Это была типичная фраза самолюбивого, пользовавшегося популярностью антиквария — ответ покупателю, который просил доверить ему вещь для консультации с экспертом.

После этой фразы антикварий всегда отбирал вещь, прятал ее и вежливо раскланивался:

— Я эту вещь уважаю, я постараюсь, чтобы она попала в руки к понимающему специалисту, который будет ее своим сердцем любить.

И совершенно отказывался продать ее даже при немедленном расчете:

— Дискредитируется, — прибавлял, — редкая вещь!

Среди антиквариев существовали еще особого типа фигуры, которых прозывали «конь», иногда добавляя к этой кличке фамилию антиквария, при котором этот «конь» обычно состоял или, как принято было выражаться, при котором «ходил». Говорили:

«Конь ерыкаловский», «конь черномордиковский». Или: «Ходит от такого-то… призовой!»

«Конь» — это или опустившийся интеллигент, или просто мелкий спекулянт, скупщик и продавец старины, не имевший возможностей самостоятельно совершать значительные торговые операции. «Ходил» он на процентах от своего патрона. Деятельность «коня» сводилась к следующему. Узнает антикварий, что конкурента по торговле посещает выгодный, авторитетный покупатель, и захочет переманить его к себе. Посылается «конь» в тот магазин, из которого надо залучить коллекционера. Вежливо, с поклонами к хозяину начнет с серьезным видом подробно осматривать весь товар, справляться о ценах, похваливать отдельные вещи, хотя в конце концов или ничего не купит, или приобретет какой-нибудь пустяк. Выждет «конь» прибытие интересующего его лица и, когда хозяин отвернется, подойдет и начнет таинственным шепотком:

— Очень приятно вас встретить, давно мечтал, много о вас наслышан… Говорят, коллекция у вас замечательная. Фарфором и гравюрами интересуетесь? А не видали, какие вещицы получены в (таком-то) магазине? Рекомендую зайти, на меня сошлитесь, вам лучшее из-под прилавка покажут и продадут, что для первых покупателей припрятано…

Или, в зависимости от обстановки, с оттенком нежности и особой приязни заговорит:

— Дозвольте к вам на дом зайти, кое-что показать, а что вам не нужно, сменять. Сам коллекционер, сам собираю себе художественный фонд. Кстати, много адресов знаю, где задаром родовые антики распродают. Не пожалеете о нашей встрече.

В результате такой, как бы случайной, беседы и знакомства в магазине наезжал «конь» или, проще говоря, втирался в квартиру нужного человека, завязывал знакомство, сбывал или менял залежавшийся годами товар своего патрона, интриговал против его конкурентов, переносил новости антикварного мирка, сплетни и наконец доставлял коллекционера к «хозяйскому месту».

Случалось, что «коней» сразу узнавали, и хозяин магазина, на пороге которого он появлялся, приветствовал его без особой учтивости:

— Уходи, уходи, знаю, с чьей ты конюшни, знаю, чей овес ешь, ничего для тебя продажного нет!

«Конь» принимал вид глубоко и несправедливо оскорбленной невинности, выпячивал вперед грудь и пробовал возражать:

— Как вы смеете, милостивый государь, я покупатель!

Тогда хозяин без церемонии добавлял:

— Уходи, проходимец, пока швейцара нет!

И перед носом «коня» с шумом захлопывалась входная дверь.

Впрочем, антикварные «кони» были не обидчивой породы, не из гордых кровных арабских скакунов и терпеливо дожидались желаемой встречи или у наружных дверей магазина, или путешествуя взад и вперед по улице. В этом случае они заводили знакомство при выходе покупателя из собственного экипажа.

Отсюда всякий, кто, пользуясь случайной встречей в антикварном магазине, заводил с кем-либо знакомство (или, как еще говорили, «ковал подкову», «делал иноходь», «хвостом вилял», «гриву теленку плел»), именовался среди второстепенных торгашей не только «конем», но и «кобелем на бараньем молочке», «заразой», «ходиком-модиком», «влипалой», «львом сучьим» или «сучьей подпругой».

