Эх, мужчины…

***

В начале августа на тридцать восьмой неделе мы отправились на УЗИ. В начале сентября Алекс должен был уехать на несколько недель на съемки в Шотландию, горные пейзажи которой всегда привлекали создателей фэнтезийных фильмов. И неплохо было бы узнать, когда наша девочка собирается с вещами на выход. Хотя Алекс и обещал, конечно, примчаться из Уэльса в срочном порядке, но это только на день или два, большую часть которых он все равно провел бы в воздухе, пересекая океан.

К этой неделе я ощущала себя выбросившимся на берег китом. Я проводила дни полулежа-полусидя. Ходить удавалось только с поддерживающим живот бандажом. Бедра ныли нещадно. Добавьте к этому изжогу и грудь, выпрыгивающую из лифчика. Те самые бюстгальтеры за несколько тысяч благополучно отправились в шкаф. Пришлось купить два бабушкиных парашюта, чтобы хоть как-то уместить свое подросшее богатство.

В конце срока Алекс называл мою грудь — музейным экспонатом. Смотреть и восторгаться можно, а трогать по-прежнему нельзя.

Мы пытались заниматься сексом недели две назад, но безуспешно. Меньше всего в эти дня я ощущала себя сексуальной кошечкой. А однажды градус возбуждения сильно понизило внезапное появление молозива. Кажется, так тело само решило напомнить о том, что сейчас я, прежде всего, инкубатор, а с мечтами о секс-марафонах лучше повременить.

Да и когда у тебя там болит, там торчит, тут выпирает, а живот вообще живет собственной жизнью, очень странно при этом быть в постели порно-звездой.

Доктор Джонс и теперь не обратила на меня никого внимания. Раньше, когда у меня был меньший срок, она смотрела как бы сквозь меня, сразу на Алекса. А сейчас она глядела только на мой живот. С ним она и разговаривала.

— Сейчас, солнышко, посмотрим, как ты там. Тесно, наверное? Уже перевернулась, хорошо… Больше не вертись, вот так. А здесь у нас что?...

— Когда? — спросила я, отдышавшись на кушетке после подъема с парковки. — Когда она собирается наружу?

— Живот каменеет?

— Иногда.

— Хм… Ну есть способ выманить ее наружу, — ответила доктор. — Нужно заниматься сексом.

Если бы она предложила стать первой роженицей в невесомости, я и то бы быстрее бы согласилась.

Доктор пустилась в пересказ того, как благоприятно весь этот процесс и его последствия влияют на роженицу, а мы с Алексом просто обменивались обалдевшими взглядами.

Парадоксально, что именно теперь, когда получаешь такую отмашку от врача, сексом заниматься хотелось меньше всего. Сейчас-то я и так почти не вылезала из постели. Это занимало почти половину дня только чтобы встать и одеться. Хорошо хоть тепло было. Не представляю, каково это натягивать куртку, сапоги, штаны, шарфы, забеременей я в реалиях российского климата.

— Детка замечательная и все при ней, — продолжала ворковать доктор. — В остальном дело за вами.

— А если мы не будем… пробовать, она ведь не останется там навечно?

— О нет, беременным от нас еще никто не уходил, — успокоила меня Джонс.

До дома мы доехали в тишине. Я рухнула на кровать в гостевой спальне на первом этаже.

Алекс опустился передо мной и молча разул меня, как делал это уже давно. Ради похода к врачу я сменила любимые вьетнамки на мокасины. Даже их я не могла теперь снять самостоятельно.

— Не пойми меня неправильно… — начал со вздохом Алекс.

— Но ты хочешь погуглить другие варианты? — закончила я за него. — Я только за. Единственное, что я помню, это мытье пола. Но знаешь, в таком случае, я лучше выберу секс.

Он устроился рядом со мной и достал телефон. Вариантов оказалось немного и все они больше напоминали бабушки байки. Женское желание поскорее разрешиться было понятно, как и то, что беременным еще действительно никто не оставался. Да и тридцать восьмая неделя, как оказалось, была еще не самым худшим вариантом. Женщина могла смело ходить до сорок второй, если все было в порядке с плацентой, водами и самим младенцем.

Еще месяц ждать. МЕСЯЦ?!

