Изменить стиль страницы

Когда мы вышли с кладбища, было совсем темно. Я для храбрости взяла Ваню под руку и он расцвел довольной улыбкой. До моего дома мы шли молча, предаваясь грезам об ушедшем.

Вернувшись, я снова решила взяться за «Ивана Васильевича». Книга лежала открытая, там, где я ее и оставила — на столе в кухне. Я взяла ее и пошла в библиотеку, чтобы там удобно устроиться в кресле и включить торшер.

В библиотеке, среди книг, наблюдающих с полок, читать было особенно приятно. Хотя у меня есть еще одно любимое место: бабушкино кресло-качалка в гостиной. Обожаю его. Итак, на чем я остановилась? Кажется, Милославский подарил шведскому послу какую-то там волость… Что это? Совершенно другой текст. Я полистала книгу, потом закрыла ее, немного подумала и просмотрела оглавление. Ничего не понимаю.

Во-первых, это вообще не пьесы. Во-вторых, это же «Собачье сердце»! Что за чертовщина?! Я этот том даже в руки не брала, и уж тем более не оставляла открытым на столе. Я вертела в руках книгу, не зная, что и думать. А уж тем более — что делать.

Я сходила на кухню и посмотрела на стол. На нем не было никаких книг, так же, как и под ним. Я зашла в свою спальню и в бабушкину. Потом в гостиную. В гостиной я поправила картину на стене, которая почему-то висела криво. Я заглянула даже в ванную, где все было как обычно. После этого я вернулась на кухню. Ведь все случилось именно здесь. Я оглянулась по сторонам и снова не обнаружила ничего, что могло бы хоть как-то прояснить ситуацию.

Эта книга в закрытом виде выглядела совершенно так же как та, которую я читала. Такой же темно-синий переплет, только цифра на форзаце другая. Значит, это другой том из того же самого собрания сочинений. Я кинулась в библиотеку. Вот та самая полка с темно-синими томами… А вот и он! Третий том с пьесами. Я открыла оглавление и убедилась в этом. «Иван Васильевич», комедия в трех действиях, начинается на странице сто восемьдесят три. Я прочитала страниц тридцать-сорок. Пролистав несколько страниц после сто восемьдесят третьей, я замерла с открытым ртом. Дальше страницы были вырваны. Неровно, неаккуратно, просто зверски, я бы сказала.

Я рухнула в кресло с книгой в руках.

Что-то странное творится в этом доме. В моем доме. Мне так хотелось дочитать эту пьесу! Да нет, не в этом дело. Что вообще происходит? Книги перемещаются, страницы исчезают на самом интересном месте… А ведь меня не было каких-то полтора часа. Ну, может, два.

В любом случае, очень трудно представить взломщика или бандита, настолько порочного и извращенного, что ему доставляет удовольствие лишать людей удовольствия дочитать интересную книгу… Нет, такое вряд ли возможно. Тогда что? Полтергейст?

Тут я вспомнила случай с прыгающим полотенцем, и это предположение показалось мне не таким уж абсурдным. А что. Всякое бывает. Может быть, в моем доме завелись барабашки и привидения. Довольно злобные, надо сказать. Интересно, куда они подевали вырванные страницы? Наверное, утащили в темный подпол и шелестят там ими, злобно ухмыляясь.

Глава 6, о мотоцикле с коляской, расследовании и прелестях семейной жизни

Ночью шел дождь. Я слышала его мягкий шелест сквозь сон. Он был таким приятным, убаюкивающим, усыпляющим. Было так уютно лежать под мягким одеялом, свернувшись калачиком, и смотреть цветные яркие сны. Время от времени я частично просыпалась, прислушивалась к дождю, и засыпала снова.

Утром дождь кончился, еще тогда, когда я лежала в кровати, предаваясь приятной лени. Солнце выглянуло на несколько минут, видимо, чтобы проверить, все ли в порядке, и снова исчезло на весь день.

— Это просто какой-то бред! — воскликнула Белка, когда я посвятила ее в подробности вчерашнего происшествия. — Бред сивой кобылы, — добавила она.

— Сивой кобыле такое и не снилось, — вздохнула я.

— И что ты теперь будешь делать?

— С кем? С полтергейстом?

— Ты уверена, что это полтергейст?

