— Знаю, все хорошо знаю! — прервала меня Афи. — И у нас был подобный нелепый, возмутительный строй. Несмотря на объяснения величайшего авторитета Тао, я все же не могу понять, почему наши предки в течение тысячелетий терпели на своей шее вампиров! Неужели же они не понимали этого? Ведь угнетенных было подавляющее большинство, и для того, чтобы свергнуть угнетателей, достаточно было только объединиться! Во всяком случае, современное положение на Айю является прекрасной агитацией для этого!

— Я не считаю себя сагитированным, — сказал я. — Я просто просвещен. На Земле есть большая революционная литература, которую я намеревался было сначала читать, но теперь необходимости в этом уже более нет: то, что мы видим здесь, говорит больше книг. Вопрос совершенно ясен, и по возвращении на Землю я решил вступить в английскую коммунистическую партию.

— И прекрасно! Возникновение коммунистических партий, считает Тао, знаменует начало новой эпохи: никакой капиталистический строй, как бы жизнеспособен он внешне ни казался, не в состоянии противостоять им, и, кроме того, он таит в себе причины своего собственного разложения и упадка. Самым характерным доказательством являются войны, без которых кровожадная империалистическая буржуазия не может существовать, хотя и понимает, что в этом — ее гибель и полная смерть.

— У меня есть один… несколько щепетильный вопрос… — замялся профессор.

— У ийо не существует щепетильностей.

— Прекрасно, тогда я спрошу прямо: почему вы совершенно не стесняетесь наготы? Вы побороли ложный стыд или же вам вообще не известно это чувство?..

— Ни то, ни другое: оно существовало и было до революции сильно развито, но, несмотря на это, процветали, однако, баснословный, утонченный разврат, половые болезни и чудовищная проституция. Все это — логические и органические украшения капиталистического строя.

— Я говорил вам! — воскликнул профессор, обернувшись в мою сторону.

— То же самое происходит и на Юйви и умрет только вместе со старым строем. Наиболее лицемерная часть буржуазных предков ийо организовывала благотворительные общества борьбы с проституцией, которая лишь увеличивалась от этого. Как показал исторический опыт, никакие средства не в состоянии искоренить ее, пока существуют деньги, богатство и голод. Наше же «бесстыдство» имеет чисто историческое происхождение. Вы уже видели в музее, какой жалкий вид имело несчастное, нищее ийо после войны и революции: города были разрушены, и здания превратились в развалины, так что только в немногих из них можно было жить, да и то с риском для жизни — они ежеминутно грозили обвалом. Толпы оборванных ийо ютились среди груд камней, на полях и в лесах, а кругом валялись бесконечные трупы и кости и безгранично царили горе и стон. Вы понимаете, что сентиментальности, жеманству и щепетильности в этой обстановке не было места. К тому же прибавьте еще окончательно обветшавшую вскоре одежду, которая превратилась в лохмотья и едва прикрывала тело. А позднее уже и совершенно не во что было одеваться… Несчастье. Нужда и отчаянная борьба за существование связали и породнили всех. Не до глупостей и ложного стыда тут было, когда болезни и лишения косили по порядку детей и уносили в могилу половину взрослых. Так началось наше «бесстыдство», вошедшее вскоре в обычай. Родившееся и выросшее в нищенских условиях новое поколение уже совершенно лишено было чувства этой стыдливости; а процесс развития коммунистического общества создал новую мораль: постыдно не нагое тело, но антиобщественные поступки и кража чужого _ труда. Вот и все. Мне даже странно теперь, что это могло было быть когда-то иначе.

— Приветствую! — сказал профессор. — Хотя и непривычно для нас, но все же я принципиально вполне согласен с этим. Теперь скажите, как обстоял и обстоит у вас при данном строе вопрос различия языков.

— Очень просто, потому, что языком, как вы заметили, мы мало пользуемся, но все же до войны существовали сотни наречий. После революции начался период их смешения, который продолжается и до сих пор. Можно сказать, что в настоящее время на Айю почти что один общий язык, представляющий собой в большей или меньшей степени комбинацию и жаргон всех прежних.

