Изменить стиль страницы

- М-да... Огонь. И Славку любит. Не знаешь, как и лучше. А и вправду - прям другими парни с гулянки-то вернулись. Вот что значит - мужиками стали!

- Не Вадька, не, тут другое что-то, не пойму пока. Но возмужал враз, да! И оружием обзавелся, видал? Кузнец подарил, бает, одинаковы и ему, и Славену. Я глянул: клинки добрые, враз порезался и тем, и другим. Как нарочно. Вадькин-то клинок вообще чуть палец мне не оттяпал!

Ждан продемонстрировал свежие царапины.

- А вот что я, Данилыч, еще тебе скажу... Надо срочным делом гонца послать в монастырь, за Евпатридом. А покуда он не объявится, чтоб со свадьбой повременить... Да и вообще подразделять бы их. Влюбленных-то. Но как?!

- А вот так, Ждан! Все-таки любят меня боги! Да-а! У нас посольство государево, так?

- Так...

- Мы сподмогу царевичу дать должны?

- Должны...

- Вот! Мы и дадим! Пусть Славен да Вадька с царевичем в посольство едут, ну еще кого из опытных воев отправим! А девица, которая не девица, в общем, Оляна там или Поляна, пусть в палатах живет барыней при всем почете и уважении. К тому времени, как сын с посольства вернется, все уж разрешится, и государю отпишем, и Евпатрид доедет.

Ждан замер с раскрытым ртом.

- Ну и голова у тебя, Данилыч! Ну и голова! Яко у думного боярина! Ни с какой стороны не подкопаешься! Э, кто там еще в палаты ломится?

- Да энто, тута до государева воеводы вой на службу пришел наниматься... - ответила просунувшаяся в дверь лохматая голова.

- Нет, Ждан. Не будет мне сегодня спокою. А ты это, воя-то зови... Как зовут тебя, добрый человек?

- Рогдаем меня знают.

***

***

Спустя две недели. Выселки, лесной дом

На дворе жарко, даже коза забрела в тенёк плетня, да там и улеглась. В доме хорошо, прохладно, пахнет топленым молоком и кашей. Степанида степенно расправила платье, выложила на стол угощение, пирог с малиной. У печки орудовала ухватом воструха, гремела горшками и шмыгала носом.

- Вот ведь... и не первый раз, и не первый год деточку отдаем... А все равно, - воструха утерла нос передником, - жалко!

- Кого жалко-то? Поляну? - Степанида принялась резать пирог и расставлять миски.

- Чего её жалеть, Поляну-то, былась тут намедни, цветет! Все у ней ладно. Муж-то с посольством к басурману уехал, да ты, верно, знаешь, с твоим же вместе и отправились. Мы себя, Степушка, жалеем. Нам без нее скушно. Прикипаем мы сердцем к деткам. Мальчиков-то пораньше отдаем, лет эдак в шесть, младенчиков сразу в добру семью подкидываем, а вот девок малых рОстим, потом замуж...

- А в селе бают, что на самом деле она - потерявшаяся пятнадцать лет назад боярина воеводы Евпатрида Собакина дочка! Что, что ты улыбаешься? Знаешь что об этом?

- Конечно, знаю. Что мы, не знаем, чьих деток рОстим? Мы ж и старались, вон корогуша и языкам разным обучал, и про страны заморские сказывал. Как положено учили, как боярыню - и грамоте, и золотом шить, и хозяйство вести, и кружева разговора плести... - воструха лукаво улыбнулась. - Ладная сноха Иван Данилычу досталась. А вот мы одни опять. Младший, что ты носом водишь? Чуешь что?

Из-за печки вылез заспанный и заплаканный воструха-младший.

- Чую, лешак к нам идет... Да не один, русским духом пахнет!

Воструха-старшая замерла с горшком в руках. Спустя несколько мгновений дверь отворилась, и нате вам: на пороге возник леший, на этот раз в образе низенького добродушного старичка, да не один...

Рядом с ним, в простом сарафанчике, босая да чумазая, прижимая к груди почти насмерть придушенную в объятиях белку, стояла девчушка лет трех. Темноволосая, кудряшки из косичек торчат, слезинки еще на щечках не высохли.

- Вот привел... то Арины-покойницы дочка, - леший со вздохом потер нос. - У родни дальней жила, да, видать, лишний рот...

- Они зы-ые, вина напюся и деуся, - прошепелявила девочка, - а я к маме хочу...