«Коней» многие побаивались, ибо были случаи, когда, прикрываясь этой специальностью, в квартиры состоятельных людей проникали как воры, так и их наводчики.

Про «коней» говорили:

Из воровского табуна старый бугай…

Это тебе не продавец, а чесотка: зудит крепко, извести изведет, туман наведет, а смерти не дает…

(Записано в 1909 г. от московского антиквария Матвея Ивановича Груздева.)

Товар у него антикварный, что горшок базарный, у всех по рукам прошел…

(Записано в 1909 г. от нижегородского антиквария Николая Васильевича Новосильцева.)

У него товар лапаный, через семь смертей прошел, жив остался, к тебе за спасеньем стучит…

(Записано в 1911 г. в Москве на Сухаревском рынке от торговца антикварной мебелью Павла Ивановича Насюкова.)

Старые коллекционеры не любили покупать антикварные предметы, которые многие видели, которое ходили по рукам или которые уже предлагались в другие руки.

Трепаный товар от трепаного к святым местам странника — характеризовали они его.

(Записано в 1913 г. от московского рыночного антиквария Константина Георгиевича Медведева.)

Такой товар считался обесцененным, лишенным своей основной прелести и возможности «показа», «похвальбы» им, как новинкой, перед иными коллекционерами. Отличались почти все коллекционеры этой особенностью: они гордились тем, что ту или иную вещь никто до них не видел, что в ней какое-то индивидуальное открытие, что никто, кроме них, не мог украсить ею своего собрания. Это была своего рода гордость собственника, снобизм. Иногда с приобретением какого-либо предмета были связаны целая история, рассказ, даже вымысел. Эту характерную черту своего покупателя антикварии хорошо учитывали. Поэтому у крупных деятелей рынка все вновь приобретенное припрятывалось и давалось для осмотра и покупки только в «деловые руки», т. е. намеченному покупателю. В магазине же обычно выставлялись только «остатки» или все второклассное. Бродячие торговцы, «кони», большею частью считаюсь «рвачами», людьми беспринципными, интересующимися не коллекционерской этикой, а личным доходом. Особенностью их продажи было то, что они демонстрировали свой товар целому ряду лиц, уверяли каждого, что он никому не показан, запрашивали за него высокие цены, сутяжничали, иногда вымогали и таким образом ловили простака. Сразу «кони», по усвоенной ими традиции, в сделку не входили. Стоило «коню» попасть после долгого путешествия на новичка в коллекционировании, как последнего немедля «прикалывали» или «крыли переплетом» — т. е. с деланной неохотой, часто со вздохом и с особым движением рукой, означавшим глубокое отчаянье, уступали ему вещь.

Выходило как бы: «Пользуйтесь-де моей простотой и крайностью, нате, берите, для вас и берег! Больше ни для кого, никому и не показал!»

Товар же «коня», как упоминалось, состоял обычно из вещей — остатков продажи, набранных по многолетним, преданным забвению складам антиквария или чем-либо и по каким-либо причинам в свое время забракованным. Такую сделку и выдержку «кони» называли «коммерцией».

Настоящие антикварии «коней» не любили, обижались, когда их, антиквариев, принимали за «коней», и относились к последним с нескрываемым презрением (за исключением, понятно, тех случаев, когда «конь» являлся их личным агентом).

Удалось еще случайно записать следующие остроты и выражения, слышанные от разных неизвестных лиц на рынке возле Сушки, или Сухаревской башни:

Вам, господин, товар этот не подходящ, на нем конь по московской мостовой проскакал!

Чашечка ничего себе, только купить всерьез стерегитесь, она на подковах ходила…

Дайте Ваське-коню на подковы к каблукам сработать…

Вчера Семен Андреев в «Орле» верхом на Саши сел и конем его обозвал. Завтра обоих к мировому…

Саня, стой! Тпр-ру тебе говорят, а ты ровно лихач. Кого оплел? С утра пьяный. Иди в городскую управу знак на извоз выправлять!