Изменить стиль страницы

- Эй! Эй! Стойте, стойте! Мы чуть было не опоздали! Но мы приперлись!

- Мы не приперлись, а приехали, Вадик. Как положено, на тройке... сомов!

- Ты права, моя драгоценная жёнушка Марысечка, как всегда права, звезда моя!

- О! Водяник! Старый ты хрыч! Свою-то свадьбу потихоньку отгулял, а на чужую приперся?

- У нас, водяных обитателей, считается, что счастье любит тишину, потому пышных свадеб мы не гуляем, не принято у нас... Но праздник и мы любим, и кроме подарков молодым - жемчуга там разные да доспехи - привезли мы бочоночек вина старого, что да-а-авненько у нас на дне завалялся. Фролушка, друг сердешный, неси сюда, вот, к скатерке поближе... Да и ты, Варвара Степановна, будь ты здорова, крепкая баба, не прячься, все равно сейчас разгуляются, все на село пойдут, никто и не приметит кто где.

- Я и не тушуюся, твое мокричество. Было б чего тушеваться. Я всегда к лесу да землице с уважением... А вот и от нас молодым подарки: муж мой два меча-побратима сковал, да не просто мечи получились, сам Ярила своим дыханьем их тронул...

- Вы, мужики, кровью их своей напоите, и породнится с вами оружие, - вставил свое слово Фрол.

Славен быстро чиркнул мечом по ладони и окропил кровью клинок. Вмиг впиталась кровь в сталь булатную, и только ярче засверкало оружие.

Рогдай же осмотрел свой подарок:

- Хороший меч, богатырский. Только мне не вместно мечом махать, у меня «миротворец» есть, но знаю я, кому он впору будет. А ну, богатырь земли русской, Вадька! Тебе ж говорю, иди сюда, так, давай руку...

Взмах клинка - и тяжёлые темные капли падают на траву, потом на сталь. Аж зашипела кровь, как закипела, вмиг впитал ее клинок как живительную воду, полыхнул светлым пламенем и обратно стал мечом обычным. Вадька смотрел на это действо завороженно: вот ведь, в одну ночь и сила богатырская прибыла, и мечом-кладенцом обзавелся! Оказывается, обычные кузнецы их куют, мечи волшебные... Иль не совсем обычный кузнец, Фрол-то?

Да, и какого дива еще насмотришься за ночь-то сегодняшнюю.

Дальше опять вмешалась воструха и увела-таки молодых спать-почивать, любиться да плотью объединяться.

А гуляние людей и нелюдей продолжалось. Как-то незаметно к реке перебрались, а потом и вовсе с деревенским хороводом смешались. То ль девки в венках цветочных, то ль навки - не разобрать... Пары через костер прыгают, чтоб союз прочным был, Фрол с Варварой тоже перемахнули, Варвара с визгом, Фрол с гиканьем. Степанида с мужиком здоровым, тем, что Рогдаем назвался, те тихо так, только выдохнули одновременно. Даже старый мельник на гулянье пришёл, стоит в сторонке, на посох опирается, глаза щурит...

ГЛАВА 21.

- Славе-е-ен!!!

На звук отворяемой двери воевода приподнялся в кресле: быстро ж, одначе, обернулся сын. Неужто под дверью подслушивал? Но на пороге явился взору отнюдь не сын родной, а вовсе незнакомый вой в добротной запыленной одежде да с письменной сумою через плечо.

- Будь здрав, воевода Иван Данилович!

- И ты буде здрав... гляжу по одежке, государев человек?

- Истину глаголешь, воевода, государев! Петр Редька!

«Это ж где я так погрешил, что покой мой закончился? То одно, то другое! Как из кадушки лягушки. На скорого вестового не похож - они, вестовые, по-другому одеты бывают... И ведут себя зело борзо, на пороге не мнутся, сразу государеву волю объявляют да бумаги в нос суют. Даже порой на образа не перекрестятся вначале... А этот вон, чинный, шапку снял, перекрестился, стоит меньжуется на пороге. Неужто про кончину Лисовского так быстро весть дошла? Только вчерась было-то... Нет, не может быть...»

- Проходи в горницу, государев человек Петр Редька, банька топится, хочешь - подожди, хочешь - водой из ушата окатись да за стол пожалуй. Ты с делом каким аль с нуждой?

- С превеликим удовольствием баньку, воевода! Только вели слово молвить сначала!

- Хм... Велю! Молви, Петр Редька!

