Человека не переделать, но можно переделать его реакцию на происходящее, и уже она, войдя в привычку, начинает менять человека.

Многим, кто в другой истории пошел служить немцам, просто не предоставилось другой возможности. А мы предоставили им возможность не идти к немцам, поэтому они не стали предателями. Хотя предрасположенность к предательству у них и осталась, но она не получила шанса себя проявить — а мы сохраняли для общества в остальном нормального человека.

Территория — это не только население и урожай, но еще и разбросанная по ней техника — ее мы собирали, восстанавливали и вводили в строй. Как я уже говорил, в начале сентября наши механики вывели технологию газопламенной наплавки покрытий на промышленный уровень, и теперь восстанавливали изношенные и разбитые движки. В итоге к двадцатым числам сентября мы собрали танковый кулак из двухсот семидесяти танков — из них пятьдесят семь САУ с противотанковыми пушками трех калибров, 85 средних танков — наших т-34 и немецких т-3, 14 тяжелых кв-2 и остальное — легкие танки с пушечным и мелкокалиберным зенитным вооружением — согласно нашей новой доктрине, принятой с моей подачи, их предполагалось пускать вслед за средними и тяжелыми танками и вместе с ними подавлять пулеметные гнезда и ПТО. На большинство танков мы наварили дополнительной брони, на некоторых сделали сандвичи с бетоном — это хотя и увеличило массу и соответственно снизило скорость, но зато повысило снарядную стойкость техники.

Время работало на нас, но, почувствовав себя увереннее, воспрянув после поражений, все больше горячих голов начинало поглядывать на командиров с недоумением — чего сидим? Надо бить врага!!! Многие командиры тоже извертелись от нетерпения — снова вспомнили про "бить врага на его территории". Надо было делать новое наступление, иначе наломают дров. К тому же и собранный танковый кулак нещадно чесался.

Вопрос — куда наступать. С одной стороны, надо бы на восток, к своим. С другой — так мы растянем фронт как раз между фронтами немцев — те смогут ударить как с юга, так и с севера. К тому же — на востоке — Минск, взять его — большое психологические преимущество. Вот только в нашей ситуации он нам не особо полезен — все дороги Белоруссии надежно перекрыты от передвижения больших колонн немцев либо нашей территорией либо нашими диверсионными группами. Минск получается в как бы в нашей грузовой тени — с его взятием мы только расширим территорию но это не повлияет на грузопотоки фашистов — они уже давно все пускают в обход. Зато поставит нас в еще боле уязвимое положение.

Вот Вильно — это другое дело — в нем пересекается несколько нитей железных и автомобильных дорог, которые сильно загружены. Сейчас мы на них, конечно, воздействовали, но недостаточно — все не перекрыть, и грузопотоки шли в общем беспрепятственно — слишком далеко были эти транспортные артерии от нашей территории. А вот если взять узел — все эти нити станут бесполезными. К тому же стратегически он нам более выгоден — мы можем двигаться на него от Гродно на северо-северо-восток и Лиды на север — там всего-то сто пятьдесят и сто километров соответственно, тогда как путь к Минску получится довольно извилистым — сто пятьдесят километров на северо-восток от Барановичей через несколько городков, захваченных фрицами — разведка доносила, что их уже укрепляют, хотя пока и недостаточно интенсивно. Это же в случае чего задержит и наступление на Вильно от Минска — там уже все двести километров на северо-запад. Взятие Минска ослабит транспортные потоки только для центрального фронта, тогда как Вильно — еще и северо-западный фронт. Двойная выгода.

Так мы спорили до хрипоты две недели. Запрашивали разведданные, характеристики дорог, возможности обороны — и снова спорили. Отработали несколько сценариев, промоделировали в штабных играх десятки маршей и сражений. Последним аргументом в пользу Вильно стало то, что неподалеку обнаружился лагерь военнопленных чуть ли не на двадцать тысяч — такой резерв мы упустить не могли. Потом еще вскрылось, что перекинуть силы с центрального фронта к Минску немцам было проще, чем к тому же Вильно — с центрального или северо-западного. Но это открылось нам уже позднее, на момент принятия решения мы про это как-то не подумали — мал еще опыт.

