- Мы хоть и Сорбонн ваших Парыжских и не заканчивали, да кое-какой грамоте тоже обучены. Горынычи, милок, важную экологическую и политическую функцию выполняют. Численность богатырей на Руси-матушке регулируют. Расплодилось их, богатырей, стало быть, в последнее время видимо-невидимо, от безделья маются, того и гляди бунтовать супротив князя начнут. А князь-то у нас заботливый, о народе думает. Вот выйдет поутру на крыльцо, бутерброд с икоркой да маслицем откусит, да о народе как начнёт думать... Покумекал он с боярами да решил, что Горынычей трёхголовых охранять надобно. Численность, стало быть, восстановить. Чтобы молодцы добрым делом занимались, а не смуты устраивали.

Яга ласково посмотрела на загрустившего от её слов рыцаря, подливая тому коньяк.

- Ну чего приуныл, молодец? Авось придумаем чего, как с твоей бедой сладить. Ты, милок, пей да закусывай, не стесняйся.

Кловис одним могучим глотком осушил заполненную почти на треть кружку. В голове рыцаря разом закружилось, тело онемело, отказываясь подчиняться, и он, тяжело опустив голову на стол, захрапел.

Яга по-матерински взъерошила ему волосы, встала, наполовину высунулась из открытого окна, молодецки свистнула и, вернувшись на место, принялась ждать чего-то, дуя на остывающий чай.

На двор, тяжело вздымая кожистые перепончатые крылья и поднимая тучи пыли, приземлился трёхголовый ящер, размером с добрую ладью.

- Звала, Егоровна? - с трудом протиснув одну из массивных чешуйчатых голов в окно, спросил он, выпуская клубы дыма из зубастой пасти.

- Горыныч, ты, когда речи молвишь, не копти хоть, - заворчала Яга, разгоняя руками дым. - Потом избу проветривай после тебя.

- Не серчай, - ящер, смущённо задержал дыхание, но заметив спящего рыцаря, выдохнул в сторону и спросил:

- Кто это у тебя?

- Рыцарь это, из Франции, - пояснила старушка, пытаясь вытолкать голову ящера через окно.

- Вкусный? - поинтересовался Горыныч и осторожно попробовал на вкус закованную в железные латы безвольную руку Кловиса.

- А мне почем знать-то? - старушка щёлкнула пальцами по зубастой пасти.

- Ну и гадость, эти ваши французские консервы, - отплевываясь, зарычал змей. - Все зубы о них переломаешь.

- Дело у меня к тебе, есть, трёхголовый, - деловито начала Егоровна. - Хватай этого рыцаря да неси его на княжеский двор. Пусть князь его домой с конвоем отправит. А то, не ровен час, беда с этим Дэ Бономме у нас приключится. Сложит где-нибудь голову буйную, так сраму потом да скандалов международных не оберёшься.

Горыныч понятливо кивнул, вытащил голову наружу, чуть не снеся раму и свернув пару цветочных горшков. Под гневные взгляды Егоровны, он потоптался во дворе, приноравливаясь, просунул в окно лапу и, подцепив изогнутым когтем храпящего рыцаря за броню, вытащил того наружу.

- А ежели проснется, что с ним делать? Можно съесть? - ящер плотоядно облизнулся всеми тремя головами разом. - Как говорится, нет человека - нет проблем.

- Я тебе что сказала? - нахмурилась Яга, погрозив Горынычу кулаком. - Не проснется, до самой Франции, я ему в коньяк сон-травы добавила. Лично рыцаря в руки князю отдашь. И смотри у меня - проверю!

Зажав Кловиса под мышкой, ящер замахал крыльями, грузно оторвался от земли и медленно начал набирать высоту.

- Коня-то, коня забери! - крикнула вдогонку Егоровна, пригибаясь под потоками поднятого змеем воздуха.

Трёхголовый ящер заложил широкий вираж, разворачиваясь, и, спикировав вниз, завис над обезумевшей от страха лошадью, рвущейся с привязи.

- Ну, коня-то можно съесть? - прорычал он.

Яга вновь погрозила ему кулаком.

Перехватив задними лапами брыкающегося скакуна поперек спины и перекусив одной из голов привязанные поводья, Горыныч взмыл вверх, изрыгая из всех трех пастей разом языки пламени.

Яга вернулась в избу, как только выписывающий в воздухе замысловатые пируэты трёхголовый змей скрылся вдали.

