– Я обвинила его в ее смерти. Я позволила ему взять это бремя на себя. Затем я пыталась убить его. Убить, папа. Здесь нет никакой возможности отбросить эмоции.

– Ты должна сделать выбор, милая. Если ты собираешься отпустить его, тогда сделай это. А если нет, то ты должна рассказать ему о Пенни и попробовать восстановить то, что разрушено между вами. Ты не можешь продолжать крутиться вокруг ситуации, которая давно уже должна быть закончена.

– Делать это было легче, ненавидя его и желая мести, – шепчу я.

– Делать легче что, конкретно?

– Легче убедить себя, что я не любила его так, блять, сильно, что это обжигало.

– Ох, милая, – он успокаивает меня, притягивая в свои руки. – Ты слишком строга к себе.

– Как меня это все еще может беспокоить? – хриплю я. – Как он все еще может что-то значить, после всего этого?

– Потому что ты любишь его. Это не просто, выключить боль или разбитое сердце, или даже предательство. Ты не можешь просто заставить эти чувства исчезнуть.

– Мне было легче ненавидеть его, обвиняя, и на какой-то момент там, в темноте, я действительно ненавидела его. Я так далеко зашла, собираясь убить его. Я собиралась убить отца моего ребенка. Каким монстром это делает меня?

И затем я теряю контроль. Мое тело падает, и я плачу так сильно, что ничего не вижу, не чувствую и не слышу. Все исчезает, пока я рыдаю на руках отца. Я рыдаю, пока не начинаю задыхаться из-за нехватки воздуха.

– Мы совершаем ошибки. У тебя были свои, и это закончилось. Пришло время двигаться дальше.

– Моя жизнь никогда не должна была быть такой, как сейчас. Это должно было быть легко.

Он тянет меня к себе на грудь.

– Жизнь никогда не должна быть легкой, милая. Это просто реальность.

Я отправляюсь домой и на протяжении нескольких часов сплю с Пенни. Она скручивается рядом со мной, и я прижимаю ее к себе, пытаясь наверстать упущенное время, когда вместо того, чтобы быть ее матерью, я была монстром. Но ее это не волнует. Она прощает меня, так как любит меня, несмотря ни на что. Это дает мне осознание того, что она самый прекрасный человек, которого я знаю.

К тому времени как проснулась, я не чувствую себя лучше. На самом деле, мое тело болит сильнее, и все мои мышцы ноют от боли. Я знаю, что это из-за рыданий и огромного выброса эмоций, но все же…это хреново. Я несу Пенни завтрак и располагаюсь с кофе на веранде, ожидая прибытия Кэнди и Дасти. Они сказали, что хотели бы поговорить со мной о чем-то.

И час спустя все мы сидим за столом. Когда я говорю «все мы», я имею в виду Кэнди, Дасти, мои братья и мой отец. По-видимому, это важно. Я покачиваю Пенни на своих коленях, не готовая отпустить ее хоть на одну секунду. У меня большие планы для нас на следующие несколько дней: я хочу отвезти ее в парк, на пляж и куда-нибудь еще, куда смогу придумать. Я смотрю на мою семью, задаваясь вопросом, что может быть такого важного, что из-за этого они все здесь.

– Причина, почему мы все здесь, во-первых, это потому что хотим, чтобы ты знала, мы все хотим тебе помочь, – говорит мой отец. – У меня есть работа для тебя, Катя. Если ты хочешь, она твоя.

Я киваю, пытаясь улыбнуться, но я эмоционально истощена.

– Спасибо, – хриплю я.

– Ты можешь снимать комнату здесь, – говорит Форд. – Я не против того, чтобы ты была здесь, папа покупает другой дом, так что этот будет только наш.

– Спасибо, Форд.

– И у меня есть починенная машина, которая мне не нужна, – заговорил Лэндон. – Она твоя.

Слезы обжигают под веками.

– Почему вы все делаете это?

– Потому что ты семья, – говорит мой отец. – И мы любим тебя.

Я задыхаюсь от рыданий, прижимаясь носом к щеке Пенни, и вдыхаю.

– К сожалению, у нас есть и плохие новости.

Я поднимаю голову и вижу желтый конверт в руках моего отца.

– Что это?

– Это документы на развод, Катя.