Губки опять задрожали, а глазки слезами наполнились. Белка же, почуяв, что мертвая хватка плена ослабла, рванула из последних сил и вмиг оказалась на потолке за стрехой.

Обитатели выселок подскочили все разом:

- А кто такой хорошенький к нам пришел? Как? Василиса? Власенька, - тут же перевернула на похожее имя девочки воструха, - Власенька красавица, а Власенька кашку с молочком будет?

- А вот у меня смотри что есть - куколка, в сарафанчике! - это воструха-младший быстро смастерил куколку из соломы. - А еще барашка могу... И лошадку с повозкой...

- Ах ты тварь негодная! Ку-у-уда сбежала?! А ну, быстро вернись к Власеньке! Не видишь, ребенок не натешкался! - это леший, белочке. Последняя, вздохнув чуть ли не по-человечески, медленно спустилась и примостилась на плече у девочки.

В неприкрытую дверь задом протиснулся корогуша.

- Ой! Ко-отик! - Власенка расплылась в улыбке.

- О-о-о!!! Я КОРОГУША! Корогуша, не котик! Не...

- А ну, - это домовушка вылезла, - помолчи-ка! Дите не пужай! Не кот! Надо будет - и ослом побудешь. Эка невидаль! Смотри, девочка, это ки-и-иса, а что киса тебе принесла? Давай, давай, расчехляй свою суму, порадуй ребенка-то...

- Щщас расчехлю, куда ж денусь... Эх, надо было свистулек у Кости прихватить... А чего второго-то дитенка не пущаете? Совсем свихнулись?

- Второго? - воструха-старшая, с умилением.

- Какого такого второго? - воструха-младший, с удивлением.

- Дитенка? - это домовушка, поводя длинным носом по сторонам.

- Где?! - Степанида, подскакивая с лавки.

- Как второго?! Не видал я... - леший, пеньком застыв.

Степанида выскочила во двор и быстро вернулась, легонько подталкивая впереди себя парнишку лет шести. Парнишка был предельно серьезен и вооружен внушительным дрыном.

- Ну и кто ж ты будешь, Аника-воин?

- Я не Аника, я Федор.

- А, Федор, значит. А супротив воина ты, значит, не возражаешь?

Федор в ответ сосредоточенно посопел.

- А что ты делал у нашего крыльца, воин Федор?

- Ваську шел спасать.

- Ага... спасать, значит...

- Феенька! Они холосые, яеенька мне велоску поалил...

- Да как ты нашел нас, Федор?

- Вестимо как, по следам, - парнишка по-взрослому пожал худенькими плечиками.

Местные обитатели переглянулись озадаченно, ведь за кромку просто так обычному смертному ходу нету.

- А чьих ты будешь, Федор?

- Я крепостного барина Лисовского, крестьянина Антипа, сын. Васька у нас живет. Её мамка сводной сестрой моему батьке была. А к батьке я больше не пойду. Он Ваську в лес свез...

- Яенька Атип мне велоську овесял. Но я потелялася, а яенька есий велоську поалил, - пояснила Власенька.

Все озадаченно молчали. Нет, что-что, а детей в лесу «теряли», особенно неродных, такое встречалось. Но чтоб почти взрослый парень сам через кромку прошел, да еще следы лешего читал - такого никто не помнил.

Первой пришла в себя воструха.

- А ну, марш все за стол! Дети - рукомойник там. Стеша, с чем там еще у тебя пирожки?

- Сейчас, вот, с зайчатиной да с капустой.

***

Лесной хозяин огладил седую бороду.

- Да... небывалые дела на кромке творятся! Надысь новый богатырь земли русской народился... А сегодня будущий хранитель, видать, пожаловал. Да и то верно, мельник-то стар уже, тоже на покой хочет...

- Что ты говоришь, дедушко? Это ты о Федоре, что ль? - домовушка кивнула в сторону спящих на печке детей.

- А о ком же? Ты видала на своем веку, чтоб человече сам, без приглашения, за кромку ходил?

- Не... не видала...

- А он смелый, ишь, не побоялся, с дрыном пришел... - это воструха-младший.

- И добрый, - поддержала его старшая, - свой кусок сладкого пирога Власеньке отдал...

- А по мне, так наглый, - вставил свой пятачок корогуша. - Слыхали? Велел мне ленты для девчонки принести! Надо припомнить, какие там у Кости ленты оставались...

Трактир Мироныча

- Вот, Мироныч... таки дела. Чудны. Из монастыря старый воевода едет, еще не знает, зачем его позвали. Ругался страшно! Но отцу Михаилу внял и поехал...