На подшипники отдали три раздолбанных в хлам танка Т-4 — металлурги переплавили их броню, из которой в итоге вышло около десяти тысяч шарикоподшипников трех типоразмеров — снова приходилось наступать на горло конструкторам и корежить конструкции, чтобы впихнуть в них те подшипники, которые у нас есть. Да и те распределяли по производствам чуть ли не поштучно. Но это временное решение позволило как-то поддержать производство механизмов, пока химики не наладили получение легирующих примесей — с ноября же пошли подшипники уже на нашем сырье.

Глава 32

Тектонические сдвиги в промышленном производстве позволили нам поменять и тактику борьбы с фрицами. Летом она состояла целиком из засадных и диверсионных действий — обстрелять колонну, захватить и подорвать склад, подстрелить фрица. В августе, с появлениям у нас бронетехники, мы начали применять рейдовые удары вдоль дорог, с разгромом колонн, захватом поселков и небольших городов — с возросшими возможностями у нас поменялись и приоритеты — теперь мы старались не только нанести урон, но и отжать себе по-максимуму трофеев — ведь техника позволяла нанести еще больше урона, как непосредственно, если речь идет о бронированных машинах, так и опосредованно, если иметь в виду грузовики, которыми можно было перевезти больше боеприпасов и бойцов на большие расстояния, чем если делать это пешком — увеличившиеся возможности маневра войсками и грузами расширяли наши ударные возможности. Но летом еще велась маневренная война. Осенью немцы уже довольно плотно обложили наш район, и борьба перешла в позиционную стадию — немцы не могли пробиться через наши укрепрайоны, а мы не могли преодолеть их оборону. Ну, ДРГ-то шастали через их оборонительные порядки постоянно — все-таки у них была не сплошная цепь окопов, а набор небольших опорных пунктов, так как фрицы все еще рвались к Москве и не могли выделить достаточно сил, чтобы плотно обложить наш периметр. Но большими силами пробиться через них не получалось они могли пройти только по более-менее нормальным дорогам. Которые все были прикрыты фрицами — потери были бы неприемлемы. А малыми силами и урон мы наносили малый. Ну, сравнительно малый — в неделю по пятьсот-шестьсот фрицев наши ДРГ выбивали, но хотелось бы раз в десять больше.

Чем плохо наступление? В наступлении ты постоянно двигаешься, и твои передвижения выдают тебя с головой. Обороняющийся же неподвижен, и когда он замаскирован, то его не видно до первого выстрела. А как правило — и до третьего — обзор из танка все-таки меньше, даже и пехотинцу трудно разглядеть выстрелы через мешанину кустов, холмиков, травы и дыма от взрывов артиллерии. А уж из танка — и подавно. Надо поднять наблюдателя метров на двадцать-тридцать, чтобы как-то разглядеть картину боя. А с уровня земли — дохлый номер. Что там за дым — то ли выстрел, то ли пыль от взрыва — непонятно. Если боеприпасов много — можно туда и пальнуть. А если мало? Тут уже лишний раз подумаешь, присмотришься — если палить в каждое шевеление, то скоро тебя можно будет брать голыми руками. И где именно это шевеление — тоже непонятно — то ли на опушке леса, а то ли в расположенном ближе на триста метров овражке. И не померещилось ли, когда все вокруг ходит ходуном от взрывов, выстрелов, тепловых потоков… Поэтому первые три выстрела из орудия можно делать смело, не страшась ответного огня. Вот потом, когда в одном и том же месте вспухают дымные облака, наблюдатели уже могут точно определить, что оттуда ведется огонь из пушки. Тогда уже можно тратить снаряды на подавление. Но подавить нашу противотанковую артиллерию тоже не так-то просто. Она ведь самоходная, прикрыта со всех сторон броней, поэтому, в отличие от буксируемой, близкие разрывы не приводят к поражению расчета, и он может продолжать вести огонь с той же позиции. Тут надо близко попасть крупняком, а это — время на обнаружение, пристрелку, корректировку. То есть еще два-три выстрела у нас есть. А из танковой пушки в лоб не пробьешь — толстая броня наших САУ с большим наклоном отразит большинство снарядов немецких танковых пушек — не гаубицы же на них стоят. Поэтому САУ и может сделать до десятка выстрелов с одной огневой позиции, прежде чем для нее настанет горячая пора, когда рядом начнут рваться крупнокалиберные снаряды, или авиация станет класть фугасные бомбы. Но мы не доводили дело до такого — пять-шесть выстрелов — и самоходка проворно отползает на другую позицию. Даже не из страха перед поражением, а просто все настолько заволакивает дымом, что уже не видно немецких танков, что еще остаются на поле боя. Этот же дым служит и достаточной маскировкой, под прикрытием которой САУ отползает задом, чтобы через пять-семь минут снова начать гвоздить немецкие танки с другой позиции. Поэтому двумя-тремя самоходками можно было перекрыть пару километров фронта — получив по зубам и оставив пять-семь горящих танков, фрицы откатывались, чтобы попытаться прорвать нашу оборону на другом участке. Мы же, с нашим небольшим боекомплектом, даже не пытались прорвать немецкую оборону.