— А что же еще? — я пожала плечами. — Ничего не буду делать. Пусть живет. Знать бы, как его задобрить… По поводу прыгающих полотенец, я, в общем-то, не возражаю. Но эта шутка с книгой кажется мне совсем не остроумной.

— По-моему, у тебя от всего этого крыша поехала.

Я кивнула.

— Я бы не удивилась.

— Полтергейст… Да никакой это не полтергейст. Это кто-то хочет над тобой пошутить. Или напугать.

— Для шуток слишком злобно. А для страшилок слишком странно.

— Знаешь, что я думаю? — понизила голос Белка.

— Что?

— Я думаю, это какой-то маньяк, — сказала она шепотом и беспокойно посмотрела по сторонам.

Я рассмеялась.

— Ну откуда в Васильках маньяк?

— Маньяк может быть где угодно, — заявила Белка. — А как еще ты объяснишь такую злобу по отношению к Булгакову?

Белка еще раз открыла истерзанную книгу и посмотрела на оборванные края, оставшиеся от вырванных страниц. Это выглядело действительно как-то жутковато, и я чуть было не поддалась Белкиному настроению.

Когда Белка ушла, я решила, что никакие полтергейсты не должны мешать мне продолжать поиски сокровищ и тщательно обшарила кухню. Ни в шкафах, ни в банках с крупами, ни в духовке, ни даже за холодильником ничего не было. Но я поняла, что существуют миллионы возможностей. Например, за плинтусами. Или под какой-нибудь из деревянных половиц. Или за решеткой вытяжки… То, чем я занимаюсь, вряд ли можно назвать настоящими поисками. А настоящие поиски подразумевают массу разрушений. Мне бы этого очень не хотелось… Что делать, я пока не решила.

После обеда я решила навестить Галку. Интересно же посмотреть, как она дома хозяйничает. Да и Вовки, наверное, не будет. Это мне на руку, потому что она на него так смотрит, что мне все время хочется отвести глаза.

Галка варила земляничное варенье. Вокруг дома стояло почти видимое облако сладкого землянично-сиропного аромата.

— Что, уже земляника появилась? — удивилась я. — Я думала, еще рано.

— Вообще-то, рановато. Но есть такие особенные места, на холмах, где много солнца…

— За речкой?

— Ага, — кивнула Галка. — Дядя Вася знает.

— Я бы тоже земляники поела.

— Эх, пришла бы чуть раньше, когда я ее еще сахаром не засыпала…

— Да нет, я бы прямо с куста поела. На лугу.

— А что тебе мешает? Я дяде Васе скажу, он тебя возьмет с собой. А что, хорошая идея, — воодушевилась Галка. — Я бы, пожалуй, тоже с вами съездила.

— А на чем он туда ездит? — спросила я.

Дело в том, что эти холмы находятся не слишком далеко — за речкой. Добраться до них можно двумя способами: через речку или в объезд. Объезжать, конечно, дальше, но зато не пешком…

— На мотоцикле, — сказала Галка.

— А мы втроем уместимся? — засомневалась я.

— Так у него мотоцикл — с коляской, мы на нем впятером прекрасно умещались, — объяснила Галка.

Да, давно я не каталась на мотоцикле с коляской. Может быть, вообще никогда. Нельзя упускать такой шанс.

Мы еще немного поболтали, и я пошла домой.

Все-таки, несмотря на все произошедшие здесь изменения, нельзя сказать, что в Васильках кипит жизнь. Такое ощущение, что все здесь постоянно спят. Или это я сплю, когда они бодрствуют? Ведь говорит же баба Груша, что ночью какие-то сомнительные личности носятся по деревне на джипах и мотоциклах, шумят, поют песни и хохочут пьяными голосами. А днем они, понятное дело, отсыпаются. Поэтому днем так тихо.

Мне нравится эта тишина, но сегодня она какая-то напряженная. Как перед грозой. Как-то слишком тихо, даже на уши давит.

Я шла по самой середине дороги, до моего дома оставалось метров триста.

— Катя, — услышала я приглушенный шепот.

Я остановилась. Никого. Я внимательно посмотрела по сторонам. Все как обычно. Тихая пыльная деревенская улица. Слева от меня — дом дяди Васи, бывшего кузнеца. Справа — заброшенный полуразвалившийся сарай, вокруг которого простираются заросли двухметрового чертополоха. По дороге бродят куры, петух сидит на заборе… Показалось мне, что ли? Я уже собралась идти дальше, как снова услышала: