Ухват глухо стукнулся о крыльцо и с грохотом покатился по ступенькам.

Акулина присела прямо на землю, обхватив голову руками и тихонько подвывая.

Варвара кинулась в избу, это ж надо! И вправду беда! Сейчас мужики накуролесят, а потом придут вои царские и похватают всех без разбора! Да на каторгу!

- Фрол! Фролушка! Да вставай же ты, соколик! Вставай, черт, я тебе говорю! Что облизываешься, что облизываешься?! Энто тебе не бражка да не медовуха! Энто водой в харю твою пригожую плеснула! Да встава-а-а-й же ты, что ты сидишь, зенки на меня пялишь?! Неча было бражку вчера у речки жрать! Давай, давай, вот порты, вот онучи, охабень накинь да беги до усадьбы! Тама мужики барина на вилы брать собралися! Да не знаю я отчего! Напилися вчерась да и пошли! Счастье, что ты на бережку с Вадиком был! Токмо вои-то не будут разбирать, кто где был! А ты, как самый здоровый, за зачинщика сойдешь! Беги, беги, мой сокол! Останови мужиков-то! Да оглоблю, оглоблю прихвати.

***

К вечеру все утряслось - с помощью воеводы, Фроловой оглобли да святых угодников, потому как отец Михаил, в простой рясе да с иконой, тоже увещевать народ прибежал, не побоялся. А барин-таки представился, видать, судьба у него такая была.

На следующее утро, выгоняя корову, Варвара, с удовольствием смакуя подробности, рассказывала односельчанкам, как все происходило.

- А когда прибег мой Фролушка с мужиками к реке, наш-то, барин-то, пузыри уж пускал, аккурат у мостков, где белье моем, под воду ушел! Тут откуда ни возьмись, урман прискакал, тот, что с кораблями-то в крепости служит. Да вот. Все с себя поскидал, напрям так, без исподнего, в воду и кинулся, ну, видать, тоже ему речной хозяин не посторонний, раз этак не боится. Ну так вот же ж, и давай нырять, урманин-то, только ни хрена он не выловил. Тут мой Фролушка, - Варвара приосанилась, - одежу-то скинул и в реку бултых...

- Что ты плетешь, балаболка! Твой Фрол плавает что топор!

- Сама балаболка! Как бы там ни было, а барина на бережок Фрол вытянул! Правда, уж бездыханного. А воевода-батюшка, дай ему светлая Макошь и Святая Богородица здоровых внуков, сказал, чтоб мужики спокойно по домам шли. Никакого суда чинить не будет, мол, барин умом тронулся и утопился...

***

Удивительный день нынче. Самый длинный, и ночь самая короткая. Сегодня Ивана Купалу, или, по-новому, святого Иоанна Крестителя, чествуют, но это так, в церкви, отец Михаил молебен отслужит, да люди с утра свечки поставят, а вот основное действо к вечеру начнется.

Уже после обеда девушки начали собирать цветы, травы и плести венки. Чучела Марены и Купалы парни делают из соломы, веток, целого деревца. Их украшали цветами, лентами, ягодами и плодами. Марена - это зимнее увядание, умирание природы, а Купала - возрождение и изобилие. Вечером парни и девушки будут водить хороводы вокруг чучел и петь обрядовые песни, прославляя извечный круговорот жизненных сил. Потом чучела утопят в реке, а празднования продолжатся вокруг большого купальского кострища.

В ночь на Ивана Купалу огонь приобретает особую очищающую силу, будет и ритуальный костер, большой и высокий, чтобы полыхал, как солнце. В центре огневища установят высокий столб, на который наденут череп коня либо коровы - «ведьму». Вокруг костра соберутся все от мала до велика, будут водить хороводы, петь да плясать. Когда костер немного прогорит, молодые парни и девушки начнут прыгать через огонь, чтобы очиститься, излечиться от хворей, защититься от дурного глаза и нечисти. Если девушка не сможет перепрыгнуть через огонь - знать, ведьма. Могут водой облить. Хотя Степка-то только так прыгала! А то парень с девушкой, держась за руки, и если в прыжке руки не разъединились, знать, крепкая семья будет. Вода тоже в этот день приобретает особую целебную силу. Купание очистит тело от болезней, а душу от дурных помыслов.

Вся нечисть, ундины, водяные, дриады, покинут водоемы да деревья, соберутся на свои хороводы да праздники. А в других вот местах, наоборот, опасаются купаться именно из-за разгулявшейся в этот день нечистой силы.

