Может, сегодня удастся перенести часть веса на больную лодыжку, и путешествие наружу пройдет гораздо легче. Энджи вытащила из-под одеяла правую ногу и осмотрела. Пальцы все еще припухшие, но уже не так сильно. Она очень осторожно шевельнула ими, просто чтобы проверить, получится ли. По ощущениям все было нормально, и Энджи подвигала ими еще немного.

– Если лодыжка сломана, будет больно шевелить пальцами?

– Не знаю. Я ломал руку, три ребра, ключицу, нос и заработал трещину в колене, но лодыжку – никогда.

Нахмурясь, она повернулась посмотреть на него:

– Ты что, любитель влипать в неприятности?

– Мне больше нравится «искатель приключений». Нос я сломал в восемь лет, пытаясь перепрыгнуть на велосипеде через яму.

– А так и не скажешь.

Действительно, переносица выглядела идеально ровной.

– Дети восстанавливаются лучше, чем взрослые. Перелом ребер я получил в четырнадцать, когда меня лягнула лошадь. Трещина в коленной чашечке – спасибо футбольному матчу. Сломанная рука и ключица – результат несчастного случая на учениях.

– Что произошло?

– Мы совершали восхождение. Парень надо мной не смог удержаться и упал, прихватив с собой меня и еще одного приятеля.

Он мог погибнуть. Если бы ударился головой или позвоночником… Энджи пришлось отвернуться прежде, чем Дэйр смог бы прочитать внезапный ужас на ее лице. Ей поплохело от одной только вероятности. Всякий раз, при виде шрама на его шее, Энджи с ужасом думала, как легко этот осколок шрапнели мог перерезать сонную артерию и убить его. Слишком часто Дэйр оказывался на волосок от смерти, в миллиметрах, в секундах от гибели...

Она его любит. Или как минимум может любить. Энджи прижала руку к животу, пытаясь справиться c тошнотворным чувством, сродни тому, что однажды испытала, когда решила прокатиться на чертовом колесе. Опыт подсказывал: испытывать чувства к кому-то вовсе не означает непременное счастье, романтику, вино и цветочки. Безусловно, между ними возникло сексуальное притяжение – Дэйр ясно дал это понять, – но вполне вероятно, что этим все и ограничится.

– С тобой все хорошо? Ты как-то позеленела, – заметил он, надевая ботинки.

– Голова болит, – машинально ответила Энджи, что вполне соответствовало истине: вот уже два дня она не пила ничего бодрящего. – Мне необходим кофе.

Оставалось надеяться, Дэйр не обратит внимание, что она прижимает руку к животу, а не к голове, потому что Энджи не хотелось снова с ним откровенничать. Инстинкт подсказывал отступить, закрыться. Возможно, более уверенный в себе человек среагировал бы по-другому, но она таким человеком никогда не была. Энджи не сомневалась в своей профессии, в каких-то разумных вещах, но похоже, что эмоции не имели ничего общего со здравым смыслом.

– Да, мэм, сию минуту ставлю воду на огонь, – протянул Дэйр, хотя все еще был занят завязыванием шнурков.

– Вижу-вижу.

Решив сделать что-нибудь полезное, Энджи зажгла обогреватель и заглянула в кофейник. На дне оставалось еще сантиметров пять воды.

– Сколько чашек ты пьешь?

– Две или три.

– Я тоже. Передай мне три бутылки воды, а пока она греется, мы сходим на улицу.

Он сделал даже лучше: не только вытащил из упаковки на полу три бутылки воды, а порылся по сумкам и достал молотый кофе. Внутри полупустого пакета даже нашлась ложка. Энджи приоткрыла упаковку и глубоко вдохнула; один только запах молотых зерен приносил удовольствие. Она любила варить кофе по четким пропорциям, поэтому тут же начала мысленный подсчет, бормоча под нос:

– Три бутылки по шестнадцать и девять десятых унций... пятьдесят и семь... плюс шесть... разделить на пять... одиннадцать с чем-то... поделить надвое...

– Что ты несешь? – недоверчиво спросил Дэйр, явно борясь с ужасом и удивлением.

– Считаю, сколько ложек кофе положить. – Разве это не очевидно? Энджи нахмурилась. Она ведь конкретно упоминала бутылки, так чем еще могла заниматься?