Весь мой мир перестает вращаться, и в моих ушах начинает звенеть. Он отправил мне документы на развод, как и говорил. Я никогда не думала, даже на секунду, что это будет так обжигать. Я сглатываю обратно слезы и встаю, держа документы с одной стороны и покачивая Пенни с другой.

– Спасибо вам всем за доброту. Я собираюсь прогуляться.

– Катя, – пытается Кэнди.

– Милая, – добавляет Дасти.

Я натягиваю улыбку.

– Я в порядке. Это то, чего я хотела.

Я поворачиваюсь и выхожу, спускаясь с Пенни к амбару. Сажусь, и позволяю Пенни ползти навстречу порхающей бабочке над цветком. Я смотрю вниз на документы, и мое сердце болит. Это то, чего я хотела. Это к лучшему. Это единственный способ. Я закрываю глаза, делая глубокий вдох.

Затем я открываю их.

Видеть подпись Маркуса на бумаге больно. Это очень больно.

– Ты в порядке?

Я смотрю вверх и вижу Кэнди. Она опускается на колени рядом со мной.

– Я в порядке, – шепчу я.

– Я понимаю, что независимо от всего, это должно быть тяжело.

– Я все еще люблю его, Кэнди. Даже сквозь ярость и предательство, это пылает ярким пламенем. Сначала я этого не понимала, но сейчас…я знаю, что это к лучшему, но это больно.

– Ты всего лишь человек, милая, – утешает она. – Это может причинять боль.

Я натягиваю улыбку.

– Да.

– Я хотела спросить…

Я оглядываюсь на нее.

– Да?

– До того как ты подпишешь это, не собираешься ли ты узнать, имеешь ли право на что-то?

Я пожимаю плечами.

– Я не знаю.

– Ради Пенни, ты не думаешь, что можешь получить что-нибудь полезное из этого? Это справедливо.

– На какой-то момент я стала плохим человеком, – говорю я, наблюдая, как Пенни хихикает до сих пор над порхающей бабочкой. – Не думаю, что я заслуживаю чего-то.

– Вы оба натворили плохих дел, но, в конце концов, это честно: претендовать на что-то.

– Возможно.

– И Пенни, ты собираешься сказать ему о ней?

– Да, я думаю, что должна.

Она кивает.

– Ты поступаешь правильно.

– Возможно, – шепчу я. – Но я этого не чувствую.

Она садится, притягивая меня ближе.

– Поверь мне, милая, так и есть.

Катя

Она не перестает кашлять.

Это продолжается уже пять дней.

– Я везу ее в больницу, – говорю своему отцу, пока сбегаю вниз по ступенькам с Пенни на руках. – У нее поднялась температура.

– Я отвезу тебя, – говорит он.

Пенни болеет уже на протяжении пяти дней, сейчас уже утро шестого. Все началось с кашля, который стал только хуже. Я возила ее к врачу, но он сказал, что это всего лишь вирус, и прописал ей обезболивающее и покой. После трех дней лучше не стало, и у нее появилась температура. Она перестала есть, пить, и я знала, что так не может продолжаться.

Я отвезла ее в больницу. Они отправили ее домой с антибиотиками, говоря мне, что это просто кашель.

Лучше не стало, и я так больше не могу, поэтому отвезу ее обратно. Я отношу Пенни в машину и смотрю, как мой отец забирается спереди и отъезжает. Притягиваю ее к груди, не желая расставаться с ней. Я слышу, как ее грудь хрипит с каждым вдохом, и могу поклясться, что ее губы стали синеть. Паника захватывает меня, и я смотрю на своего отца.

– Я думаю, она начинает синеть.

Он отчаянно смотрит вниз на нее.

– Поставь ее немного в вертикальное положение. Мы уже почти на месте.

Я делаю, как он говорит, слегка ее приподнимая. Она слишком вялая, не плачет и не жалуется. Она плакала на протяжении нескольких дней, но теперь она просто вялая.

– Поторопись, – плачу я. – Пожалуйста.

Мы практически мчимся в больницу и, когда мы приезжаем, я выбегаю из машины прямиком в отделение скорой помощи. Медсестра подбегает, как только видит меня и Пенни.

– Что произошло?

– Она болеет уже на протяжении нескольких дней, но ее дыхание ухудшилось, у нее подскочила температура, и она вся синеет, – я плачу, слезы покалывают под моими веками.