Наконец вернулся сержант Борисов. Шепотом он доложил старшему разведгруппы о том, что он наткнулся на неожиданное препятствие. Возвращаясь, он чуть было не попал на отсечную позицию фашистов. «Какие силы расположены на позиции?» — спросил сержанта Волков. «До взвода противника», — ответил тот.

Младший лейтенант Волков приложил ухо к земле и прислушался. Было тихо. Нигде не стреляли. Однако через несколько секунд где-то неподалеку забили вражеские минометы. Волков разделил группу на две части и тихо сказал: «Действовать будем только ножами. Пожелаем фрицам спокойной ночи».

Борисов с тремя разведчиками пополз вправо. Я попал в группу Волкова. Мы медленно ползли вперед. Лишь один раз офицер дал нам знак остановиться. Потом жестом приказал мне и еще одному разведчику подползти к нему. Показал вперед, где в темноте мы не сразу рассмотрели расплывчатую фигуру гитлеровца.

Мы уже хотели ползти, но Волков остановил нас. В этот момент гитлеровец наклонился и сунул в миномет мину. Раздался выстрел, и мина вылетела из ствола. Затем немец выпустил еще две мины. Потом, обняв теплый ствол миномета, он стал греть руки.

«Вперед!» — еле слышно шепнул нам Волков. Мы поползли в сторону гитлеровца. Когда до него осталось всего несколько шагов, я вынул нож и так сжал его в руке, что заныла ладонь. За одно мгновение в голове промелькнуло все, чему меня учили в последние дни. Я знал, что одно неверное движение может сорвать всю операцию.

По знаку разведчика мы вскочили с земли и бросились на гитлеровца. Я зажал фашисту рот, разведчик твердой рукой всадил ему нож. На все это потребовалось несколько секунд. Младший лейтенант Волков уже спрыгнул в окоп. Мы бросились за ним, ловко орудуя тесаками. Примерно на середине окопа встретились с Борисовым и его людьми. На радостях, что все идет удачно и тихо, обнялись. Однако Волков, как опытный командир, жестом призвал нас к тишине и бдительности. Он устало опустился на дно окопа, но вдруг, словно подброшенный невидимой пружиной, вскочил и исчез за хорошо замаскированной дверью в бункер, которую никто из нас сначала даже не заметил. Послышался глухой стук. Я бросился вслед за Волковым, который уже улыбался, стоя посреди бункера. «Вот и с их командиром покончено», — тихо сказал он.

В этот момент на столе зазвонил телефон. Я бросил испуганный взгляд на Волкова. Он спокойно снял трубку, затем положил ее на рычаг и одним движением руки перерезал провод. «Что же теперь будет?» — тревожно спросил я. «А ничего особенного, — улыбнулся офицер. — Пошлют связистов проверить линию».

Мы рассредоточились по окопу и стали ждать. Минут через тридцать показались два связиста. Гитлеровцы шли спокойно. Они спрыгнули в окоп и в мгновение ока оказались с кляпами во рту. «Это и есть наши «языки»?» — спросил я Волкова, но он лишь махнул рукой: «Это мелкая сошка, мы подождем визитера покрупнее».

Прошло около часа, и в окоп спрыгнули еще два связиста. Гитлеровцев постигла участь их предшественников. Близился рассвет, и младший лейтенант Волков начал беспокоиться. Он проинструктировал нас, как брать «визитеров покрупнее».

Перед рассветом мы увидели двух гитлеровцев, один из них был офицер. Надев немецкие каски, мы ждали, когда фашисты подойдут ближе. Когда офицер приблизился к окопу, он начал что-то говорить. Нам же ничего не оставалось, как молчать. Тогда он выругался и спрыгнул в окоп… Через минуту офицер был обезоружен и связан. От изумления он почти лишился дара речи…

— А что было потом? — нетерпеливо спросил Юхас.