--Ладно, — говорю, — давай тогда попробуем. Только тебе все придется делать самому.

Он поцеловал меня в плечо с тихим вздохом и лег за моей спиной.

— Алекс, ты гладишь мою подушку для беременных.

Я закидывала на нее ногу, когда лежала, но сейчас, похоже, ее надо было убрать. Ладно, надо так надо.

— Тебе удобно? — спросил он, когда я отпихнула от себя подушку.

— Нет. Но это обычное для меня состояние, я уже забыла, что такое удобно за последние три месяца.

Он провел рукой по спине, к бедру. Хотелось развернуться к нему лицом, обвить его ногами, почувствовать его всем телом, а не только животом. А оставалось только лежать на боку, чувствуя, как немеет правая рука, как начинает покалывать в боку — детка снова возмущалась неудобной позой.

Аллё! Удар под дых. Женщина, которая меня носит под сердцем, как бы возмущался младенец, верните подушку на место! Удар по печени.

Алекс гладил бедро, пробираясь к внутренней половине.

— Детка, ты не дышишь, — сказал он. — Это тебе так хорошо или не очень?

— Не очень, — пискнула я. — Можно вернуть подушку?

— Конечно! Только подожди.

Алекс потянулся к трусикам. Приподнять бедра, чтобы облегчить ему задачу, было невозможно. Как и сохранить хоть каплю возбуждения в процессе того, как он вытягивал из-под меня белье. Я расхохоталась, когда на ум пришла сказка о Старике и репке, который тянет-потянет, да вытащить не может.

Только стала думать, как это все перевести и объяснить Алексу, как заметила, что он с озадаченным видом смотрит на мои трусики.

— Они мокрые, — сказал он.

— Просто выделений стало больше, вот и…

— Нет, они полностью мокрые, — Алекс провел рукой по простыне. — Как и кровать под тобой.

— О боже!

Все-таки мы тебя выманили наружу, крошка.

Ура, мы едем в роддом!

Глава 23

Когда я написала маме, что время пришла, она ответила, что постарается добраться до Американской границы как можно скорее. Боже.

И еще она очень просила не забыть мои детские пеленки, которые она привезла с собой из Москвы, чтобы сфоткать внучку так же, как и меня, в первые дни после рождения.

И чтобы я обязательно надела на новорожденную шапочку. А на улице сорок четыре градуса жары, на минуточку.

Пеленки искать пришлось Алексу. Он сильно волновался, так что никаких пеленок не нашел. В таком состоянии он бы не нашел их, даже если бы они лежали прямо перед ним.

При этом каждые пять минут он спрашивал:

— Ты как?

Я не чувствовала ничего. Иногда что-то покалывало, тянуло, ну так с этими ощущениями я жила последние несколько месяцев. Каких-то предвестников родов как не было, так и нет.

Только жутко хотелось спать.

Пока Алекс носился из комнаты в комнату, я клевала носом в спальне. Наконец-то пеленки были найдены, все родственники и доктор Джонс предупреждены.

Алекс втопил так, как будто я уже рожаю. Едва уговорила его не гнать. И даже попросила свернуть за холодным чаем в приглянувшееся кафе, где сладости когда-то брали после покупки тестов.

Никаких ощущений по-прежнему не было. Мама телеграфировала, что они уже выехали. Господи, надеюсь, мне не придется сразу после родов вытаскивать маму из тюрьмы для нелегалов?

В больнице мне сразу предоставили каталку или кресло для инвалидов, куда и усадили, а после выдали бумажную одежду, которая топорщилась и хрустела от каждого движения. Хотя бы белье оставили. В таком виде Алекс меня и покатил на осмотр к Джонс.

— Ой!

Алекс ускорился и спросил спешно:

— Что такое?

— Просто икнула, — отозвалась я.

По-моему, вся эта спешка была лишней. Как-то не верилось, что настали последние мои беременные часы и скоро я перестану напоминать объемами холодильник.

— Как себя чувствуете? — тоже спросила доктор, впорхнув в палату.

— Как обычно, — пожала я плечами.

Она велела лечь, раздвинуть ноги и стала проверять раскрытие. Все это время Алекс стоял рядом. Бумажная одежда шуршала над головой доктора.