Еще непременно нужно походить босиком, умыться и даже поваляться в утренней росе. Это дает юношам силу и здоровье, а девушкам красоту.

То все в ночь, а вот в Иванов день можно попариться в бане с вениками из двенадцати лечебных трав, собранных накануне, в купальскую ночь вся вода, набранная из источников, имеет силу чудодейственную.

ГЛАВА 19.

Дела давно минувших дней

- Слышь-ко, Вадька... Ты тайны хранить умеешь?

- Если ты, Славка, про Поляну, то энто седьмицы четыре как уже не тайна вовсе...

Славен потер нос. Надо же, а он-то думал...

Сидели они на стене крепости, просматривая окрестности через бойницы. В честь праздника большого занятий не было, и Вадим уже прикидывал, как в село на гулянье пойдет. Сын воеводы, напротив, ходил с видом умным и загадочным, все на солнышко посматривал.

- Да не, то есть и о том тоже. Только... никому. Слышишь?

- Как скажешь, Славен! А что такое? Что ты надумал? Повеселимся сегодня?

- Повеселишься, да еще как! Такого веселья ты не видал никогда, да что ты - и твой батька тож не видал!

- Да? А что?..

- Да вот слушай!

Славен, лихорадочно блестя глазами, зашептал товарищу на ухо, помогая себе в красноречии жестами. У Вадьки глаза постепенно выпучивались, как у окуня, и рот так же приоткрывался.

Меж тем солнце повернулось к закату...

Воевода Иван Данилыч сидел у окошка, яко девица щеку подперев. Гулянье сегодня... Вон Славка со своим верным Вадькой на хоровод наладились. Да пусть их - дело-то молодое! Пусть порезвятся, девок пощупают, кровь разгонят.

- Эх, Ждан... Были когда-то и мы рысаками...

Старый дядька, только что вошедший в комнату тише кошки, крякнул в кулак.

- Эх, твое здравие, Данилыч! Ну и слух у тебя! Не только, что вошел, но и кто вошел, различаешь, головы не поворачивая. И чего это ты в старость раньше времени вступать вздумал? Видал я сегодня, как ты лихо подхватился! Воям не угнаться было!

- Так твоя школа, дядька Ждан... А что воям не угнаться, так то конь добрый...

- Хандришь, Данилыч?

- Хандрю, Ждан... Гулянье сегодня, я и Славена с Вадькой отпустил, и воев, что не в карауле...

- А сам-то чего?

- Да какие мне теперь хороводы? Сон да молитва. Да еще этот утопленник Лисовский забот прибавил. Надобно бы в столицу отписать... Это свезло еще, что выловили его. Это Фрол Коваль?

- Он самый. Я, к слову, потому и пришел...

- Он что, натворил чего?

- Да не натворил, да не он... Вот слушай. Помнишь, Данилыч, кто начинал эту крепость строить?

- Как не помнить, воевода Евпатрид Артемич. Будь ему земля пухом...

- А помнишь ли ты, с кем из столицы пришёл Евпатрид? Да, много с кем, но все его вои разошлись, кто куда подался, окромя двоих: Луки Хитрована да Фрола Чумы. Один по немощи остался, второго зазноба приворожила. То есть Лука-обозник да Фрол Коваль...

- Занятно это, помню я Луку, ногу он повредил, болел долго, потом в обоз пристроился... Да только не возьму никак в толк, зачем ты мне про них напоминаешь? Просят чего? Дак почему не дать? Иль много просят? Либо... Ты мне что-то про дела давно минувших дней поведать хочешь?

- В яблочко, Данилыч! Только не я, а сам Лука тебе и поведает! Туточки он...

- Ну, зови тогда уж...

Лука протиснулся бочком, с ноги на ногу переминается, в руках шапку мнет...

- Да ты проходи, Лука, - Ждан подтолкнул обозника к лавке, - садись, не стесняйся. Да поведай батюшке воеводе, что мне давеча поведал...

- Я у покойного Евпатрида, царствие ему небесное, еще мальчонкой служить начал, всю семью его знаю. Знал. Как известно, никого, почитай, не осталося, от семьи-то. В энтот год, когда крепость-то уже застраивать начали, Евпатрид семью сюда привезти сподобился...

- Знаю я, Лука, ту печальную историю, как напали на возок с боярыней лихие люди, пограбили да поубивали... только тому уж лет пятнадцать минуло. Душегубов тех давно поймали да повесили, Евпатрид потерю семьи не пережил, сдал сильно. Постриг принял. Сам-то не любил ту историю поминать, но здесь её почитай каждый знает... А ты-то чего вдруг вспомнил?