Вездеходы позволили нам вернуться к тактике маневренных боев малыми группами, но на новом уровне — значительно повысилась мобильность. В обороне наличие вездеходов позволяло нашим частям "пощупать" фрица еще до начала их атаки, даже еще до начала выдвижения на рубежи развертывания. Два-три выстрела из снайперской винтовки, пара очередей крупняка, пять-семь минометных мин — и стальная тачанка срывалась с позиции, чтобы уже через двести-триста метров левее или правее снова послать фашистам пару гостинцев. Пара трупов здесь, десяток — там, глядишь — и рота фрицев уже неспособна к наступлению — надо перевязать и отправить в тыл раненных, перестроить боевые порядки, чтобы заменить выбывших пулеметчиков и унтеров — на все это требуется время. И пока оно длится, команда этого же вездехода продолжает наносить урон — хоть за каждый укус этот урон и небольшой, но уже через три-четыре подхода такие мелкие укусы приводят к тому, что рота становится небоеспособной — десять процентов убитых и тридцать раненных — при таких потерях еще до начала атаки фрицам только и остается, что отвести ее в тыл для пополнения и восстановления командной вертикали, сбивки пулеметных расчетов и пополнения боеприпаса — они ведь тоже отвечают, да толку-то… И авиацию вызывать бесполезно — попробуй еще найди в лесах эту верткую цель, даже если найдешь — она ведь огрызается из крупняка, так что нормально по ней не отбомбиться, а к тому времени, когда по разведанным координатам прилетит какое-то крупное соединение, вездеход уже ускачет или затаится так, что его уже и не найти. А моторесурс у самолетов не бездонный, поэтому и гонять их за единичными целями смысла нет. Так, за счет способности быстро преодолеть несколько сотен метров с тяжелым вооружением и боеприпасами, эти постоянные обстрелы и оставались практически безнаказанными.

И наши атаки тоже становились результативными — мы просто стали в состоянии забрасывать с помощью вездеходов в тыл немцам тяжелое вооружение и достаточно бойцов и боеприпасов. Атакованные с нескольких сторон серьезным вооружением, фрицы начинали сильно нервничать, а когда к ним пару дней не могли пробиться подкрепления и колонны с боеприпасами, то они на последних патронах просто снимались с позиций и отступали, оставляя нам все тяжелое и много стрелкового вооружения. Так, шаг за шагом, деревенька за деревенькой, мы отвоевывали у немцев пространство — война снова переходила в маневренную, но уже на новом уровне, когда скорость маневра определялась уже не ногами, а колесами.

Естественно, немцы быстро выработали свою тактику борьбы. Их 37мм колотушки снова стали актуальны — поставив одну-две штуки на опушке, они могли прикрыть большие открытые пространства — если и не попадали с первого выстрела, то попробуй еще определи — откуда идет стрельба. Это если вообще определишь, что по тебе стреляют, пока не будет проломлен борт — роли поменялись местами. Точнее — могли бы поменяться, если бы мы, точнее — я, не предусмотрели изменение в тактике. Естественно, противодействием стало прежде всего навешивание бронелистов на верхние борта — с ними 37мм колотушки не пробивали наши вездеходы и с трехсот метров. Ну и — действие группами минимум в три вездехода — пока один разведывал местность и вызывал огонь на себя, два других таились в засаде и секли, откуда пойдет стрельба — и уже после этого засыпали место выстрела огнем из крупнокалиберных пулеметов — пока один засадный и один разведывательный давили позицию для стрельбы, третий крался к ней по опушке и уже с близкого расстояния давил фрицев огнем из крупняка, автоматами и гранатами десанта. Шла охота на охотников на охотников.