Глава 26

Итак, наступление началось. Но для немцев все выглядело как-то невнятно. Вдруг к северу от нашей территории стали чаще обстреливать немецкие части и колонны, захватывать мелкие населенные пункты, взрывать незначительные мосты и потом не давать их восстанавливать, какой-то бомбардировщик с невероятной точностью, одной бомбой, обрушил крупный мост в Каунасе, через пару дней еще один, севернее, потом мосты стали рушиться с пугающей периодичностью — где бомбами, где странными взрывами, где прямой атакой — движение севернее и западнее Вильно вдруг встало. Потом удачным нападением был освобожден лагерь военнопленных и вот тут-то, когда большинство немецких частей региона рванулось на поимку беглецов, и вдарили наши основные силы. "Вдарили" конечно слишком сильно сказано — танковые колонны спицами пронизали пространство и уже через два часа после начала движения городские бои шли непосредственно в Вильно. Заранее разведанные блокирующие укрепления были просто сметены ливнем крупнокалиберных снарядов с фронта и снайперским огнем с тыла. Проще говоря, блокирующие нас части просто проспали, усыпленные тем, что их не беспокоили почти два месяца — все нападения и обстрелы происходили где-то в других местах, а у них все было тихо. Доложить о появлении колонн тоже не смогли — заранее разведанные проводные линии оказались перерезанными во многих местах, а радиостанции глушились со зверской яростью — на этом у нас сидело более сотни мощных передатчиков и почти тысяча операторов, которые отслеживали появление в эфире голосов на немецких частотах и тут же передавали частоту и направление оператору глушилки, который забивал обнаруженную частоту воем и свистом генератора помех — к немецкому приемнику удавалось прорваться только первым фразам, которыми как правило требовали позвать к аппарату какое-либо ответственное лицо. А потом становилось поздно — радиостанции с их операторами в нормальном или не очень виде переходили под наш контроль.

Фланги колонн охраняли заранее расставленные через каждые десять километров усиленные РДГ с батальонными минометами, так что несколько попыток атак было пресечено в зародыше, а потом было поздно — колонна проходила дальше.

Как для немцев стало неожиданностью наше наступление, так для нас стало неожиданностью сопротивление отрядов из местного литовского населения. И если их отряды в сельской местности мы успешно и быстро зачищали нашими ДРГ, то в самом Вильно приходилось вести бои буквально за каждый дом. Собственно, самые серьезные потери мы понесли именно в городе. Мы конечно понимали что городские бои отнимут у нас много жизней, но рассчитывали все-таки только на сопротивление немцев и небольшой части хиви. А оказалось — даже немцы не дрались так яростно как эти. Немцы, чуть попав под плотный обстрел, отходили — они понимали, что с их силами им не выстоять, а так они могут объединиться, перегруппироваться и выбить этих унтерменшей. А эти будущие "лесные братья" дрались за землю, которую они считали своей, понимая, что если сейчас отойдут, то Вильно уже никогда не станет Вильнюсом. Встретившись с таким упорным сопротивлением, мы приостановились, подтянули как можно больше артиллерии, мелкокалиберных зениток на гусеничном и автомобильном ходу, крупнокалиберных пулеметов, и пошли сквозь город свинцово-стальной волной. Гасили любое движение. В комнатах проверяли наличие хозяев броском гранаты. Многие, еще на тренировках по городским боям, недоумевали — зачем их так усердно гоняют в макетах домов вместо того, чтобы брать окопы. Но сейчас все, даже из самых отстающих, вдруг вспомнили чему их учили и стали сдавать самый главный экзамен. К вечеру того же дня все было кончено. Еще неделю продолжались зачистки и допросы.