– Тилет?

– М-м-м…

Тилет был связан, он едва помещался в эту клетку, мыча завязанным ртом, он выпучивал глаза.

– И как ты сюда поместился-то? – Кинт вынул металлический прут из проушин дверцы клетки, присел и рассек ножом путы.

– Я их всех распущу на лоскуты! – Тилет был избит, на лице не было живого места.

– Обязательно, но нам надо торопиться, вылезай быстрей!

– Где Марк? Где этот кусок мяса? – с трудом выбравшись из клетки, и приняв из рук Кинта револьвер, спросил он.

– Прости, но я лишил тебя удовольствия… идем, повозка ждет.

– О! Ты меня удивляешь, Кинт Акан, – Тилет попытался улыбнуться, когда они вышли в зал погребка, но разбитые губы не дали этого сделать, и он лишь зашипел от боли, – но все же добавлю от себя!

Тилет смахнул на пол два масляных светильника со столов, стеклянные колбы разбились, и огонь стал быстро расползаться по деревянному полу.

– О! Этот еще живой! – обрадовался Тилет, увидев, как шевелится на полу человек, он подобрал осколок от колбы светильника и с каким-то ненормальным наслаждением вскрыл шевелящемуся горло, – вот теперь пойдем!

Спустя час повозка остановилась в квартале от особняка господина Тьеша.

– Чем ты занимался сегодня вечером? – положив руку на рукоять револьвера, спросил Кинт, глядя в глаза извозчика, а тот уже многократно проклял все и то серебро, что получил от него.

– Пил! Вот как заехал домой поужинать, так и пил! Правильно? – извозчик был бледен.

– Правильно, – Кинт похлопал его по плечу.

– Зря отпустил, а вдруг проболтается? – Тилет кивнул в сторону скрывшейся за углом повозки.

– Достаточно крови на сегодня.

– Думаешь? – Тилет криво улыбнулся, и похлопал по револьверу у себя за поясом, – ладно, я пока укроюсь в одном тихом месте и это себе оставлю, не возражаешь?

– Нет.

– Позже сам тебя найду, – в два прыжка Тилет оказался на другой стороне тротуара, быстро дошел до арки в стене старого каменного дома и скрылся в темноте.

Кинт посмотрел ему вслед, приподнял обвисшие поля мокрой шляпы и медленно прокрутился на пятках, осматривая улицу – никого, в окнах домов темно и только косые струи ливня на желтом фоне шаров редких уличных фонарей.

Спустя полчаса Кинт сидел уже в своей комнате в цоколе особняка. На веревке меж балок потока висела промокшая до нитки одежда. Подкинув несколько поленьев в печь, Кинт уселся напротив огня на табурет с пузатой бутылью и дымящей трубкой в руках. Он прислушивался к себе, точнее тем ощущениям, которые должны были появиться после ночной схватки и короткой погони с перестрелкой в темных кварталах Грязного канала, но пустота, внутри была абсолютная пустота, разве что саднил правый бок. Кинт поднял руку и посмотрел на вспоротую кожу на ребрах – пуля прошла по касательной. Пролив рану из бутыли, Кинт даже не вздрогнул, лишь затянулся табачным дымом и выдохнул его к низкому потолку. Он сидел так неподвижно еще час, трубка давно потухла, бутыль опустела наполовину, стало тепло. Вдруг на улице, на фоне звука затихающего дождя, послышался хруст щебенки, под чьими-то тяжелыми шагами, нет, не крались, просто кто-то медленно шел, и скорее всего, желая, чтобы его услышали в цоколе. Кинт протянул руку и, взяв со стола трехствольный дробовик, развернулся на табурете лицом к двери. Тихо, но настойчиво постучали…

– Кто?

– Дерий…

– Что надо?

– Поговорить, меня господин Тома прислал, – тихо пробасили снаружи.

Вздохнув, Кинт подошел к двери, сдвинул засов и, приоткрыв ее, упер стволы дробовика в лоб ночному гостю.

– Я один, Кинт, пусти уже, я весь промок, – не обращая внимания на стволы немалого калибра, Дерий протиснулся в комнату, он был мокрый насквозь, с его одежды текло на деревянный пол.

– Другого времени не нашлось? – Кинт внимательно посмотрел в глаза здоровяку, затем прошел обратно к печи и снова уселся, – дверь закрой, сапоги сними, и плащ, вон на веревку повесь, весь пол залил.