- Ишь чего, басурмане удумали, - проворчала она, приводя в порядок разгромленный Горынычем подоконник. - Такую полезную скотину извести хотят. Своих-то всех угробили, за наших принялись.

-Тьфу, срамота! - согласился робко выглянувший из-за печи Гришка.

Операция «Норвежский переполох»

Сизокрылый голубь спланировал в открытое окно и, усевшись на подоконник, требовательно застучал клювом по раме, привлекая внимание.

- Кого там нелёгкая принесла? - спросила сидящая в кресле-качалке старушка, не поднимая головы и продолжая набирать спицами хитрые петли.

- Курлык, - голубь нетерпеливо взмахнул крыльями.

- Опять князь депеши бесполезные строчит, - устало вздохнула Яга, откладывая в сторону вязание.

Из-за печи вышел крохотный лохматый мужичок, волоча за собой громыхающую и позвякивающую котомку чуть ли не с него ростом.

- Далече собрался, Гришка? - спросила приметившая домового бабушка.

- В отпуск я, Егоровна, - гордо вздернув подбородок, ответил тот. - Работнику полагается две седмицы в год. Указ княжеский!

- И откуда ты такой умный на мою голову взялся? - вскинула брови Яга.

- Читаю много, - огрызнулся домовой.

- Опять Волка Серого в княжескую библиотеку гонял? - старушка погрозила Гришке пальцем.

- Да ежели и так? - пожал плечами мужичок. - У нас с ним честный бартер - он мне бересту какую, я ему косточку сахарную.

- Смотри, Гришка, доиграешься, - покачала головой Егоровна. - Князь прознает - осерчает.

- Тебе письмо, промеж прочим, - решил сменить тему домовой, кивая нечёсаной головой в сторону нахохлившейся на подоконнике птицы.

- Ну, ежели ты у меня теперича грамотный такой, прочти - старая я, вижу плохо, - скрывая улыбку, попросила Яга.

- А вот и прочту! - бросил через плечо Гришка, карабкаясь на подоконник.

Зажав под мышкой клюющегося голубя, он снял с его лапки перевязанную тонкой красной нитью бересту.

- Азм есмь Князь Великий, - старательно прочитал он по слогам, усиленно морща лоб.

- Опять серчает? - не выдержала Яга.

- Нет, - ответил, чуть погодя, Гришка, водя нестриженным ногтем по бересте. - Тебя, Егоровна, в стольный град требует. Пишет, дело государственное, безотлагательное.

- Дай-ка сюда, - подошедшая Яга выхватила из рук домового депешу и углубилась в чтение.

- Будет тебе, Гришка, отпуск, - задумчиво произнесла она, дочитав.

Домовой растерянно посмотрел на нее, непонятливо хлопая глазками.

- Ступу готовь, - коротко бросила Егоровна, отворачиваясь.

***

Князь был уже не молод, но ещё не стар. Был он как раз того возраста, какой полагается иметь любому уважающему себя правителю. Не низок, не высок, аккурат среднего роста, чуть полноват. Одет, по издревле заведённому обычаю, в богатый отороченный соболиным мехом кафтан, длинные подолы которого лежали на острых носах красных сапог. Широкие отвороты являли все ещё могучую грудь, скрытую под вышитой золотой да серебряной нитью рубахой. Лысоватую голову венчала украшенная камнями-самоцветами шапка, из-под которой выбивались клочки тронутых сединой волос. Безбородое округлое лицо покрывал легкий румянец, подчеркнутый утонченной бледностью.

Князь вышел на крыльцо, сосредоточенно пережёвывая бутерброд с маслом, и окинул свои владения пристальным взглядом. В пронзительно-голубых глазах затаилась безмерная тревога о судьбе Руси-матушки.

Надрывно свистящая ступа приземлилась прямо перед ним. Князь от неожиданности выронил бутерброд, сопроводив его падение долгим разочарованным взглядом.

- Егоровна, ты бы хоть выбирала что ли менее экстравагантные способы передвижения? - пожурил он вылезающую из ступы Ягу. - В прошлый раз, когда рыцаря с Горынычем отправила, распугала мне всех гостей иностранных. Всем миром потом их из окрестных лесов да оврагов выманивали. Они ж, поди, люди цивилизованные, к нашим чудесам диковинным не привычные.