– Умножая и деля?

– Ну хорошо, а ты как делаешь? – спросила Энджи, скрестив руки.

– Наливаю воды и кладу столько кофе, сколько считаю нужным.

– Ну и каков он на вкус?

Дэйр выдохнул.

– Иногда получается довольно неплохо, – осторожно выдал он.

– С моим методом результат получше, чем «иногда».

– Но чтобы рассчитать, нужен греб... дурацкий калькулятор!

– Ой, правда? – Она демонстративно огляделась. – Что-то я ни одного не вижу и прекрасно управляюсь сама.

Надо же. Дэйр только что оборвал себя на полуслове, заменив ругательство на более приличный вариант. Когда он в последний раз утруждался следить за языком? Хм. Энджи даже немного развеселилась.

– И что же это за волшебная формула? – не выдержал Дэйр несколько секунд спустя, видя, что она так и продолжает косо и выжидающе смотреть на него.

– Посчитать, сколько унций воды имеется, разделить на пять...

– Зачем?

– Потому что по неизвестным науке причинам кофеварки считают, что в чашке кофе пять унций, а не восемь.

– Чушь собачья.

– Нет, это правда. Разве ты никогда не замечал, отмеряя воду в кофеварку, что объемы не совпадают?

– Я не обращаю внимания на такую хрень. Да это и не кофеварка. Это кофейник.

– Но количество ложек завязано на объем чашки в пять унций, поэтому тут без разницы. Опять-таки, имеет значение помол...

– Не хочу ничего слышать. Ты все усложняешь.

– Я делаю хороший кофе. – Да как он смеет сомневаться в ее способностях варить кофе?

– Это ты так говоришь. Доказательств я пока не видел. Давай, заканчивай со своей математикой. – Дэйр буравил ее взглядом так, будто только узнал от нее, что Санта-Клауса не существует.

– Если помол грубый, надо взять чуть больше, если мелкий – то чуть меньше. Похоже, тут помол средний, но ложка большая, поэтому, думаю, одной на две чашки хватит. Но когда я разделю количество унций на пять, а результат разделю на два, то узнаю точно, сколько ложек кофе мне потребуется.

Все еще хмурясь как грозовая туча, Дэйр указал на кофейник.

– Ну ладно, вари свой кофе. И лучше бы ему оказаться хорошим.

– Или что? – поддела она. – Рискнешь жизнью ради лишения меня кофейных привилегий?

– Просто свари гребаный кофе!

– Тебе нравится крепкий, слабый или средний?

Дэйр стиснул зубы.

– Средний сойдет.

– Ну хорошо. – Занявшись делом, Энджи не удержалась от еще одной шпильки. – А твоим клиентам нравится то, что ты варишь?

Его челюсть напряглась еще сильнее.

– После первого дня кто-нибудь из них обычно берет это дело на себя, – в конце концов признался он.

– Моим клиентам нравится мой кофе, – самодовольно сообщила Энджи. Она добавила еще пол-ложки: скорее всего он предпочитает чуть покрепче, а такое количество казалось прекрасным компромиссом. Потом зажгла плитку и поставила кофейник на огонь. К тому времени, как они вернутся с улицы, кофе должен уже свариться.

С этой мыслью она осторожно повернула лодыжку; боль была не такой уж страшной.

– Думаю, сегодня я попробую встать на вторую ногу, если ты поможешь мне подняться.

– А по-моему, ты слишком торопишься, – заметил Дэйр, но встал и подал ей обе руки. Энджи ухватилась, и он безо всяких усилий поднял ее на ноги, затем выпустил, чтобы взять за талию для поддержки.

Не совсем так она это себе представляла… а он все еще был без рубашки. Энджи постаралась не обращать внимание на то, что оказалась прижата к обнаженной груди и ее обхватывали сильные руки, и вместо этого сосредоточилась на поиске равновесия, балансируя на левой ноге. Потом осторожно поставила правую ступню на пол, затаила дыхание и перенесла часть веса на травмированную лодыжку. Больно. И даже очень. Но вовсе не та простреливающая пытка, как сразу после падения, и нога под нагрузкой больше не подкашивалась.

– Давай посмотрим, смогу ли я шагнуть.

Его низкий голос прогремел возле ее виска:

– Я держу тебя. Иди вперед.