Русскому офицеру перевели вопрос, он улыбнулся и продолжал:

— Потом все пошло как по маслу. Карта, находившаяся у гитлеровца в сумке, рассказала нам больше, чем мы предполагали. К своим мы вернулись без всяких происшествий. — Майор еще раз улыбнулся и, повернувшись к Токоди, сказал: — Вот ответ на ваш вопрос. Не знаю только, удовлетворит он вас или нет… Правда, ответ несколько длинноват, но, быть может, так будет понятнее. Только не поймите меня превратно и не подумайте, что вся солдатская жизнь состоит из одного страха и ужаса. Но какая-то частичка страха живет в человеке даже тогда, когда он в сотый раз встречается с противником, и все оттого, что он не знает, что его ждет. В трудные минуты жизни (а такие у солдат бывают нередко) важно не расслабляться, не думать о прелестях жизни — это подтачивает волю человека. В первые дни пребывания на фронте я заметил, что командир старался давать мне как можно больше различных поручений, с тем чтобы у меня не оставалось времени на воспоминания и пустые мечты. А молодой солдат особенно склонен к мечтаниям. Позже, когда я сам не раз встречался со смертью лицом к лицу, когда стал свидетелем того, как пали на поле боя мои товарищи, в душе у меня родилась ненависть, которая воодушевляет бойца на подвиг…

Русский майор пробыл у нас в полку до позднего вечера. Когда он уехал мы продолжили спор о том, можно ли полностью победить страх.

Подводя итог дискуссии, я еще раз объяснил солдатам, что волевой человек в любой, даже очень сложной обстановке способен побороть охвативший его страх. В то же время я видел, что не все они согласны со мной. И тут мне на ум пришел один случай из прошлого, когда я был еще командиром отделения. Я рассказал эту историю солдатам. Дело было на крупных маневрах, в ходе которых несколько дивизий перемещались из одного места в другое. На рассвете нашей роте было приказано форсировать Дунай на лодках. Получив приказ, я довел его до солдат отделения. И вдруг один из них воскликнул:

— Товарищ сержант, я не умею плавать!

— Кто еще не умеет плавать? — спросил я.

И вдруг все, как один, подняли руки. Я не верил своим глазам: оказалось, что по стечению обстоятельств никто из отделения не умел плавать. Дело в том, что я и сам-то не умел плавать, но только не смел сознаться в этом. Я сказал, что каждый солдат получит специальный жилет, в котором легко держаться на воде.

Мы спустились к Дунаю. Столкнули на воду лодку, после чего я подал знак нашему пулеметчику, чтобы он шел к лодке. Но он даже не пошевелился. Стоял как парализованный.

— Ну что вы стоите? — спросил я его недовольно.

— Я боюсь, — пролепетал солдат, — утону я.

— Немедленно садитесь в лодку! — приказал я.

Пулеметчик неохотно сел. Когда все заняли свои места, мы оттолкнулись от берега и поплыли. Солдаты побледнели и испуганно смотрели на меня. От страха они даже не могли грести как следует. Не скрою, меня и самого охватил страх. На широком Дунае наша лодка казалась скорлупкой. Течение в том месте было сильным, и нашу лодку начало сносить вниз.

— Вода!.. Вода!.. — вдруг истерически закричал кто-то.

— Замолчать! — крикнул я. — Я тоже не умею плавать, но не паникую! Смотрите!

Положив оружие на дно лодки, я мешком перевалился через борт и упал в воду. Все испуганно вскрикнули, но, как только увидели, что спасательный жилет держит меня на воде, сразу же успокоились.

— Вот видите, я свободно держусь на воде, — сказал я, подплывая к лодке.

Страх у солдат как рукой сняло. Они энергично налегли на весла, а когда мы подплыли к противоположному берегу, некоторые уже шутили.

— Я тоже считаю, что страшным бывает только то, чего человек еще не понимает, не осознает, — проговорил Токоди. — Я, как сейчас, помню, как я первый раз стоял в карауле. Поставили меня к складу с боеприпасами. А было это в январе, холод стоял собачий. Я тогда очень боялся. Думал, что два часа, которые мне нужно было отстоять на посту, так никогда и не кончатся. Какие только ужасы мне не мерещились! На каждый, даже малейший шорох, я хватался за оружие. Пот меня прошиб. А когда меня сменили и я оказался в караульном помещении, сел я на топчан, а сам думаю: «И это все? А чего я, собственно, боялся?» Когда меня снова поставили на пост, я, разумеется, тоже боялся, но уже не так сильно. А спустя две-три недели я стоял на любом посту без всякого страха.

Попросил слова Балатони:

— Я считаю, что вооруженный солдат, который умеет обращаться с оружием, ничего не должен бояться. Один сержант артиллерии рассказывал мне, что его при первой стрельбе задело по руке при откатке орудия. Ему объяснили, что это произошло только потому, что он неправильно действовал, а он все же боялся подходить к орудию. Прошел страх лишь тогда, когда заряжающий научился правильно обращаться с орудием…