- Мне, боярин воевода Иван Данилович, приказано скакать вперед и упредить тебя, что следом едет сын государев, царевич Иван, едет он малым посольством к басурманину Алаю. Сам-то царевич в трактире местном остался, а меня вперед послал... Посольство не пышное, царевич-то у тебя отобедает, в баньке попарится, кого из воев еще посоветуешь взять, возьмет да дальше тронется...

- Великая честь для нас! - сказал вслух воевода, а про себя подумал: «Вот ведь принесла же нелегкая!»

***

Ложе травой пахнет... А жаркие губы любимой - малиной... Небо уже светлеет, но звездочки еще не погасли... Рассвет, сейчас девки из села венки в реку отпускать будут...

Славен погладил спину жены... Жена - слово-то какое, его же-на.

Полянушка... родная и самая близкая. Вот чувствовал он теперь всем естеством своим близость бескрайнюю, счастье безмерное. И дело не в жаркой ночи любви, точнее не только лишь в ней, а в чем-то другом - в необъяснимом, сильном чувстве, которое объединило его с этой женщиной уже навсегда...

Поляна повернулась, руку на грудь положила. Славен коснулся тонкого запястья:

- Что это? Ритуальный рисунок?

- Что ты, это шрам, с детства. Раньше заметнее был, воструха лечила, лечила, да так и не залечила... Я не помню, как там было, воструха говорит: кипятком обварилась, а потом лечили плохо.

- Красивый. Как цветок! Я думал, специально метка тебе сделана, - Славен улыбнулся.

- Ах-ха-ха, скажешь тоже, метка! Чтобы не потерялась!.. - смех рассыпался серебряным колокольчиком. - Да теперь никуда уж не потеряюсь, сама мать земля нас связала... Смотри, светает уже... Надо собираться...

Поляна встала, ничуть наготы не стесняясь, аж залюбовался ей: до чего ж хороша, волосы шёлковые распущены, изгибы тела чуть прикрывают. Славен не выдержал, снова потянулся к молодой жене, увлекая её на ложе...

Снова как будто сжимается что-то внутри, струною натягивается до дрожи, до одури, все труднее и труднее себя держать... Глухие стоны её, голосом низким, не обычным, откуда-то из глубины души. Привстает на ложе, жадно губы Славена губами ловит, а вот уже не губы - грудь, живот... Славен стан её тонкий обхватывает - приподнять, вот так, тоже до груди дотянуться, вишнями сосков манящей...

Руки, её такие нежные руки, они везде, без стыда и робости гладят, ласкают, дразнят. Нет сил держаться больше, слиться с ней здесь и сейчас! Взять её всю, взамен отдав всего себя... Ноги её сжимают его бедра, тело с его телом сливается в едином движении, в едином порыве и в едином крике...

Чтобы потом обессиленными лежать на спине и смотреть в розовеющее небо. Вот уж утренняя зорька занялась, пора идти, значит, ночь летняя коротка. Самая короткая ночь в году, но самая сладкая.

- Сначала на мельницу зайдем, все ж по пути, а оттуда на лодке до крепости.

- Хорошо придумал, муж мой, - Поляна улыбнулась, не хуже солнышка улыбкой освещая.

Муж! Как звучит хорошо! И вообще, все хорошо!

***

Солнце уж к полудню движется, а у воеводы постель не примята даже.

Иван Данилыч пребывает в растрёпанных чувствах.

Ну нет, это ж надо! И где же все-таки он так провинился? Вот Славен! Вот ведь жук! Поутру здрасте вам: вот моя жена перед богом и людьми! В воскресенье отец Михаил обвенчает. И баста! И отец не указ!

- Да понятно, что дело молодое и кровь кипит, но как быть-то? И еще девица эта, вернее сегодня уже точно не девица, лицо-то у сыночки, как у сытого кота. Так вот, как быть-то? - воевода обращался к верному дядьке как к последней инстанции.

- Ежели она Евпатрида дочь пропавшая, то негоже получится, что твой сын с ней как с девкой дворовой попрелюбодействует. Обвенчаться бы надо... Еще если Евпатрида дочь, то все ладно будет, Евпатрид у государя всегда в чести был, росли оне вместе.

- Ага, а ежели нет?! Ежели Славка с простолюдинкой повенчается? А ведь государь за него племянницу сватать хотел.

- Так он повенчается. Как есть повенчается. И насрать ему, простолюдинка она иль урожденная боярыня. Видал, как сверкал зенками поутру? Мужик! Да, кхе... и я бы на такой женился, и не послушал бы никого. Огонь девка!