— Нечто в роде английского, — заметил профессор, — который является смесью немецкого, французского, фламандского, кельтского и других.

— Таким образом, — продолжала Афи, — еще через несколько сот лет остатки различий, несомненно, сгладятся, и язык ийо станет абсолютно единым. Процесс этот протекает радикально под влиянием смешанных браков и средств транспорта и идет параллельно со смешением рас.

— Как вы полагаете, — обратился я к профессору, — является ли также и на Земле ужасная всеразрушающая война необходимой предпосылкой всеобщей революции, как это было на Айю?

— Нет, я думаю, что возможны и другие пути. То, что произошло на Айю, следует принять, как исторический факт, но не делать из этого обобщающего исторического закона.

— Как вы себе практически мыслите это?

— Например, чересчур агрессивная политика буржуазии по отношению к пролетариату или экономический кризис, который рано или поздно, но непременно настанет. Это — комета капиталистической системы, которая, как ее верный спутник, периодически возвращается к ней. Коммунистические партии на земном шаре стихийно растут, и Коминтерн крепнет. Поэтому я считаю, что при первом же достаточно сильном щелчке по больному капиталистическому организму припадок может окончиться роковой апоплексией: вспыхнет революция. Это произойдет еще не теперь, но в том, что это произойдет вообще и притом в ближайшие десятилетия, я совершенно уверен. Таким образом, революция может миновать войну.

— Вполне возможно, — согласилась Афи с мнением профессора. — Кроме того, народы Земли могут использовать опыт ийо и не допустить нелепую, кровавую бойню и истребление трудящимися самих себя.

22. Дворцы воспитания

На следующее утро я встал рано, чтобы систематизировать полученную вчера массу сведений: я вел по поручению профессора «дневник экспедиции», усердно и тщательно записывая, все то, что мы видели и слышали за день. Сам же профессор взял на себя научную часть, и я был уверен, что по возвращении на Землю он выпустит ряд ценных ученых трудов. Кроме того, мы регулярно вели земной календарь, принимая каждые отсчитанные по хронометру 24 часа за сутки.

Едва мы закончили свою работу, как явилась Афи с молодежью.

— А, земные джентльмены, — сказала она, по обыкновению, смеясь, — не угодно ли [так в журнале — нет продолжения фразы].

— С удовольствием!

Мы тотчас же сели в яхту, и минут через пять опустились в лесу около нескольких круглых зданий. Живописно расположенные на поляне, они утопали в цветах и богатой тропической зелени. А кругом — кругом вся местность, лес и кусты кишели сотнями весело щебетавших ребятишек, перекликавшихся между собой мелодичными звуками языка сатурнитов. На них были только блестящие туфли. Я крикнул им: и-и! — и они тотчас же сбежались, со всех сторон окружили нас и стройным хором пропели — у-ва-у! Профессор взял самого маленького на руки и посадил его на дерево. Малютка сорвал несколько крупных ягод и бросил нам в руки.

Мы вошли в помещение. Первое, что нас поразило, была гигиеническая сторона дела. Назвать это просто «чистой» было бы недостаточно. Здесь не могло быть даже и пыли. Лес, максимальная вентиляция прозрачных, залитых светом помещений, отсутствие орнаментов, — карнизов, углов, постельного и нательного белья и тому подобных материй, а также отсутствие в этой местности проезжих дорог уничтожили возможность какого бы то ни было загрязнения.

Сначала мы попали в огромный муравейник маленьких и грудных детей. Одни сидели на руках у многочисленных воспитательниц, другие шевелились на постельках, а третьи кучами ползали по полу. Пол, постели и ряд других приспособлений не походили на наши земные, представляя собой совершенство удобства, практичности и безопасности. Отрадно и забавно было наблюдать эту картину с балкона, на который нас привели. Тут же находилась зелень и небольшие огороженные бассейны с теплой проточной «всеочищающей» водой, где детей дважды в день купали.