– Это тебе, – Дерий положил на стол пухлый бумажный сверток, – от господина Тома, он в восторге от той работы, которую ты выполнил, теперь, пока будет идти передел в крысиной норе, господин Тома сможет поправить свои дела. Весь город на ушах, а в Грязном канале уже слышна перестрелка.

– С чего ты взял…

– Да ладно, в этом городе никто бы не решился на такое, кроме двух ненормальных, но один сидел в заложниках, а второй пришел за ним.

– Я сделал это не для Тома, а просто вытащил Тилета, на которого всем плевать в этом городе.

– Ага, – гоготнул Дерий и поскреб щетину, – попутно сделав то, что многие мечтали сделать не один год, а заодно и предателя Марка… он ведь мне как брат был, а видишь, как вышло.

– Так не надо было мечтать, надо было сделать и все, – Кинт поднялся, прошел к столу и развернул сверток, – хм, щедро… Кто, кроме господина Тома и тебя может сделать такие выводы, по нашему с Тилетом поводу?

– Да вас и не знает никто толком, и тем более того, на что вы способны. Господин Тома все же просил передать, что он хотел бы видеть тебя среди своих людей.

– Тилета ему недостаточно?

– Ну, – Дерий покосился на бутыль на столе, – два всегда лучше, чем один.

– Выпей и уходи, я устал… и предай господину Тома, что останусь там, где я есть, а по окончанию сезона штормов покину этот терратос.

– Господин Тома предполагал, что, скорее всего, ты так ответишь, и велел передать, что примет тебя всегда, – сказал Дерий, после того, как сделал несколько добрых глотков из бутыли, поставил ее на стол и занюхал крепкий алкоголь рукавом.

Кинт тоже сделал глоток из бутыли и вернул ее Дерию.

– Можешь забрать с собой, иди, я устал…

Терратос Аканов. Конинг

В синих и спокойных водах закрытой бухты Конинга отражались медленно плывущие по небу облака, обрывистые берега, поросшие хвойным лесом и мачты кораблей у пристаней. Этот прекрасный вид открывался с небольшой площадки на набережной рядом с портовой харчевней. Сэт уже закончила с рисунком и вытирала ветошью кисти, продолжая рассматривать бухту и сравнивая то, что она видит, с тем, что вышло на холсте.

– Великолепно, просто великолепно, мадам, – мучаясь одышкой и утирая платком под воротом пот, к Сэт, стоящей у мольберта, подошел председатель городского совета, – мне так приятно, что люди вроде вас и вашего отца живут в Конинге.

– Вам нравится? – Сэт сдержано улыбнулась и присела в поклоне. – Добрый день.

– Мое почтение, – грузный толстяк не без труда наклонился, сняв котелок и поцеловал протянутую руку девушки, – конечно, вы прекрасно рисуете! Уф, как жарко…

Чуть в стороне, в кабине моторного фургона расположился Маар, он пытался читать свежую газету и присматривал за Сэт, мало ли, порт, грузчики… он обещал Григо проломить череп любому, кто обидит его дочь, и ведь нет сомнений, что свое обещание он выполнит. Надо сказать, что за летние месяцы Сэт стала объектом внимания многих в этом северо-восточном городке, особенно среди офицеров пехотного полка, расквартированного здесь. Некоторые из них стали часто заходить в лавку Ллодэ, не столько приобрети патроны или красивую трость, сколько поглазеть на дочь Григо и оказать всякие знаки внимания. Особенно настойчив был комендант гарнизона капитан Токэ Арн. Утром каждого выходного дня он являлся в лавку с цветами и коробочкой сладостей, но безуспешно, нет, из вежливости Сэт могла перекинуться с ним парой фраз о погоде или об известных художниках, но не более.

– Вот, возьмите, – Сэт сняла с мольберта холст и протянула его толстяку.

– О! Премного благодарен, мадам, я сегодня же закажу у вашего отца резной рамный багет и повешу эту замечательную картину в гостиной!

– Всего хорошего, господин председатель, – Сэт улыбнулась и снова присела в поклоне.

Из ниоткуда возник Маар, сложил мольберт и кивнул на моторную повозку:

– Идем, Сэт, заедем на телеграф за Григо и потом к Дукэ – обедать.