустить случая лишний раз взглянуть на Павла Михайловича.

- Что тебе, Борис? - спросил Водовозов, спокойно поднимая на него глаза. Казалось, он только что был за тридевять земель отсюда.

- Пришел спросить, не будет ли каких распоряжений.

Вопрос был не очень удачен, так как задания на день получали у дежурного и обращаться за ними к начальству не имело никакого смысла.